— Если разобраться, то мы все под ударом, — сказал я. — Кроме того, у меня какое-то странное чувство…

— Легкая влюбленность, не? — уточнил Петруха. — Раньше с тобой такого не случалось?

— Не в этом дело, — сказал я. — Возможно, это все не просто так.

— Ну да, зачастую легкая влюбленность перерастает во что-то большее, но…

— Да погоди ты, — сказал я. — Если принять за гипотезу, что мироздание перебросило меня сюда не просто так, может быть, это как раз из-за нее.

— Да с чего бы? — спросил Петруха. — Кто она, при всем моем уважении и восхищении? Обычная училка французского, в исторических масштабах ее личность, как бы я ее ни уважал и ни восхищался, не значит ровным счетом ничего.

— Тогда почему судьба нас постоянно сводит?

— Может быть, потому что ты думаешь не тем местом, которым должен, Чапай, — сказал он. — Я не верю в судьбу.

— Я, в общем-то, тоже, — сказал я. — Но я верю своим инстинктам.

— А, ну понятно, — сказал Петруха. — Спермотоксикоз и его воздействие на некрепкую подростковую психику.

— А в глаз? — поинтересовался я.

— Они могут использовать ее против тебя, — снова завел он свою шарманку. — Ты, сейчас, считай на вражеской территории, а на вражеской территории любая привязанность — это слабость.

— Наверное, ты прав, — сказал я.

— Но ты все равно сделаешь по-своему?

Я пожал плечами. Все уже сделано, что тут говорить. Ирина засветилась перед потомками по полной программе, и даже если я ее сейчас демонстративно брошу, они все равно могут попытаться разыграть ее карту. И хотя я и находился в эпицентре событий, мне почему-то казалось, что рядом со мной ей будет безопаснее, чем где-то пусть даже очень далеко отсюда.

Возможно, это таки спермотоксикоз.

— Ладно, черт с вами обоими, — сказал Петруха. — Убьют, договорюсь, чтобы похоронили на соседних участках и буду носить цветы на могилки.

— Угу, — сказал я, вспомнив, что в основной линии времени Петруха и сам к этому моменту должен был быть мертв. — Кто там следующий соискатель?

— Ты только не смейся, Чапай, но это цыганка, — сказал Петруха.

— Тут не смеяться, тут рыдать хочется, — сказал я. — Ну, я понимаю, гипноз, это еще более-менее научно, пусть даже менее, но все-таки еще куда ни шло… Но цыганка? Ты же бывший кэгэбэшник, Петруха, ты высшее образование получал и на офицерских курсах учился. Откуда такое мракобесие вообще?

— Отчаянные времена требуют отчаянных мер, — сказал он. — И потом, это не просто так цыганка, я ее не на Площади Трех Вокзалов нашел. У нее, между прочим, видные политические деятели консультируются. И даже генералы МВД ее советами не брезгуют. Некоторые.

— Что, в целом, ставит некоторые вопросы, — сказал я. — Относительно среднего интеллектуального уровня в упомянутых тобой сферах. Но зато неплохо объясняет, какого черта в стране дальше все пошло не так.

— У тебя есть идеи получше? — спросил он. — Или хотя бы вообще какие-то идеи?

— Ты ей ручку-то уже позолотил?

— Давай без вот этого, — попросил Петруха. — Мне так-то эта хрень тоже нелегко дается, знаешь ли.

Мы вернулись в кабинет, и Петруха позвал цыганку.

Ну, что я могу сказать? Обычная такая цыганка средних лет. У нее была цветастая юбка и черные косы, в которые были вплетены какие-то украшения, из-под приталенного мужского пиджака выглядывала белая блузка с вырезом… В общем, даже если Петруха и не нашел ее на Площади Трех Вокзалов, она бы легко сошла там за свою.

— Это Алла, — сказал Петруха, а потом ткнул рукой в мою сторону. — А это вот тот объект, с которым предстоит работать.

— Вижу, — сказала она.

— И должен сразу предупредить, что я не верю в… то, чем вы там занимаетесь, — сказал я. — Как бы оно там ни называлось.

— Вижу, что не веришь, — сказала она.

— Это может как-то помешать? — спросил Петруха. — Потому что предыдущий специалист…

— Видела я твоего предыдущего специалиста, — сказала Алла. — Нет у него ни сил, ни знаний, ни талантов. Обычный очковтиратель.

— А вы, значит, не такая? — уточнил я.

— Талант у нас передается по наследству, а искусству меня моя бабка научила.

— Ну, с тем, что это на самом деле искусство, я даже спорить не буду, — сказал я и протянул ей руку ладонью вверх. — Что скажете? Ждет ли меня дальняя дорога и казенный дом?

— Не веришь, — сказала она, не взглянув на предложенную ладонь даже мельком.

— Не верю, — согласился я. На лице Ирины тоже было скептическое выражение, а Петруха вобще смотрел в сторону, будто бы его происходящее вообще никак не касалось. Трудно, наверное, работать в такой атмосфере.

— Многие не верят, пока жизнь не преподает им урок, — сказала Алла. — Убери свою руку, она мне без надобности. Что вы знать-то хотите?

— Что было, что будет, чем сердце успокоится, — сказал я. — В таком вот разрезе.

— Все, что вы можете сказать, — вмешался Петруха. — Особенно нас интересует… ну, если вы увидите что-нибудь необычное.

Алла подошла ко мне поближе, на расстояние шага, и задрала голову, глядя мне прямо в лицо.

— В глаза мне посмотри, — сказала она.

— Угу.

Я посмотрел. Обычные глаза, темно-карие, почти даже черные. Но никаких бескрайних озер, в которых можно утонуть, никаких искорок, никакой вселенской мудрости, вполне обычные человеческие глаза. И даже душа цыганки Аллы, глубокая и загадочная, отражением которой эти глаза должны были служить, мне не открылась.

Такой вот я невосприимчивый человек…

В общем, я ничего не увидел, не вспомнил, не осознал, не получил ни озарения, ни хотя бы просветления, но хотя бы не заснул, и это уже можно было считать небольшим достижением.

Зато она что-то во мне разглядела. Потому что в какой-то миг она отпрянула от меня, разрывая зрительный контакт с выражением неподдельного ужаса на внезапно посеревшем лице и принялась то ли ругаться, то ли молиться, а то ли какие-то защитные чары творить, а может быть, и все это вместе сразу.

Поскольку я цыганским не владею, то так и не понял, что именно она тогда говорила.

— Вы в порядке, Алла? — спросил я. Скорее всего, ей просто что-то почудилось, у увлекающихся творческих натур такое бывает.

— Простите, — прошептала она. — Я не знала. Простите. Простите.

— Что вы увидели? — спросил я, но она уже повернулась к Петрухе и выстрелила в него целой очередью своей весьма эмоциональной тарабарщины.

Петруха развел руками.

— Я не понимаю, — сказал он.

— … и деньги свои забери, — выпалила она, мгновенно переходя на русский. Ее руки метнулись под пиджак, выхватили оттуда конверт, чуть более плотный, чем до этого получил Арнольд и бросили его Петрухе под ноги. — Нельзя за такое деньги брать.

— Э… — сказал Петруха.

В следующий момент Алла ломанулась к двери, распахнула ее одним рывком и выбежала в приемную, натолкнувшись на грудь одного из Петрухиных охранников.

— Шеф?

— Веди ее назад, — устало сказал Петруха. — Мы не договорили.

Глава 49

Охранник аккуратно, но твердо препроводил Аллу обратно в кабинет и вышел за дверь, плотно ее за собой закрыв. Не удивлюсь, если он с той стороны еще и спиной к ней привалился на случай, если гадалка вдруг захочет повторить.

— Ну и что это за перфоманс? — осведомился Петруха. — Откровенно говоря, когда мы заключали сделку, и я платил вам деньги, я надеялся на более профессиональный подход. Как там Чапай говорил? Что было, что будет, на чем сердце успокоится. А мое сердце, например, после этого представления вообще не успокоилось, даже близко. А как у тебя дела с сердцем обстоят, Чапай?

— На последней медкомиссии сказали, годен.

— С тобой все ясно. Ирина?

— Я заинтригована, — сказала она. — И хотелось бы ясности.

Цыганка медленно обвела нас взглядом исподлобья. Вероятно, по ее мнению, это должно было выглядеть угрожающе, но выглядело затравленно. Петруха наклонился, подобрал брошенный Аллой конверт, заглянул внутрь, убеждаясь, что деньги все еще там и это не какой-нибудь трюк. Судя по выражению его лица, деньги были на месте.