— Дядя Райци, — не утерпел агроном, — на что нам можно рассчитывать?

— Ну что ж, — вспомнил старик о своих обязанностях, боюсь сглазить, но коль повезет, глядишь, и кабанчика удастся выгнать. Потому-то я и предупредил звонком, чтобы захватили трехстволку.

— Трехстволка с нами.

— Вижу. А зайцев на этом участке немного. Фазаны… может, кулики… но уж зато лисиц погоняем вдоволь. Правда, стрелков нас только трое, придется каждого ставить на верное место.

— А кабаны?

— Кабаны пришли уже сюда, но где залегли, не знаю. Ведь все чащобы одной парой ног не прочешешь. Но если здесь их не захватим, то уж на второй или третьей делянке обязательно на них наткнемся. Помози, проводи господина Ласло к большому буку. А вы, господин агроном, останетесь здесь, у поворота, так и Ферко легче будет вас отыскать после того, как распряжет лошадей. Я же пойду вдоль по склону и, как спущусь до низу, дуну в рог, тогда все разом и выступайте.

Ферко выложил из повозки все необходимое для охоты и погнал в сторону, агроном остался один. Пока люди займут места по разные стороны котловины, минует не меньше четверти часа.

Ферко вернулся красный и вспотевший.

— Что ты носишься как угорелый, неровен час, еще застудишься…

— Опоздать боялся…

— А стаканчики не забыл?

Ферко развязал шнурок сумки, достал бутылку палинки и подал хозяину стаканчик.

— Угостись и ты заодно!

— Благодарствую! Теперь-то уж я нипочем не простыну, — встрепенулся Ферко. Мужчины выпили, и каждый засунул стаканчик к себе в карман, чтобы тот был под рукой, когда понадобится.

И тут заиграл рожок загонщика.

— Ну, пошли! — сказал агроном, взял ружье на изготовку и углубился в дубовую рощу. За ним последовал Ферко.

Они не раз уже охотились вместе и договариваться друг с другом, что делать, было им ни и чему. У агронома был зоркий глаз, а у Ферко обостренный слух, и стоило ему уловить малейший шорох слева, как он касался левого плеча агронома, если же шорох шел справа — трогал правое плечо, все это безмолвно, дабы не спугнуть тишины. Так что, хотя Ферко шел без ружья, он имел все основания говорить «мы охотились», «мы стреляли», потому что зверя они действительно брали сообща.

Но пока что в лесу было пусто.

Загонщики шли еще далеко, но все равно приходилось держать ухо востро, ведь гон шел на лису, а лисы знают немало уловок, и не раз им удается перехитрить охотников.

Но вот тишину прервал звук рога, гулко и весело раскатился он далеко по округе, и агроном внезапно подумал, что испытывает дичь при этих чуждых и явно враждебных ей звуках? Боится, помышляет о бегстве? В роще с ветки на ветку перепархивала стайка синиц, а внизу, в долине, предательски заверещала сойка.

— Пожалуй, лиса идет, — прошептал Ферко. — Сойка определенно кого-то углядела…

Агроном только кивнул, молча соглашаясь с Ферко. Сойке, известное дело, стоит только приметить хищницу, как она начинает осыпать ее бранью…

Над лесом, на высоте достижимой дробью, пролетала какая-то длинноклювая птица, но агроном, все мысли которого занимала лиса, промазал, в ответ на выстрел в кустах послышался какой-то шум.

— Лиса кинулась в сторону, — прошептал Ферко. — А кулик летел слишком далеко…

Агроном сердито дернул плечами, потому что Ферко был прав: сойка наверняка давала знать о появлении лисы, а кулик — черт бы его побрал! — действительно шел слишком далеко…

И тут слева неторопливо, почти спокойно хлопнул выстрел.

— Уложил, — высказал Ферко общую с агрономом мысль. Он был уверен в этом: аптекарь был метким стрелком, да и второго выстрела не последовало.

Постепенно лес снова затопила тишина. Дичь, на которую велся гон, затаилась, сосредоточилась на одной цели: осторожно прошмыгнуть между охотниками, поскольку позади нее загонщики подняли шум.

На стрелков неожиданно выскочил заяц, присел и оглянулся, прислушиваясь к шуму и крикам загонщиков.

Ферко покосился на агронома, тот сделал знак: не стоит. Заяц им сейчас не нужен. Зайцев можно будет настрелять после или в другой раз.

Заяц сел и запрядал ушами, словно раскладывал по полочкам, сортируя звуки, идущие с разных сторон.

— Кумекает, что к чему, — прошептал Ферко и улыбнулся добродушно, потому что заяц теперь перестал быть дичью, которую надо выслеживать, стрелять…

Загонщиков все еще не было слышно: агроном приучил своих людей гнать дичь по возможности без лишнего шума, лишь изредка постукивая по стволам деревьев. При таком загоне дичь не пугается, не пускается наутек сломя голову и не взмывает в воздух, а столь же неспешно — в темпе загонщиков — отступает в сторону, куда ее теснят. Фазаны поднимаются на крыло в самый последний момент — уже на опушке леса, а лисы, охваченные кольцом людей, долго рыскают внутри круга, пытаясь как-нибудь прорваться, зайцы, те бегут наугад, не выбирая направления, а кабанов — если поднимут с лежки — слышно издали по вызываемому их тяжелыми телами треску и шуму.

Но пока стояла полная тишина, и лишь иногда доносилось легкое отдаленное постукивание по стволам. Мысли агронома текли вразнобой, и вдруг он подумал: сколь редкостный, благословенный покой господствует в этом припорошенном снегом лесу и какой, должно быть, душераздирающий стон и скрежет стоит на Западе, над полями сражений… едкий запах йода и человеческого пота близ перевязочных пунктов, и мертвые остекленелыми глазами уставились в небо, потому что живые не успевают хоронить их.

По тишине, царившей в лесу, можно было подумать, что нет в нем ни людей, ни дичи. Ветви деревьев по временам беззвучно роняли снег; небо, хотя тонкая пленка облаков и закрывала солнце, было светлым, в низинах недвижно лежал туман, и отдаленное карканье вороны столь полно вписывалось в общий покой, что не трогало слуха.

Но вдруг за кустами негромко хрустнул сучок и агроном почти непроизвольно повернул дуло ружья на звук. Ферко стоял, как камень. Кусты шевельнулись, сквозь ветки просунулась бурая морда крупного кабана.

Ружье медленно повернулось, замерло, и тишину разорвал резкий, сухой щелчок.

— Наповал, — прошептал Ферко, а агроном перезарядил ружье.

Приближаясь с долины, неумолчно трещала сойка, вновь пронеслись синицы, и следом из низины глухо ударил выстрел дядюшки Райци.

Но вот из лесу показались загонщики.

— Взгляни, Ферко, что там с кабаном, — сказал агроном.

— Уложили наповал, — уверенно кивнул Ферко и стал продираться сквозь кусты. — Да вот, извольте взглянуть сами!

Подошли загонщики.

— Есть что?

— Сейчас проверим! — скупо бросил им агроном, и, когда они всем скопом продрались сквозь кусты, загонщик постарше снял шапку.

— Разрази меня гром!.. Да ведь это секач, центнера полтора в нем будет… никак не меньше.

— С самой осени повадились они ходить в кукурузу…

— Эй, ребята, а ну, подсоби! — кликнул старший загонщик тех, что еще только подходили, — втроем нам его с места не сдвинуть!

— Ну и здоровяк!

Загонщики подняли секача; пуля угодила ему под самое ухо, и от выстрела тот даже не дернулся — пал, как подкошенный.

— Нагулял он жирка… — ахнул один парнишка.

— Вот бы тебе таким быть, Пишта…

— Кто знает, может любушке тогда нравиться не будет, — подхватил шутку другой загонщик.

Тут подошел аптекарь в сопровождении Йошки и почтительно приподнял шляпу, поздравляя удачливого охотника.

— Рад за вас! А мы подстрелили лису и еще видели кулика, но далеко.

— От меня он тоже шел далековато, — вот я и промахнулся, — признался агроном.

Подоспел запыхавшийся Райци.

— Вот это добыча! — одобрительно крякнул он, осмотрев секача. — Еще несколько кабанов было в загоне, теперь они перешли на Горелую вырубку. Но одного подсвинка я сшиб. Шандор, — обратился он к пареньку-загонщику, — дуй живо в усадьбу, пусть дядя Варга отрядит повозку. Мы сделаем еще один гон. Время еще есть. А после погрузим кабанов на повозку. — Райци присел на складной охотничий стул. — Загонщикам придется сделать изрядный крюк. Лайош, — окликнул он одного из загонщиков, — вот тебе рог, дашь нам знать, когда двинетесь.