— С цветком. Захотел обменять его на припасы и вещи, но в Раздолье никто прежде не приносил зелёные растения. Стражи не вправе были решать такие вопросы, так что Ник дождался, когда к воротам выйдет госпожа Первая, Золотая Маска.
— Почему её так зовут? — спросил парень, разбуженный шумом. Он приподнялся на локте и тоже слушал рассказ. Рыжеватые волосы смешно примялись и торчали хохолком.
— Когда-то Светлыми землями правил Пресветлый Мильвус, — пояснила Кори, — один из детей самой Хранительницы...
— А, эту сказочку мы слышали, ещё когда гостили у Рафаэля, — перебил её темноволосый. — Давай ближе к делу.
Кори вообще не хотелось ничего пояснять, тем более так. Хотелось задавать вопросы. Как только она вызнает всё, что нужно, пойдёт своей дорогой, и плевать на этих людей. Пусть решают сами, как им быть. Только мешают.
— Пресветлый Мильвус ушёл, — продолжила она.
— Сбежал, — подсказал темноволосый.
— Прошу, продолжай. Я вижу, ты знаешь больше меня.
— Только до этого момента.
— Джо, — укоризненно произнёс седой. — Ты бы правда не мешал.
Темноволосый развёл руками, но промолчал. Вернулся к миске и своей бороде.
— Пока люди не успели сообразить, что случилось, трое вышли к народу. Говорят, они были из числа тех, кто и при Мильвусе стоял у власти. Не знаю, отчего он не взял их с собой. Эти трое сказали, правитель ушёл на поиски Хранительницы, чтобы просить о помощи, а в его отсутствие назначил их главными. Так или нет, но некому было оспорить эти слова, и трое начали править. За ними — их дети, дети детей...
— А маски? — напомнил паренёк.
— Принимая власть, отрекаются от личных стремлений. Клянутся жить уже не для себя — для Раздолья, чтобы было не совестно перед Мильвусом, когда он вернётся. В знак этого прячут лицо и принимают новые имена — Золотая Маска, Серебряная Маска, Белая Маска.
— Да говори уже про Ника! — встрял мальчишка. — Хватит увиливать!
Он был прав. Кори тянула, не желая сознаваться. Не тот был поступок, которым можно гордиться.
— Госпожа Золотая Маска пригласила твоего Ника в город, — нехотя сказала она. — Позвала других правителей. Она думала, если иной мир существует, с его людьми к нам придёт и надежда на лучшую жизнь. Но Третий и Второй опасались, что всё не так просто. Кто, в самом деле, добровольно станет предлагать помощь? Нам тут проще поверить, что чужаки явятся, чтобы отнимать. Ника просили показать, где видел путника, а он отказывался. Госпожа Первая отнеслась к нему по-доброму, устроила как дорогого гостя, но он одно заладил: дайте товаров за цветок и отпустите, я уйду.
— И вы принялись его пытать! — вскричал мальчишка, стукнув по столу кулаком. — И убили, да? И ты это знала с самого начала?
Темноволосый дёрнулся от этого крика и зашипел. Оглядел щёку, коснулся пальцами нового пореза.
— При мне не убивали, — мрачно сказала Кори. — Намекнули, что его ждёт, и устроили побег. Он клюнул, дошёл с парой человек до механической жабы, на которой явился сюда. Слово за слово, пояснил, как работает машина. Нам ведь нужно было её убрать с прежнего места, чтобы замести следы. А как рассказал, вновь попал в Раздолье, только госпожа Первая о том уже не узнала. Думала, он вернулся домой.
— Ну и гнусная же ты! — заорал Флоренц. — Дрянь! Жила у нас на корабле, жизни радовалась, улыбалась! Видела, что мы места не находим, и ни слова не сказала! А я ещё за лекарством тебе ходил!
Кори удивилась. Так это он добыл капли, и где, интересно? В этом городе кое-кто ими пользуется, но о том всегда молчат.
Только и это сейчас не так заботило — укололи обвинения. Может, потому, что она и сама себя винила.
— А что прикажешь делать, если выбор невелик? Если господа Второй и Третий требовали так поступить на благо Раздолья? Меня убрали бы сразу, пойди я против. Меня, скорее всего, потому и сбросили в море после, чтобы не проговорилась Золотой Маске. Теперь только один человек, Йохан, во всём городе и знает, что сделали с Ником, если сам ещё жив.
— А он вчера к нам заходил, — сказал мальчишка. — Так и он замешан в этом? Ну конечно, если Эрих...
Но Кори, поднявшись с места, его уже не слышала. Казалось, в глазах потемнело и слух пропал, так оглушила её догадка. Это же надо! Все эти годы он был под носом, руку протяни...
Обойдя стол в два шага, она вцепилась мальчишке в плечо. Должно быть, крепко сжала — он захлебнулся словами, округлил глаза.
— Где сейчас твой брат? Веди!
— Эй, эй, ты чего? — вмешался темноволосый. Подскочил, оттянул её в сторону.
Кори толкнула его в грудь. Давно хотелось. Он отлетел на пару шагов, с грохотом врезался в умывальник, не удержался и упал. Таз покатился, звеня, по дощатому полу, расплескалась вода.
Седой бросил миску, парнишка спрыгнул с кровати.
— Хватит! — крикнул седой. — Что на тебя нашло?
— Я не собираюсь вам ничего объяснять, — отрезала Кори. — Выспрашиваете и лезете во всё, как палка в колесо. С самого начала говорила, лучше вам не встревать. А теперь я ухожу.
Тот, в углу, поднялся, потирая грудь.
— Ничего себе рука, — сказал он и закашлялся. — Теперь жалеть начинаю, что не согласился, когда нам предлагали механические руки взамен родных. Я бы и от бритвы в пальце не отказался.
— Такие шутки неуместны, Джо, — сказал ему старший товарищ. — А ты куда собралась?
— Не ваше дело.
— Если не наше, тогда и ты его отложи. Собирались ведь найти госпожу Первую. Сегодня Зелёный день — должно быть, и она на площади? Мы только и ждали, когда ты проснёшься, да ещё Гундольф обещал зайти ночью, но не явился до сих пор. Вот, всё надеемся, ещё придёт.
Гундольф! Так он, значит, не привиделся. Вправду заглядывал. Что-то он говорил о работе, которая ждёт его.
— Зелёный день уже сегодня? — спросила Кори, хмурясь.
Если так, то с Эрихом всё равно не встретиться до вечера.
— А где работает Гундольф?
— У источника, — ответил мальчишка.
— Тогда, может, он и не придёт. Воду не остановить, и даже в Зелёный день кто-то должен разливать её по бакам. Скорее всего, он там. Не будем ждать, отправимся без него.
Так и поступили.
Они шагали по пустынным улицам, таким тихим сегодня, что, казалось, люди давно их покинули. Старались держаться поодаль друг от друга, чтобы не привлечь ненужного внимания, хотя и не ожидали встретить других в этот час.
Жители Раздолья чтили Зелёный день. С раннего утра тянулись к площади — все, кроме тех бедняг, чью работу не прервать. Те отдыхали раз в два месяца, но зато и за труды в этот день давали целую звезду.
Где ещё узнаешь новости города, как не на площади? Слухи-то бродят, но бывает, пока дойдут с одного конца Раздолья на другой, вымысел потеснит правду.
Где ещё встретишь друзей, а то и родных, с которыми не совпадают графики и долго не удаётся повидаться?
Но главное, за что раздольцы любили Зелёный день — удивительное чувство единства. Когда они стояли плечом к плечу и повторяли слова госпожи Первой, Золотой Маски, здесь больше не было отдельных людей. Это голос города гремел над площадью, летал и бился о купол. И каждый был городом, толпой, огромной мощью, и в этот миг казалось — возможно всё.
Только сегодня что-то шло не так. На подходе к площади Кори слышала голос Золотой Маски, усиленный рупором, но иной силы в нём не было. Он должен был катиться плавно, как большая волна, но лишь плескался слабо, неуверенно, теряя направление. И площадь не вторила эхом, а была как взболтанная бочка, вода в которой беспорядочно била о стенки.
— Что-то случилось, — сказала Кори спутникам.
Они свернули за угол, и площадь теперь лежала перед ними — людское море, тёмное и бурное. Скалой возвышалась крылатая статуя Хранительницы, у подножия которой на помосте стояла госпожа Золотая Маска. За правым её плечом виднелся господин Третий. А вот фигуры в белой маске не было. Это ещё почему?
— Мы едины и тем сильны, — повторяла госпожа Первая заученные слова.
