– О, Дэллас… – воскликнула она и неуверенно шагнула к нему. – Я ненавижу все, что привело к этому. Если бы я могла что-либо изменить!.. Я привезу Дункана, надеюсь, в Шотландии когда-нибудь наступит мир и кончится вражда между двумя нашими родами. Будем только мы – ты и я. Не будет войны. Не будет страдания, боли, гнева.

– Не будет? – он пристально посмотрел на нее. – Хотелось бы, чтобы так было. Однако бесполезно мечтать о том, чего нет. Нам осталась только одна ночь. А на следующий день твоей судьбой будет распоряжаться твой брат.

Пока он следил за смятением на ее лице, шум, царивший в лагере, то нарастал, то убывал. Изабель глубоко вздохнула и протянула ему руку:

– Если в моем распоряжении только эта ночь, то я уже мечтаю о ней и буду надеяться, что она не последняя.

Он взял ее за руку, глянул на Дункана, который, как зачарованный, смотрел на щенков.

– А с кем оставить ребенка?

– Няня присмотрит за ним в моей палатке, – ответила она, заглянув ему прямо в глаза. – Могу я остаться сегодня у тебя?

Его рука еще крепче сжала ее пальцы, он с трудом проглотил комок, подкативший к горлу.

– Да.

Ночные тени разгоняла только одна лампа, дарившая скудный свет. Привычные лагерные шумы стали глуше, время, казалось, замедлило свой бег. В дубах, возвышавшихся над палаткой, пели птицы.

Дэллас медленно провел рукой по бархатистой бледной коже Изабель. И вновь у него привычно засосало в животе, кровь устремилась к бедрам. Он угрюмо подумал, что, если ее не будет рядом, не истечет ли он кровью. Он вздохнул – ее волосы от его дыхания мягко взметнулись. Изабель едва слышно застонала, повернулась, обхватила его шею руками.

Их первое страстное объятие было таким же стремительным и сильным, будто последнее. Но он уже вновь обнимал ее, готовый слиться с ее телом. Как странно – он никогда не мог насытиться ею и никогда не сможет…

Дэллас?

Он щекотал губами волосы на ее виске. Голос казался далеким, словно пришедшим из вечности.

– Да, родная?

Его рот коснулся завитка за ухом, он чувствовал, как учащается ее пульс. Он закрыл глаза. Ее губы коснулись его шеи.

– Я люблю тебя.

Эти три слова, которые она прошептала, пронзили его, словно острый меч. У него путались мысли – разлука кажется болезненной, непереносимой. Если он больше никогда ее не увидит…

– Изабель… – в голосе его звучало отчаяние. Когда он открыл глаза, она улыбалась ему со слезами на глазах.

– Я понимаю. Трудно отказаться от тех, кого любишь, особенно, если знаешь, что они не могут сами защитить себя, не так ли?

Он кивнул, затем взял ее руку и медленно поцеловал каждый палец.

– Дэллас, ты знаешь, что я сильнее, чем кажусь. Знай, что я люблю тебя, и буду любить всегда.

Его рука сжала ее локоть так сильно, что он сам понял, как ей должно быть больно.

– Если я понадоблюсь тебе, – сказал он, – то единственное, что ты должна будешь сделать, это – послать записку.

В ее темных глазах отразился неровный свет лампы.

– Как бы ни сложились обстоятельства, мой возлюбленный, лорд Ская, я вернусь к тебе.

Тени сгустились. Дэллас застонал, вновь овладев ею. Кожа, нежная, словно лепестки роз, заставила его забыть обо всем. Медленно, страстно он вновь стал ее частью. Она вздрогнула, когда он уткнулся лицом в копну ее смоляных волос, разметавшихся по подушке. Чарующий аромат дразнил его ноздри – волосы Изабель пахли ветром и летним солнцем, острым привкусом плотской любви. Пальцы Изабель заскользили по его спине, а ноги обхватили его талию.

Он почувствовал, что весь мир покачнулся перед его глазами. Он подался назад, упираясь руками в простыню по обе стороны от ее головы, глядя ей прямо в глаза.

Слабый, таинственный свет окрасил ее лицо, блестевшее в отсветах масляной лампы. Ее губы были полуоткрыты глаза зажмурены от страсти. Дэллас отвернулся и, закрыв глаза, начал медленно двигаться, что вызвало стоны наслаждения. Его рука тронула завитки ее волос внизу живота. Большой палец Дэлласа кружил в едином ритме с каждым движением всего тела, заставляя ее сладострастно выгибаться под его натиском.

Когда она прижалась к нему, почти теряя сознание, выкрикивая его имя, он позволил себе выплеск семенной влаги. Казалось, штормовые волны окатили его, когда он резко вошел в нее, впадая в радостное беспамятство. В этот миг между светом и тьмой он забыл о том, что они должны расстаться во имя ее безопасности.

А затем он услышал ее голос, приглушенный сдавленным рыданием:

– Пусть никогда не наступает утро!

Лязгнув, упали цепи на воротах, копыта лошадей глухо застучали по деревянному настилу моста. Изабель прижимала Дункана к груди. Может быть, возвращение домой смягчит боль в сердце? Как все здесь знакомо: изъеденные временем каменные стены Дунстаффнаге, элегантный шпиль башни, вьющаяся по стене виноградная лоза.

Она ДОМА.

Изабель подняла голову, обнимая Дункана, который с интересом смотрел в окно.

– Видишь? Все это однажды станет твоим. По воле божьей.

Когда маленькая кавалькада въехала во внутренний двор, она вышла из кареты и передала ребенка няне. Первую встречу с родственниками она должна выдержать одна, чтобы ничто не отвлекало. Не обращая внимания на любопытные взгляды собравшихся, она гордо вздернула подбородок, уловив краем глаза неприязненные взгляды. Что ж, она этого ожидала…

Преодолев первые пролеты лестницы, ведущей в приемную, Изабель уже с трудом сдерживала волнение. Поймет ли Иан, почему она так долго не возвращала ему сына? Поймет ли он то, что она сама толком не смогла понять? Двери распахнулись, чтобы пропустить ее в зал.

В огромном зале с высоким потолком остро пахло дымом, и видны были следы недавнего пиршества. Соколы, привязанные к поперечным деревянным балкам, кричали что-то на своем языке. В воздухе медленно кружилось перо. Когда оно опустилось в далеком конце зала, с одной из скамей встал Иан Макдугалл и подошел к Изабель.

За ее спиной раздался шепот, издалека доносился стук конских копыт. Иан спокойно перешагивал через тростник, рассыпанный на полу, только каблуки его стучали по каменному полу, да раздавался тихий хруст, когда он наступал на листья. На нем были кольчуга и плащ, капюшон был откинут, обнажая голову. Темные волосы в свете горящего тростника и колеблющихся свечей отливали серебром.

Только в тот момент, когда он остановился прямо перед нею и протянул к ней руки, она заметила, что нервно теребит розовые бусы, безостановочно перебирая драгоценные камни на шее. Она отпустила бусы и протянула ему дрожащие руки, пытаясь улыбнуться.

– Добро пожаловать домой, Изабель!

Его низкий голос эхом отдался от стен. Казалось, все собравшиеся в зале в единый миг вздохнули. Иан наклонился и поцеловал ее в щеку. Затем он на мгновение отстранился, осматривая ее лицо, взял ее за локоть и повел к креслам, находящимся на возвышении в конце зала.

Хотя им надо было преодолеть крайне небольшое расстояние, Изабель почувствовала, что у нее дрожат колени, и что она готова осесть бессловесной куклой на полу на всеобщее обозрение. Иан ободряюще сжал ее руку.

– Вина для леди Изабель!

Они сели на деревянные кресла, сиденья которых были набиты перьями.

– Я убежден, ей надо с дороги подкрепиться.

Привычный ритуал удивительно успокаивал, и Изабель почувствовала себя лучше. Те, кто наблюдал за их встречей, конечно, удовлетворены… Или разочарованы? Не было никаких ссор, столкновения. Некоторые любопытствующие поспешили удалиться и вернулись к своим привычным делам.

– А где отец? – спросила Изабель. – Он здоров?

– Обычно он неважно себя чувствует, но сейчас ему несколько лучше. Вы увидитесь вечером за ужином.

Темные глаза Иана в ожидании смотрели на сестру.

– Ты, должно быть, хочешь увидеть своего сына.

Она заметила, как вспыхнули его глаза.

– Да, хочу.