Так что эти улочки пустовали, дома разрушались сами по себе, и никому даже не приходило в голову здесь селиться. В самом деле, зачем бы, если достаточно свободных особняков на главных улицах. А рядовых тружеников удобнее было размещать в общих домах: колокол всех поднимал в одно время на работу, кормили жильцов тоже вместе, воду подвозили для всех. И людям проще, и расходов меньше, и учёт легче вести. И каждый под присмотром.

Но отношение к Кори с первых дней было особым. Господин Золотая Маска отстоял ей право находиться здесь, хотя Второй и Третий возражали. Жаль только, люди не знают наперёд, к чему могут привести невинные на первый взгляд поступки.

Ведь можно было устроиться в хорошем доме, и это бы ничего ей не стоило. А за эту лачугу уплачено жизнью господина Первого и собственной свободой Кори — в какой-то степени.

— Н-да, — прищёлкнул языком темноволосый, разглядев трещины на стенах. — Что, не хватало денег на жильё получше?

Вместо ответа Кори молча протянула ключ. Её спутник завозился в замке.

— Не заперто, что ли? — пробормотал он, дёрнул дверь и шагнул вперёд. И тут же чем-то загремел и выругался.

— Могла и предупредить, что внутри ещё хуже, чем снаружи, — процедил он. — Парни, осторожнее, здесь какой-то шкаф лежит поперёк дороги. Им так удобнее пользоваться, что ли?

Кори шагнула вперёд, носком ботинка задев откатившийся таз. Присела, ощупала умывальник. Покидая дом в последний раз, она видела его в углу, на привычном месте.

— Беспорядок устроила не я, — сообщила она спутникам.

Со стороны послышался звук. Кто-то шёл там, в темноте, не разжигая фонаря. Но не крался — думал, видно, что здесь услышать некому. Шаги тяжело ложились на разбитую дорогу, и очень скоро стало ясно, что людей несколько.

Уходить было поздно. Укрыться почти негде.

— В дом! — скомандовала Кори. — Живее, пока нас не заметили!

Его разбудил колокол.

Гундольф сел на постели, с трудом разлепил тяжёлые веки. Первым делом напился воды — она отдавала ржавчиной и железом, но хотя бы осадок улёгся на дне. Наполнил флягу, кое-как умылся, а уже затем шагнул за порог.

Ещё двое, его соседи, вышли в коридор в это же время. Каждый держал в руках миску. Одного он узнал сразу: Симен, вчерашний напарник. Даже не кивнул в ответ и не остановился. Второй, парнишка с бритой головой, не был Гундольфу знаком.

— Новичок! — обрадовался бритоголовый. — Как звать?

— Гу...

Вот же, только проговориться не хватало! Гундольф закашлялся притворно и продолжил:

— Гул в ушах стоит. Ты уж прости, не расслышал я. Повторишь?

— О-о-о, — протянул его собеседник, поднимая бровь. — Да ты и кашляешь как-то нехорошо. Делюсь мудростью: о подобном помалкивай, не то опомниться не успеешь, как обнаружишь себя на Свалке. Расслышал?

— Ага, — кивнул Гундольф.

— Ну, вот и уши твои вылечили. Я Вильберт, Виль то есть, а тебя как звать?

— Отто.

— Ты миску-то свою прихвати, Отто, не то тебя в столовой развернут. Из общего котла хлебать здесь не принято.

— Миску? — почесал в затылке Гундольф. — Нет ещё у меня миски. Ну, мне всё одно кое о чём требовалось потолковать с толстяком внизу.

— Ну, получай, да не тяни! — посоветовал Виль напоследок. — Не то каши не достанется.

Махнув рукой, он заспешил вперёд. Слетел по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, и исчез в коридоре направо. А Гундольф подошёл к Бамберу.

— Ну, чего надо? — неприветливо спросил тот, прикрывая пухлой ладонью страницу учётной книги.

— Миску надо.

Ответ тоже прозвучал недружелюбно. У Гундольфа теперь были причины недолюбливать Бамбера.

— Миску, миску, — проворчал тот. Помахал рукой над страницей, чтобы скорее просохли чернила, и принялся искать нужную запись.

— Оллард, Олберих... нашёл. Сейчас запишем: миска...

И вывел: «Падушка 2».

— Это вот миска так пишется? — хмуро спросил Гундольф.

— Чего пялишься! — злобно выпалил Бамбер. — Поучить меня хочешь, как дела вести?

— Да я вот спросить хотел, — сказал Гундольф, проводя пальцем по строкам, сделанным накануне, — отчего твоя «миска» с виду один в один как это слово. Это ты вчера приписал мне миску, но не выдал?

Толстяк охнул и постарался развернуться вместе с книгой так, чтобы прикрыть страницу.

— Да что ты там разобрать-то можешь, безграмотный! — взвизгнул он. — Всё, иди прочь, не мешай работать!

— И никуда я не собираюсь уходить, — упрямо сказал Гундольф. — Я миску не получил.

— Вот пристал-то! Хорошо, хорошо, сейчас всё брошу и вынесу тебе миску.

С этими словами Бамбер попытался захлопнуть книгу, но Гундольф навис над ним и крепко прижал листы ладонями.

— Значит, сегодня ты приписал мне две миски, — сказал он учётчику. — Цифры я знаю. И вчера одну. А может, ты ещё что-то лишнее указал?

— Много ты понимаешь? — огрызнулся толстяк. — Отпусти, не то пожалеешь!

— А если я намекну здешним парням, что записи в твоей книге не сходятся?

Бамбер засопел, глаза его так и забегали. Стиснув губы, он поглядел на Гундольфа и вдруг мотнул головой.

— Иди за мной. Поговорить надо, но не здесь.

Они вошли в каморку под лестницей. Толстяк запер дверь, а потом загремел чем-то в темноте, и Гундольф насторожился. Не попытаются ли его убрать, такого умного?

Разгорелся огонёк небольшой лампы, заплясал, отбрасывая тени, по рядам полок с утварью. Тут и ботинки, и одеяла, и посуда, и свёрнутые ковры у стены. И густо пахнет съестным — рыбой, сыром, яблоками, даже голова закружилась.

— Погляди, сколько добра, — произнёс Бамбер, заметив интерес Гундольфа. — Небось, многого и не видел раньше? Послушай, что скажу. Есть работёнка для такого, как ты. Хочешь себе такие вещи? Будешь получать даром почти, долго спину гнуть не придётся.

Гундольф задумался ненадолго. Толстяк, понятно, предлагает что-то тёмное. Может, хочет купить молчание, а может, решил подстроить ловушку. Но если выслушать сперва, вреда не будет. И потому он спросил:

— Что делать-то надо?

— Да, считай, ничего, — прозвучал уклончивый ответ. — Ночью у источника всё равно работы нет, сюда на пару часов вернёшься, а я всё объясню.

— Ага, — возразил Гундольф, — поймаешь меня и выставишь всё так, будто я с работы сбежал. И мне влетит. Ну нет.

— Да погоди ты! — зашипел Бамбер. — Громко скажу, при всех, что ты мне тут нужен будешь. Я как раз искал кого-то с крепкой спиной. Думал к тебе сперва приглядеться, но раз ты сам в это лезешь, лучше уж и не тянуть. Ты подумай вот, рот раскроешь, а кто тебя послушает? Друзей-то у тебя здесь нет пока. Чтению никто из этих не обучен, и если попытаешься что сказать, уж им я головы легко задурю, поверь. Ну, решай, ты со мной или против меня? Да не спеши с ответом, приглядись к вещам.

И он повёл лампой. Огонёк заплясал в глянцевитых боках мисок, выхватил из темноты румяные яблочные бока и утонул в густом ковровом ворсе.

— Нравится, небось, что-то уже? — вкрадчиво произнёс толстяк. — Представь только, любая вещь может стать твоей. И знай, если откажешься, да ещё и вздумаешь кому-то ляпнуть хоть слово, долго не протянешь, а мне всё равно ничего не будет. За мной такие люди, что тебе и не снилось.

Учётчик был прав. С кем, действительно, Гундольф мог поделиться? С Сименом, что косо глядит и на приветствия не отвечает? С этим Вилли, которого увидел сегодня впервые? Кто встанет на его сторону?

Ну, остаётся только делать вид, что согласен с предложением Бамбера, а дальше смотреть по обстоятельствам, да ещё не угодить бы в западню.

— Ну так что, Отто? — поторопил толстяк. — По рукам?

— По рукам, — кивнул Гундольф.

— На, — сказал Бамбер, взяв с полки что-то не глядя и сунув в руки собеседнику. Потом протиснулся мимо него к двери и отпер, давая понять, что разговор окончен.

Гундольф поглядел — в руке осталась миска, серая и неровная, с исцарапанным дном.