— Тарантулу пришло видение, что моё посвящение должно пройти именно здесь. На втором этаже, в угловой комнате, заваленной книгами.

Еще сильнее закатить глаза я просто не в состоянии, потому добавляю еще тяжелый вздох, для большей драматичности.

— Еся, сразу бы сказала, что не хочешь ехать. Не надо делать такое лицо! — недовольно смотрит на меня Настя.

— А я не говорила? — уточняю я.

— Нет, ты сразу с радостью согласилась, — не моргнув глазом, отвечает подруга.

Качаю головой. Да я с такой же радостью в ледяную воду плюхнулась бы сейчас, как же! Как, вообще, я — адекватная, двадцатилетняя девушка, с серьезной профессией, согласилась на эту сомнительную авантюру? Похоже, я слишком долго общалась с Настей, подцепила от неё безумство и взбалмошность, по-другому не объяснить, почему я торчу ночью около заброшенного здания.

— Пойдём уже, врушка, искать твою угловую комнату,

Не могу на неё злиться.

Мы с детства росли вместе, у неё был очень строгий, суровый  отец, запрещавший любые развлечения и проявления свободы. Он заставлял Настю всё своё время и силы посвящать учёбе, “правильным”, с его точки зрения, секциям, чтению классической литературы.  А Настя — натура импульсивная, легко увлекающаяся. Я видела, как в школьные годы ей было невыносимо сложно усидеть на одном месте во время уроков, жить по строгому распорядку, установленному папой. Когда Насте исполнилось 17, отца не стало, и подруга будто с цепи сорвалась: возвращалась домой под утро, пропадая в разных местах — от ночных клубов, до кладбищ — с сомнительными компаниями, начала курить, увлекаться разными субкультурами, не стеснялась даже приводить домой парней. Она могла неожиданно сорваться на какой-нибудь фестиваль, никого не предупредив, заявиться посреди ночи пьяной, прогуливала учёбу. Её мама — женщина с мягким характером, ей не удалось одной держать дочь в ежовых рукавицах, как это получалось у отца. Поэтому, немного поборовшись с непослушанием и бунтарским характером Насти, она плюнула на воспитание подростка и занялась устройством собственной личной жизни, постепенно всё дальше отдаляясь от юной дочери. Я предполагаю, что Настя до сих пор будто бы восполняет то, что упустила в детстве и юности, бросаясь в любую авантюру, заводя странные знакомства и протестуя против общества.

По лестнице, которую явно потрепали года запустения, ноги местных алкашей и любителей пощекотать себе нервы, поднимаемся на второй этаж, проходим до конца коридора и находим искомое.

— Вот! — радостно изрекает Настя. — Всё, прямо как в видении Тарантула! Угловая комната, на полу рассыпаны книги. А вот там, смотри, свободно, подойдёт для ритуала! — луч фонарика скользит по комнате, выхватывая облезлые стены, старые книжные шкафы и книги, покрытые плесенью, что валяются на полу.

— Ага, в видении, — бурчу я, — твой Тарантул, небось, здесь не раз побывал, они сюда всех новичков отправляют.

Впрочем, моё бурчание подругу нисколько не смущает. Она просто делает вид, что не слышит, а я скептически наблюдаю, как она деловито вышагивает к противоположной стене.

— Ну, что дальше? — спрашиваю у неё.

— Пентаграмма. Я взяла красный мел. Лучше бы, конечно, краской, но Тарантульчик сказал, что мел тоже подойдёт.

— Пентаграмма, так пентаграмма, — вздыхаю я.

Ничего удивительного. Какой же ритуал по вызову демона без этой, широко известной, фигуры?

В четыре руки быстро рисуем красивую пятиконечную звезду, обводим её кругом.

— Теперь надо положить минералы. — с энтузиазмом говорит подруга, рассматривая наше творение. — Дай мне мою сумку, я там в углу бросила.

Нахожу сумку, поднимаю её.

— Ты что, пять килограмм камней с собой пёрла? Ну и тяжелая она у тебя! — передаю сумку в руки Насти.

— Там еще свечи. Жизнь она такая, сложная., — с философским видом рассуждает подруга, — Хочешь исполнения желания, надо демона в клетку запереть. А клетку можно только с помощью этих минералов сделать.

Смотрю на увесистые булыжники красного цвета в её руках, которые она раскладывает на вершинах звезды и по-прежнему недоумеваю: как я до такого докатилась? Почему позволила себя уговорить?

— Запомни, Есения: своя ноша не тянет, — изрекает Настя очередную умную мысль и подытоживает: — Готово. Осталось расставить свечи, и можно проводить ритуал.

— А мне что делать? — спрашиваю её, складывая руки на груди.

— Отойди и не мешай! Вон там постой, — указывает подруга на место, метрах в двух от неё.

Сама в это время расставляет свечи в одном ей известном порядке, и поджигает их. Усмехаюсь, но отхожу. Становится интересно, что она будет делать дальше.

Подруга закрывает глаза и начинает выполнять какие-то акробатические этюды: махи руками, ногами, приседания, ходьба на месте. Главное — не ржать. Мы так на физкультуре, классе в пятом, разминались. А оказывается, этими упражнениями, демона призвать можно. Вскидывает руки вверх, замирает и торжественным голосом начинает произносить, тщательно выговаривая, слова:

— Дико вобиус ин тенебрис демон венит рекс Люцифер имплере велле меум ин номине домини лукс ет тенебраи. Аминь.

Не выдерживаю, начинаю смеяться. Набор букв, ей богу, зато с каким пафосом было произнесено это последнее "Аминь".

Неожиданно наши фонарики погасают, за ними гаснут свечи, единственным источником света остаётся рассеянный лунный свет, льющийся сквозь окна. Резко замолкаю, вижу только расширившиеся от ужаса глаза подруги, когда она поворачивает голову в мою сторону.

Тьма сгущается, из ниоткуда появляется ветер, закручиваясь вихрем, концентрируется в центре пентаграммы, обрастая белым дымом. Моя кожа покрывается мурашками от страха, сердце на секунду в ужасе замирает, но вновь начинает биться уже в учащенном темпе, пронося волны тревоги по телу. Не понимаю, что происходит. Розыгрыш? Дурацкая постановка, чтобы меня напугать?

Когда всё стихает, свечи снова загораются, одновременно, будто и не гасли. Прикрываю рукой рот, что от удивления открывается сам по себе. Ведь в центре пентаграммы, нарисованной красными детскими мелками, стоит полуголый мужчина.

— Vocasti me. Ego sum hic, — театрально кланяясь, говорит он низким, вибрирующим голосом, от которого по моему телу проходит дрожь.

Краем глаза замечаю, как подруга оседает на пол. Но у меня сейчас проблема посерьёзней — я осталась один на один с…  демоном? Эту ночь я точно запомню надолго.

— В-вы к-кто? — заикаясь, спрашиваю мужчину. — Чёрт, я же не знаю латынь. Может… Do you speak English?

Задаю свой глупый вопрос и с надеждой смотрю на мужчину.

— Не заморачивайся, смертная. Я и на вашем языке говорю, — спокойно отвечает мужчина, неспешно рассматривая меня. — Хотя, если хочешь, можем и по-английски обсудить.

— Ч-что обсудить? — спрашиваю, стараясь как можно незаметнее сделать несколько шагов вперёд.

Надо добраться до Насти и привести её в чувство. По-любому же в обморок от страха грохнулась, а мне теперь выкручиваться! И вообще, у кого посвящение? Кто здесь демона вызывал? Вот пусть сама с ним и общается, а не на полу отлёживается.

— Зачем вы призвали меня, — отвечает мужчина, склонив голову на бок, продолжая наблюдать за мной. — Тебе помочь?

— Не подходите ко мне! — вскидываю руку вперёд. — Я закричу.

— Я уже боюсь, — заливается смехом мужчина, оставаясь на месте.

Отмечаю про себя, что смех у него какой-то заразительный и очень приятный.

— Настя, — трясу подругу, в попытке привести в чувство слегка похлопываю по щекам, — Настя, да очнись ты! Я тут одна не собираюсь с демоном общаться.

Открывает глаза, хлопает ресницами, оглядывает помещение. Наконец, взгляд фокусируется на моём лице.

— Еська, мне такое почудилось! — говорит она. — Мне показалось, что демон пришёл!

— Я долго тут стоять буду? — раздаётся мужской голос.

— Кто это там? — писклявым голосом спрашивает подруга. — Ты что, разыграть меня решила?

Тяжело вздыхаю. Ну вот, теперь я еще и виновата.