Смотрим друг на друга, часто дышим, вижу капельки пота, что катятся по его вискам. Мужчина скатывается на кровать рядом со мной, покидая моё тело. Я так благодарна ему сейчас. За то, что мне было невероятно хорошо,  за то, что он не был жесток или груб со мной, за его нежность и заботу, ласку, за то, что остановился когда понял, что первый у меня и помог мне пережить боль.

— Ты должна была сказать. — сурово говорит Люцифер, еще не отдышавшись. — Я бы действовал иначе.

— Я не знала как… — оправдываюсь я, не понимая, почему его так волнует это.

Ведь всё же хорошо, мне удалось справиться с той болью, которую я ожидала. Всё даже оказалось не настолько страшно, как описывала мне подруга.

— Языком, смертная. Обычно говорят языком.

— Есения... — поправляю его, всё еще растекаясь в приятном томлении.

— Что? — недоумённо переспрашивает Люцифер.

— Меня зовут Есения. Еся. — повторяю.

— Мне без разницы, — вздрагиваю от холода, которым пронизан его голос. — Ты здесь всего лишь на неделю и только для секса. Мне безразлично, как тебя зовут.

Его слова — словно ушат холодной воды отрезвляют мой разум, от расслабленности не остаётся следа, чувствую, как внутри меня растекаются горечь и обида. Конечно,  это же только для меня он — первый мужчина, доставивший неземное удовольствие, открывший мне новый мир, заставивший почувствовать себя желанной. А я для него кто? Одна из сотен, или тысяч, что побывали в его постели, всех имён, и правда, не упомнить. Поднимаюсь с кровати, уже не обращая внимания на то, что я полностью голая. Он уже всё видел, даже трогал, поздно стесняться.

— Ну и куда ты собралась? — спрашивает демон, лениво следя за мной.

— К себе в комнату. На сегодня я выполнила условия контракта, — отвечаю ему, стараясь говорить ровно и спокойно.

Будто не он только что унизил и обидел меня, сравнив со всеми своими шлюхами.

— Можешь остаться, — предлагает Люцифер и сразу ставит условия. — Но только сегодня и потому, что это — твой первый опыт. И без всяких обнимашек и прижиманий, которые вы, женщины, почему-то очень любите. Я же, терпеть этого не могу, делать исключения не собираюсь.

Прохожу в ванную, где по-прежнему на полу валяется моё платье, которое я кое-как натягиваю на еще влажное от воды и пота тела.

— Спасибо, я привыкла спать одна, — отвечаю ему и, не оглядываясь, прохожу сквозь комнату и выхожу за дверь, чувствуя, как мою спину сверлит неласковый взгляд.

Ступаю гордо задрав голову и расправив плечи, не показывая, что внутри меня темно и холодно. Вхожу в свою спальню, закрываю дверь на замок и скатываюсь по ней вниз. Из горла вырываются рыдания.

Люди часто испытывают физическую боль. Режутся, падают, ломают руки и ноги. Медицина развивается семимильными шагами, от физической боли, в аптеках большой ассортимент таблеток, переломы срастаются под гипсом, на ушибленные коленки можно налепить пластырь. Но как быть с болью душевной? Той, что не лечится уколами и гипсом, той, что разъедает тебя изнутри, доставляя муки, той, что заставляет сомневаться в себе и своих поступках Я испытывала раньше физическую боль, я научилась с ней справляться. Но оказалось, что с болью в душе справиться не так просто: она выжигает все светлые чувства, заставляя сердце биться чаще от обиды, доставляет дискомфорт, вынуждая прокручивать в голове все свои слова, действия и постоянно думать о том, где и что ты сделала не так.

Утром встаю разбитая, чувствую себя, словно выжатый лимон, между ног саднит, напоминая о вчерашней ночи, и о его жестоких словах. Что я — одна из многих, что моё имя запоминать не нужно. Не думала, что это так меня заденет. Меня удивляет этот факт, заставляет копаться в себе, выискивать причины такого неоднозначного отношения к демону. Я же знала на что шла, знала с кем, понимала, что я — всего лишь жалкая наложница, рабыня господина, которую он захотел на семь дней. Так почему же так больно? Почему внутри меня продолжает копиться обида, вызывая слёзы на глазах? Наверное, я слишком идеализировала его, вчера, во время прогулки позволила себе увидеть в нём не ненавистного рабовладельца, а желанного для себя мужчину. Потому теперь и сердце не спокойно, сама зачем-то впустила туда демона, для которого я — лишь игрушка, которую он без сожаления выбросит.

Принимаю душ, расчёсываю волосы, сидя завёрнутая в полотенце перед трюмо. Мне сейчас так пусто внутри, так одиноко. Хочется забраться на колени к папе, как в детстве, и рассказывать ему о том, как прошел мой день в школе, какие оценки я получила, как соседский мальчик дёрнул меня за косичку, просто молчать и ощущать ту силу, уют и спокойствие, которые исходят от отца — единственного мужчины, готового защитить меня от всего мира. Наверное, моя проблема в том, что я продолжаю искать в окружающих меня мужчинах те качества, которыми был наделён мой папа, но выбиваюсь из сил, не находя тех же понимающих и любящих глаз, способности выслушать и ободрить одним лишь словом, той внутренней силы и защиты.

Тяжело вздыхаю, откладывая расческу. Понимаю, что сама виновата в своих страданиях: ведь могла отказать, могла воспротивиться. Но с широко раскрытыми глазами кинулась в омут с головой, отдалась в его демона, который смог задеть какие-то струны моей души. Он был такой обаятельный и заботливый днём, так нежен и предупредителен был ночью, что его жестокие слова резанули, словно ножом по сердцу. Наверное, я и правда, забыла, где моё место. Рядом с собой он хочет видеть только шлюху, девушку что готова отдаться ему здесь и сейчас, ту что выполнит любое желание господина, выглядящую, будто собралась на работу в бордель, а не вышла прогуляться по утру. Если хочет, значит получит, мне больше нечего терять, всё было потеряно ночью, в пылу страсти, которая захватила меня, не позволила мыслить трезво. Сейчас же, мной движет холодный расчет, я, наконец, поняла, чего от меня, в действительности, хотят. Люциферу больше не придётся переступать через себя и размениваться на романтику, создавая в моей голове образ милого обходительного парня, которому я правда симпатична.

Решительно сбрасываю полотенце на пол — горничные уберут, это их работа. А моя работа здесь — быть шлюхой для моего господина. Подхожу к шкафу и перебираю наряды. Хочет "голое" платье? Пожалуйста. Хочет эротическое бельё? Надену. Хочет туфли на шпильках? Нет проблем. Одеваюсь вызывающе и откровенно, на мой вкус, вульгарно, но у демонов же свой вкус? Роюсь в ящиках трюмо, надеясь обнаружить косметику. Вдруг, в этом мире она тоже есть? Нахожу подобие, но мне всё равно, плевать, что подумают окружающие, всё равно я надолго не задержусь здесь, так пусть они запомнят меня вот такую: чёрные стрелки, ярко-алые губы, в тон туфлям. Я готова.

— Скажи, Есения, а правда, что смертные считают, что демоны живут в мифическом аду? — спрашивает меня красивый молодой мужчина с именем Курсон — один из трёх, присоединившихся к нам сегодня за завтраком.

Я, не ожидавшая, что помимо Люцифера, встречу внизу еще кого-то, сначала растерялась, но мигом взяла себя в руки и мило поприветствовала всех, обводя томным взглядом из под ресниц и изогнув губы в соблазнительной улыбке.

— Правда, — киваю я, отправляя в рот ягоду, которую специально пару секунд задерживаю на губах, чуть посасывая. Чувствую на себе недовольный багровый взгляд, но мне всё равно. — А еще смертные считают, что там есть большие котлы, в которых демоны жарят их души, наказывая за грехи.

Второй мужчина, Отис, хохочет так громко, что, кажется, сейчас задрожат стены. Он весьма привлекательный, старше Курсона, темноволосый, внешне — ровесник Люцифера. Но я уже знаю, что демоны живут очень и очень долго, поэтому по внешности невозможно точно сказать, сколько им лет.

— Есения, вы — чудо. Это же надо такое придумать! — улыбается Отис, утерев слёзы, выступившие от смеха. — И зачем, по мнению смертных, нам жарить их души?