Тут дверь распахнулась, и кто-то вошёл без стука.

— Ты здесь? У площади его тоже нет...

Это Йохан зашёл и умолк, встретившись взглядом с мальчишкой, сидевшим напротив двери.

— Так он вернулся, значит. Давно?

— Проваливай, слышишь? — сказал ему Эрих гневно, поднимаясь с места. — Ты удивительно не вовремя.

— Не стоит благодарности, — хмыкнул Йохан. — Так вернёмся к делу, раз всё в порядке?

— Ты оглох, что ли? Я сказал, проваливай!

Его собеседник лишь пожал плечами, поглядел на стол.

— С утра пораньше начинаешь? Ну-ну. Я-то уйду, только не забывай, дело ждёт. А я уже устал тянуть всё на себе, когда ты такой.

Йохан вышел, но ещё раньше, чем дверь за ним закрылась, Эрих натряс капель без счёта и сделал несколько больших глотков из кружки.

— Источник, — сказал он. — Новый источник. Вода. И ведь нельзя просто летать взад-вперёд, тратя топливо. Есть заданные маршруты. И если повезёт... Тот человек, знаешь, он не зря у меня выспрашивал. Мы нашли наш источник.

— Здорово, — сказал Флоренц. — Только непонятно, при чём тут вопросы.

— Что тебе непонятно? Говорю же, мы нашли наш источник. Наш, Фло. У нашего поселения.

Мальчишка нахмурился, пытаясь сообразить.

— Это когда ты проведать решил... — начал он.

— Проведать? Дурень, ты ничего не понял. У этого человека были кое-какие запасы с прежних времён. Устройства такой силы, что могут обрушить каменные своды. Он опоил меня, я был на всё согласен, я помог ему. Я не понимал, что делаю, Фло! Всё как в тумане.

— Так пещеры что, не сами обрушились? — спросил Флоренц, не веря в то, что говорит. Сейчас окажется, что он не так понял, и будет стыдно перед Эрихом...

— Это он сделал, тот человек. А я помог ему. Мы выждали ещё для верности, чтобы не вызвать подозрений, а потом доложили о находке. И знаешь, меня одно терзало в те дни. Я спать не мог, есть не мог — боялся, что кто-то другой наткнётся на то место и раньше нас сообщит правителям.

Эрих рассмеялся, но то был невесёлый смех.

Флоренц прошептал:

— А как же я?

Он не собирался шептать, просто что-то случилось с голосом.

— Как же я? Как же мама? Ты же знал, что мы там.

— Знал, Фло. Вспомни только, как мы трудно жили, как голодали. Люди умирали каждый год. Я знал, что прежде, чем тебя примут в Раздолье, пройдёт много лет. Ты и сейчас ещё мал для города. Много мучительных лет, и кто знал, доживёшь ли ты. Я решил, так будет лучше. Вам не придётся страдать, и я поднимусь повыше.

Эрих заглянул в кружку.

— Только, знаешь, потом я начал видеть тебя каждый день, — продолжил он. — Слышал, как ты окликаешь меня. Как пробегаешь со смехом по лестнице. Я с ужасом ждал вечера, почему-то это случалось всегда по вечерам. Иногда уже думал с облегчением, что сегодня такое не повторится, и вдруг твой голос в ушах: «Эрих, я хочу себе комнату с балконом!». Вот почему, Фло, я не мог поверить, что ты вправду здесь. Вот почему я и сейчас до конца не верю. Но это ведь правда ты, братишка, и ты больше не оставишь меня?

Флоренц и рад бы ответить, но никакие слова не шли с языка. Он хотел подняться, но и ноги не слушались.

— Не оставляй меня, Фло, — взмолился Эрих. — Я всё исправлю, вот увидишь, я всё тебе дам. Комнату с балконом, еду. Весь этот город будет нашим, как мы и хотели, и никто его у нас не отнимет. Ведь ты не уйдёшь?

— Не уйду, — пообещал мальчишка.

— Я так рад, что ты со мной!

Брат улыбнулся и на мгновение стал тем, прежним Эрихом, которого знал и любил Флоренц. Тем, кого он всё ещё пытался разглядеть в этом чужом, незнакомом человеке.

Эрих пошарил в кармане, достал часы. Обычные, плоские.

— У тебя новые часы? — спросил мальчишка.

— Да, те потерялись, пришлось взять старые. Послушай, Фло, я сильно задержался, меня ждут дела. Этой ночью домой не жди, но сам никуда не ходи. Заметит кто, задержат, будет худо. Тут по ночам гулять не принято — спросят, кто, куда идёшь. А завтра Зелёный день. Народ пойдёт на площадь, и если хочешь, можешь тоже пойти. Смешаешься с толпой, там никто не обратит внимания. Только выходи и возвращайся незаметно, хорошо? Следи, чтобы улица была пуста.

Флоренц кивнул.

— Так я побегу, братишка. Не оставишь меня?

— Не оставлю, Эрих.

— Ты дождись, я завтра к вечеру буду. И будь осторожен, хорошо?

Флоренц кивнул.

Он проследил из окна, как брат торопливо уходит по улице направо, а затем поднялся наверх, чтобы взять то, за чем пришёл, и покинуть дом с балконом навсегда.

Боль терзала, не оставляя в покое.

Донимал и жар, но его Кори не боялась. Такое случалось и прежде, стоило растревожить руку. А вот боль — боль никак не уходила. Как плохо, что не удалось раздобыть снадобье у Леоны...

Кори не всегда понимала, что она уже дома. То узнавала эти стены, и становилось легче, то, наоборот, приходил страх, что сюда заявятся, а она как в западне, ещё и так слаба. Кто-то ведь уже заглядывал, обшарил всё, унёс бумаги.

Время растянулось. Казалось, она здесь давно, но умом понимала, что прошла лишь пара часов.

В её отсутствие ничего не изменилось. Сюда по-прежнему ходили ночами, собирая припасы к Зелёному дню, когда гружёная лодочка улетит за стеклянный купол. Улетит, и никто её не заметит — некому, потому что все на площади. Проворачивать такое в Зелёный день безопаснее, чем ночью. Никаких случайных свидетелей, никогда.

Чужаки заметили человека снаружи и вроде бы узнали, если только не ошиблись в потёмках. Их сюда отправлялось много, мало ли кто это мог быть, но Кори ожидала с надеждой и страхом, временами проваливаясь в беспамятство. Она уже сама не понимала, хочет видеть Гундольфа или нет, особенно когда услышала, как темноволосый проходится на её счёт. Что она калека и урод, Кори знала, а что ещё при этом некрасивая женщина, не задумывалась. Теперь задумалась.

Правда, сразу же постаралась о том забыть. Не до таких пустяков сейчас.

Жар, видно, снова её одолел, потому что она не помнила, что было прежде. Услышала шаги, открыла глаза — и здесь уже стоял Гундольф, только смотрел не на неё, а на Конрада. Тот, смочив тряпицу, пытался сбить жар. Кори чувствовала холод у ключиц, неприятный до боли.

— Ну-ка дай сюда, — мрачно сказал Гундольф, протягивая руку.

— И ты здравствуй, — ответил ему седой.

— Ага, здравствуй. И полотенце отдай, дальше я сам. И отойди от неё.

Он ничего не догадался пояснить Конраду, и тот глядел, подняв брови. Потом обернулся к Кори.

— Вы знакомы?

— Да, — сказала она беззвучно, потому что в горле пересохло.

— Мне вас оставить?

— Говорю же, да, — ответил Гундольф, но седой на него и не глядел. Он дождался кивка Кори и только потом, оставив миску с тряпицей на столе, полез наверх.

Новый гость сел на его место. Нахмурившись, осторожно коснулся лба прохладными пальцами. Взялся за тряпицу. Ткань была холоднее, но пальцы приятнее.

— Из-за руки жар? — спросил он.

Кори кивнула. Гундольф опять нахмурился, покачал головой.

— Знаешь, я многое хотел тебе сказать. Скажу просто: рад, что ты жива. И ещё, знаешь... ты прости меня за те слова. Ты, конечно, тоже хороша, но и я виноват.

Кори указала глазами на кружку, и он напоил её осторожно, поддерживая рукой. Кашлянула — голос появился.

— Парни говорят, ты их вытащила. Мы с ними, правда, недолго болтали, так что я не всё понял. Что за люди-то вас в плену держали? Это они, я так понимаю, наших перебили?

Если кто и мог ещё помочь, то только Гундольф.

Есть, должно быть, предел и его доброте, и не хотелось бы достичь его сейчас. Но стыд возможного отказа пугал не так, как то, что может случиться, если не выйдет справиться в одиночку. Нужно рассказать... хватило бы только сил.

— Леона, — сказала Кори самое важное. — Запомни это имя. И если сможешь, помоги ей. Если я не смогу...