У дверей подъезда меня встретила соседка с первого этажа – тетя Зоя. У ее ног привычно кружили дворовые кошки.
– О, привет, сосед! Маму навестить? – спросила она. И, не дожидаясь ответа, продолжила: – Ну молодец! А то я думаю, давно не был. Все высматриваю тебя, а ты все не приходишь. А ну-ка по очереди, Дымок, ты куда лезешь, – обратилась она вдруг к кошкам, которые пили свежую воду.
– И вам здрасьте! – ответил я.
– Как дела? Бороду, смотрю, отрастил… Ну ничего… – заявила она. – Это самое, а мама дома. Иди скорее.
– Я знаю, – ответил я и зашел в подъезд.
Вытянутые линии лестничных пролетов вели меня привычной дорогой на самый верх. Я поднялся на пятый этаж и свернул за угол, к своей двери. Под ногами послышалось легкое позвякивание, сжав мое сердце в сантиментах. Долгие годы несколько плиток просто лежали на полу не приклеенные, и, когда на них наступали, они легонько дребезжали. В полной тишине из кухни родительской квартиры можно было услышать, что кто-то идет, еще до того, как раздастся дверной звонок.
– Я блины только испекла. Садись за стол. Если добавить творожного сыра и клубники, то будет смесь русской и французской кухонь, – заявила мама с порога. – А еще у меня абрикосовое варенье.
– Мое любимое, – ответил я.
Мы обнялись. Я рассказал про свои дела, погладил кошек, зашел на кухню и сел на диван у окна. Мама хлопотала и предлагала все новые угощения, хоть стол был уже полон вкусностями, будто мне все еще чего-то не хватало. В каком бы возрасте мы ни находились, для родителей навсегда останемся маленькими детьми, которых необходимо накормить. Я тщательно намазал абрикосовым вареньем румяный блин, свернул его в трубочку, как любил делать всегда, и сложил пополам. Тонкая корочка аппетитно хрустела, варенье таяло во рту. Я ел блины, разговаривал с мамой и ощущал невероятное тепло в груди, словно за окном 1996 год, я маленький, а по телевизору вот-вот начнутся любимые мультики.
После обязательных процедур с едой и разговорами пришло время приступить к делам. С необъяснимым трепетом я направился в комнату. Прокрутил позолоченную ручку и отворил дверь. Она чуть отрывисто и до боли знакомо скрипнула, я улыбнулся и зашел внутрь. Запах родного места навеял приятные воспоминания. Вот она, моя комната, моя крепость, царство детства, мое укромное местечко. Я вошел, осмотрелся. Вроде бы ничего особенного, самая обыкновенная комната: небольшой прямоугольник с желтыми потускневшими обоями, старая кровать, бежевые стеллаж, комод и шкаф. На стенах бледные следы от когда-то висевших картин, рядом – тоскливо торчащие шляпки гвоздей. Прямо напротив двери небольшое окно с деревянной рамой, плохо выкрашенной в желтый цвет, на ней жалюзи, прикрученные на саморезы. Раньше мне нравился желтый цвет в интерьере, казалось, он придает моему жилищу солнечного тепла и отдаленно напоминал золото. У окна – шатающийся рабочий стол черного цвета, а рядом стул с протертыми до блеска подлокотниками. Под ним, на старом паркете, прошкрябанные полосы от металлических ножек. Я всегда эмоционально писал, ерзая на стуле, вставал, ходил, размышлял, снова садился… Да, ничего особенного, но только не для меня. В этой самой комнате прошла почти вся моя жизнь, здесь я грустил и радовался, злился и прыгал от счастья, здесь я тренировался, рассуждал, думал, создавал, здесь же и зародилось мое творчество. Раньше моя комната казалась мне большой и просторной, а сейчас она будто уменьшилась в размерах. Стены и потолок буквально давили.
Но я вспомнил, зачем пришел. В углу стоял тот самый шкаф, в котором и находились мои пожитки. Хлипкие дверцы отворились, показывая содержимое. На вешалках висела старая одежда, в основном зимняя, свитеры, ветровки, куртки. На верхней полке лежали мои портреты и шаржи. Их здесь скопилось с десяток, друзья упорно вручали мне такие подарки на праздники, полагая, будто я останусь в восторге. Что может быть хуже твоего портрета, написанного плохим художником, в качестве подарка?! Справа от этих картин пылились блокноты со старыми записями, целями и размышлениями, школьные тетради, вырезки из газет с моими фотографиями, брелоки, сувениры. Внизу, у левой стенки, скучали советские гантели, когда-то и дня не проходило без них. Рядом стояли раздутые пакеты с подушками и одеялами, сверху были навалены выцветшие покрывала. Я перебирал содержимое в надежде отыскать там что-то ценное, но ничего не находил. Эти вещи теперь не представляли для меня былой значимости, сегодня я научился легко отказываться от ненужного и освобождать пространство для нового. А значит, практически все из шкафа должно отправиться на мусорку. И вдруг в самом углу, под покрывалами, я обнаружил картонную коробку и с любопытством достал ее. Гулкое позвякивание, доносящееся из ее недр, отразилось в моей груди тонким трепетом. Сердце сжалось. Я сразу вспомнил, что там находилось.
Не решаясь открыть коробку сразу, я отставил ее в сторону и проверил другой угол шкафа. Там лежала закупоренная бутылка водки. Когда-то я собирал на свой день рождения большую компанию и покупал алкоголь. Сегодня эта бутылка водки могла мне пригодиться разве что для бытового применения. Уже несколько лет я не пью алкоголь, только по редкому случаю, он просто перестал быть для меня привлекательным. Крутя бутылку в руках, я решал, что с ней делать: выкинуть или забрать домой. Но, на самом деле, мне было плевать на водку, я просто оттягивал время, чтоб не открывать коробку из дальнего угла шкафа. Набрав воздуха в грудь, я переместил ее на свет и начал рассматривать. Картон выцвел, нижний угол был смят, а верхние края надорваны. На одном боку застыли следы какой-то жидкости, а на другой имелась надпись «Фортуна», сделанная ручкой. Решительно подняв коробку, я высыпал содержимое на кровать. Клубы пыли поднялись в воздух, послышался металлический звон, будто где-то зазвучали волшебные маленькие колокольчики. Дыхание замерло. Я присел. Передо мной лежали мои спортивные награды. Все то, что заработано трудом, потом и кровью. Я аккуратно провел пальцами по медалям, ощущая их прохладу, стер пыль. Запах прошлого пропитал ленточки. Здесь были награды, о которых я совсем ничего не помнил, и те, что крепко запечатлелись в моей памяти как свидетели ярких событий. Я брал в руки каждый предмет и тщательно разглядывал. Вспоминал, улыбался, грустил.
«Это и все? – спросил я кого-то. – Шестнадцать лет я отдал спорту, шестнадцать долгих и тяжелых лет. А что взамен? Что гандбол дал мне? Десятка три-четыре потускневших медалей, пыльные кубки, значки, вымпелы, папку выцветших грамот, оперированное колено, шрамы по всему телу, засечки в памяти, тоску и чувство незавершенности…» Я поднял побледневшую табличку «Лучшему игроку международного турнира», к которой болтом была привинчена фигурка прыгающего гандболиста. Только теперь крепление ослабло, и гандболист висел вниз головой. К горлу подступил ком. Стало тяжело дышать. И вдруг пространство начало искажаться, комната расширялась на глазах и вмиг стала большой, как и раньше. Я превратился в застенчивого семилетнего мальчишку, а за окном проплывал 1996 год.
Глава 1
Если подойти к вопросу с философской точки зрения и смотреть в корень, то, пожалуй, все, ну или почти все в этом мире мужчинами совершается из-за женщин, ради женщин или вопреки им. Мы совершенствуемся, становимся сильнее, смелее, идем на подвиги, дабы снискать женскую любовь. Вот и моя история не стала исключением в этой эволюционной схеме. Несмотря на то что еще до моего рождения гандбольная школа расположилась в десятке метров от нашего дома, причиной пришествия в этот вид спорта, который кардинально изменит мою жизнь, стала девушка.
Шли далекие и не слишком благоприятные для страны девяностые годы. Последствия развала Союза и кризис, очередная фаза перестройки, Ельцин, путч, дефолт, разруха, приватизация, первая чеченская война, теракты по всей стране, разгул преступности и прочие бонусы эпохи. Правда, об этом я знал лишь из старого лампового телевизора и возмущенных монологов моего дедушки. Говорили, что молодая Россия переживает непростые времена, однако я, увлеченный познанием дворового мира, тягостей этого периода совсем не ощутил. Точнее, не так, я просто не знал другой жизни и принимал происходящие события как данность. Пока в мире взрослых нарастала нервозность, копились и множились проблемы, в нашем детском мире светило яркое солнце.