– Зависит от того, сможет ли Седов закрыть его и удержаться, или нет.

– В этом все дело? – отвлеченно уточнил Артем.

– А в чем же? – Роман даже не допускал, что этот вопрос задается всерьез. – У тебя два варианта. Ты можешь ничего не дать Седову и убедить Романова в своей будущей пользе. Или дать Седову основания для ареста и молиться о том, чтобы готовность народа идти за Романовым оказалась преувеличенной. А иначе то, что в тебе нравится Седову – ты не связан ни с какими кланами, – станет твоей слабостью: тобой легко пожертвовать.

– Офицером ФСБ жертвовать не будут.

– Публично – нет. К тому же Седов не наш человек, он военный. И может, чтобы выжить, нанести через тебя удар по Мрачному рыбаку, досрочно отправить того в отставку и протолкнуть своего человека. Выше этажом свои игры, но мы для них подпорки.

– А Рыбак тут при чем?

– Он – директор. Твой косяк – его косяк. Знаешь, шутку? «Товарищ лейтенант, зачем вы ссыте на Красной площади?» – «Генерала увольняю».

– Можно же просто ждать победы Седова.

– Тогда получается, что ты ему ничем не помог. Поверь мне, на этом твоя карьера застрянет. К тому же, судя по последним опросам, с этим планом ты можешь остаться в дураках дважды: и Седова заклинишь, и Романова не смажешь.

– Сколько между ними?

– Кое-где говорят, всего два процента. Мне прямо самому волнительно! Настоящие выборы! – Роман подмигнул коллеге, как участнику заговора.

Артем склонился над столом, приблизившись к полужабьей физиономии Романа, с которой смотрели все продумавшие человечьи глаза. Взгляд Артема был прозрачным, и каждый мог брать из него то, что считал своим.

– Что бы ты сделал?

– Сказал бы Седову, что мы собрали хороший материал.

– У нас бесполезный материал.

– Говоришь, как прокурор. У нас задача не обвинить, а найти вину. Капиш? Седов не разбирается в тонкостях, он прислушается к тебе. Может, необходимость бросаться грязью и не возникнет. Но в его глазах ты будешь человеком, который в нужный момент поднес снаряды.

– А если возникнет? Что если победа начнет ускользать?

Роман выжидающе смотрел на Артема. И тот понял, что гарантировать победу придется ему.

– Будь Романов и правда «кипарисовым» Эскобаром, каким, похоже, старик его воображает, – одно дело. Но в нашей ситуации именно тебе придется вложить в ладонь Седова этот ком дерьма и сжать ему пальцы. Это не его метод, понимаешь? Придется помочь ему запачкать мундир.

Нет, и этого Артем до сих пор не понимал. Не подав вида, он внес мысленную правку.

– Что дальше?

– Романов пойдет ко дну.

– С такими обвинениями он всплывет.

– А это уже не важно. Пусть всплывает через пару лет. Даже если доказать удастся самые хилые статьи, измазанная говном морда Романова будет хороша и в глазах Седова, и в глазах общества. Выборы давно прошли. Союзники и репутация рассеяны. Может дальше заниматься стройкой в Заполярье.

Этот план обеспечивал Седову высокое место, а Артему – высокое место подле. Что же его не устраивало? Всю жизнь он шел этим путем, не жалея плоти и дыхания. Видимо, теперь Артем видел, куда приведет эта дорога. Впрочем, как и любая другая.

– Уверен, кому-то в конторе поручили проверить и другого кандидата.

Роман принял плутовской вид, давая знать, что ответ утвердительный.

– Седов перед нами чист, как монастырская простыня. Такого только пристрелить из жалости. А что, ты хочешь выбрать того, на ком меньше грешков?

– Я, Рома, пока только учусь судить.

Улыбка Артема резала, как осколок. Вовлеченности в нем было не больше, чем в хрустальном черепе. И тогда Роман осознал, что вся их работа, грядущий триумф, сулимые блага – все это ничто для сидящего перед ним человека. Артем испытывал от своей роли не больше удовлетворения, чем от выбора рубашки для офиса. Половина мира подчинится его решению! Но его самого в этом мире нет.

Роман выматерился. В очень редкие моменты Артем слышал от него ругательства. Роман считал их излишеством для своего вульгарного стиля.

– Тём, чего ты хочешь? Ты вообще ценишь, что тебе судьба подсунула? Тебе государство оказало до-ве-рие.

– Мне Седов оказал доверие.

– А кто, по-твоему, Седов? – рассуждал Роман, став расхаживать перед столом: то ли обезьяна перед человеком, то ли человек перед аквариумом. – Он и есть государство. Он – а не наша любимая ширмассами мумия в Кремле. И не этот питерский кооперативщик. Или, думаешь, народ – государство? Половине этого народа я бы сельским сортиром руководить не доверил. Я тебе, как заряженный крупье, такие шикарные карты раскладываю! А зачем, если ты даже не делаешь ставки?

– Что значит «зачем»? Заряженный крупье сдает карты, чтобы разделить банк, разве нет?

– Ты мне обязан.

– Почему я тебе обязан? – недоумевал Артем. – Ты у меня в оперативном подчинении. Ты выполняешь свою работу. Как ее реализовать – мое дело. Оценивать твои результаты выбрали меня, и не просто так. А я тебя выбрал давать эти результаты, и тоже не просто так. Мы с тобой находимся каждый на своем месте.

Артем звучал миролюбиво и, более того, сам бы отметил в сказанном, скорее, похвалу. Но другие воспринимали его иначе. Бытовало мнение, что он не прощает оплошностей. Скрупулезно учитывает их и присовокупляет к прежним огрехам, как на счетах. Подчиненные страшились этой бухгалтерии пуще яростных разносов иных начальников.

Роман, конечно, не был напуган. Он был оскорблен до бешенства.

– Ты… Ты… – Взгляд Артема оставался кристально прозрачным. – А, да как с тобой поссориться, ты же и этого не умеешь! Невозможно же, отучившись на юрфаке, иметь настолько невинные глаза! Выбрал он меня! Конечно, выбрал: я тут один человек среди неандертальцев! Просто, когда доберешься до вершин, не забудь, что внизу повис перспективный парень.

– Я не забуду, – кивнул Артем, начав о чем-то догадываться. – Я повышу тебя, если ты продолжишь хорошо работать.

– Ну и славно. – Роман усмехнулся, как человек, разгадавший проигранную партию, и весело спросил: – Какие-то распоряжения?

– Нет. Ты знаешь нашу задачу.

– О да! И ты знаешь. Только уж очень точно. Точность правосудию часто вредит. Ты…

– Я должен посадить Романова, – сократил Артем реплику собеседника, усомнившегося было в его проницательности. – Я в курсе. Просто доказательств не хватает.

– Ну… да. Как всегда, ты прав. Даже подлецы стесняются тебе возразить. Зато всегда могут приказать. Я пойду?

– Иди. – Артем обрадовался, что малопонятный разговор завершается. Расстояние между ними натягивалось, как веревка, что-то тянущая из него. – Я твой друг, Ром!

Фраза прозвучала одеревенело, неумело. Беспомощное проявление симпатии тронуло Романа своей убогостью.

– Ты осознаешь, что пропадешь там? Ты кажешься загадкой, а никакой загадки нет. Ничего. Пустота. Ты поднимешься туда один. И все увидят, что сам за себя ты отвечать не способен.

Он вышел. Артем сидел какое-то время в смятении и размышлял, показалось ему или нет, что Роман обиделся. Он так плохо разбирался в эмоциях людей! И чем ближе они были, тем хуже Артем их различал: некая эмпатическая дальнозоркость. Но именно это ему помогало в карьере: умные начальники ценили, что он не виляет перед ними в зависимости от того, раздражен руководитель или ласков. Он всегда был абсолютно понятен и эффективен. В иные времена это помешало бы Артему идти выше: никто не назначает руководителем идеального исполнителя. Но теперь равноудаленность от кланов сделала его востребованным. Артем был нулевым меридианом, от которого можно выстроить любой маршрут.

Хотя запланированные дела была окончены, Артем ощущал некую незавершенность. Он вроде бы случайно нащупал монету и, не называя ставку, подбросил. Накрыл ее ладонью. Молчаливая борьба с собой проходила за это простое движение: отнять руку. Дрожа, Артем сгреб монету и убрал ее, так и не посмотрев, что ему выпало.

Пропитанный синтетикой зомби периодически вскидывал голову и, таращась куда-то в угол, причитал на неизвестном языке. Гоша вслед за ним всякий раз пытался что-нибудь там увидеть. Теперь, когда он встречал таких людей, в его взгляде не было высокомерия. В нем стало больше насмешливости – что могло быть полезно, но и больше безразличия – что было опасно. Дистанцироваться в их профессии бывает нужно, но, когда пропасть становится слишком велика, мост к другому человеку уже не перекинуть.