Сукровин увидел глаза Дроздова после услышанного и понял, что сейчас что-то произойдет. Он хотел остановить коллегу, но не успел.

– Слушайте, вы, Богданов! Ваша сотрудница и ее спутники ликвидированы при попытке покинуть зону оцепления! – резко произнес Дроздов. – Тела их, ввиду нахождения на объекте карантина, будут сожжены!

– Не понял! Что значит «ликвидированы»?! Чьи тела?.. Вы что, хотите сказать?.. – Богданов сделал паузу. – Вы хотите сказать, что применили по нашей сотруднице оружие?

– И по ней, и по ее спутникам! Я, кажется, довольно понятно вам все объяснил! Они ликвидированы при попытке покинуть зону оцепления.

– Вы что там все, с ума посходили?! Какое вы имели право?! Я немедленно доложу генеральному! Место происшествия оцепили?! Я сейчас решу, и сотрудники следственного комитета выедут туда! Кто отдавал приказ на применение оружия?!

– Как руководитель проводимой операции, приказ отдавал я.

– Я вас отстраняю! Кто там рядом есть из офицеров?! – кричал в трубку Богданов.

– Во разошелся! – улыбнулся Дроздов, посмотрев на Сукровина.

Полковник тоже улыбнулся и показал жестами, что телефонный собеседник чувствует себя богом, имея погоны с большими звездами.

– Вы это про меня сказали? – поинтересовался Богданов. – Я вам обещаю, подполковник, что ближайшие пятнадцать лет вы проведете в колонии!

– Ну вот что, огрызок ты прокурорский! Устал я от тебя! Бери своих помощников и приезжай сюда! Ты, наверное, лично будешь руководить операцией и расстреливать людей, которых только подозревают в заражении! А то, гляжу, языком лопотать ты силен! А я готов отсюда убыть, так и скажи моему руководству!

– Да ты представляешь, с кем разговариваешь?! Я же сотру тебя в порошок!

– Слушай сюда, карась… ты, из никому не нужного болота! Мне плевать, какие там у тебя погоны и должность! Приезжай, и я с удовольствием высажу тебя на теплоход, чтоб ты по нему прогулялся. А то вы там высоко сидите и не представляете, что это такое!

– Всё, подполковник, считай, что карьера твоя закончилась! Я тебя засажу надолго! Ты слышал?! – кричал в телефон Богданов.

– Смотри, аж трубка подпрыгивает, – негромко сказал Сукровин.

– Я-то слышал. А теперь ты послушай, генерал. Я тебе обещаю: если еще раз позвонишь и будешь отвлекать меня от проведения операции, я приеду в Москву и при всех набью тебе морду! Всё, разговор окончен!

– Да ты!.. – хотел что-то ответить Богданов.

Но Дроздов прервал разговор.

– Да-а… Ну ты даешь, Дроздов! – посмотрел на него полковник. – Сейчас знаешь, что начнется?

– А что начнется?.. Ничего не начнется. Ну, позвонят они директору ФСБ, начнут дергать моего начальника. Но найти замену не смогут. В нынешней обстановке прокуратура вообще пятое колесо в телеге. Ее сотрудников только МВД боится, потому что зависит от них. Так что, Дмитрий Палыч, давай думать, что делать с «Булгаковым».

– А что делать?.. Я думаю так: ты поразмыслишь, решишь, а мы на подхвате.

– Не хочешь, значит, товарищ полковник, участвовать в принятии решения?

– Веришь, Дроздов, у меня грехов во! – Сукровин провел рукой по горлу. – Но этот сразу затмит все. Поэтому ты не обижайся. Ты уж, как всегда, давай сам.

– Да, я понимаю, Дмитрий Палыч. Ладно, пойду пройдусь, – ответил он и пошел к воде.

Посмотрев на речную гладь, Дроздов тяжело вздохнул и медленно побрел по берегу. Ему сложно было осознавать, что те, кто сейчас боролся за свою жизнь там, в двухстах метрах от берега, фактически были обречены. И самым трагичным было то, что это не зависело от успешности их выживания.

Подполковник то и дело останавливался, смотрел в сторону теплохода, потом снова шагал дальше. Груз предстоящих решений, словно многотонный пресс, давил на грудь. Перебирая в голове различные варианты действий, он никак не мог найти выход из сложившейся ситуации.

Мухин хотел подойти к нему, но полковник Сукровин жестом показал, что этого делать не надо.

Дроздов остановился, поднял маленький плоский камешек и запустил его по воде в сторону теплохода.

«Что же делать? Москва требует завершать операцию. А как ее завершить? Они же наверняка знают, что закончить проведение операции можно только уничтожением судна. Если центры обсервации ликвидируют, то и эвакуации с “Булгакова” не будет. Что же делать?.. Где этот сука, заместитель генерального прокурора? Пусть назначили бы его старшим, и принимал бы здесь решения. Хорошо все устроились: сидят там в своих кабинетах – и давай, Дроздов, командуй на месте.

Что же делать?.. А если через три недели война?.. Если война, то и думать нечего, всё равно все умрем. Просто кто-то раньше, кто-то позже. А если не будет?.. Если не будет, Дроздов, то те, кто имел шанс выжить на теплоходе, будут приходить к тебе по ночам и спрашивать – почему?.. Почему ты, Дроздов, решил, что у нас нет шанса? Почему ты, Дроздов, решил, что мы все не должны жить?.. Там почти триста человек. А если некоторые смогли закрыться в каютах и уцелеть? А если из заболевших один или два смогут выжить? Выжившие – это же бесценный дар. Сколько их по России? Единицы.

Что делать?.. Москва будет нажимать, это факт. Их уже списали всех. Да это и понятно. Сейчас уже не до них. Что же мне делать?.. Рубин, Контуров, Иванов, Курганская… от каждого из них зависела судьба районов и областей в каждой отдельной ситуации.

Что же делать?.. Интересно, какая здесь глубина?.. Затопить? Просто взять и затопить? Пожалуй, это мы сможем сделать, если глубина позволит…»

Дроздов присел на большой камень, провел ладонями по голове, посмотрел на теплоход и взглянул на свои командирские часы.

– Почти два. Если топить, то глубину нужно узнать. Надо, наверное, с Карабасом посоветоваться, как лучше это сделать, – негромко сказал он и тут же хлопнул себя по лбу: – Стоп. Волин. Точно, Волин. Он человек в возрасте, значит, с понятием должен быть. Он сможет… Должен. Я постараюсь его убедить. Точно, надо пробовать. Другого выхода я не вижу.

Дроздов встал, обернулся и жестом позвал к себе помощника.

– Да, Олег Владимирыч! – подбежал Мухин.

– Костя, вот что сделай. Свяжись с Москвой, пусть срочно соберут и передадут нам все данные на Волина Фёдора Ивановича, капитана этого теплохода.

– Так у нас же есть.

– Общие анкетные данные мне на хрен не нужны. Мне надо всё. Понимаешь?.. Всё. Жена, дети, внуки. Где работают, живут, учатся. Номера их телефонов. Короче, всё и как можно быстрее.

– Понял! – Мухин достал из кармана телефон и отошел в сторону.

Теплый осенний день растворялся в солнечных лучах. Если отбросить в сторону всю трагичность происходящего, то можно было радоваться еще одному почти летнему дню. Большой четырехпалубный красавец «Михаил Булгаков» стоял на якорной стоянке и словно позировал для фотосессии. Только остановившись и присмотревшись, можно было сделать вывод, что этот бело-синий теплоход чем-то напоминал «Летучего голландца». Предчувствие чего-то необъяснимого и страшного, происходящего внутри судна, охватывало каждого, кто хоть на минуту задерживал взгляд на пустых палубах.

Капитан вышел из каюты, поправил воротник форменного кителя и зашагал в сторону кормы. За дверями нескольких кают слышны были стоны и сильный кашель.

Пройдя к винтовой лестнице, Волин спустился на среднюю палубу и зашагал по проходу в нос судна. Как командир судна, он решил сделать обход и оценить обстановку. Волин отметил, что пассажиров на палубе нет, все наконец-то попрятались в каютах. Но осознание того, что время было упущено, не покидало его.

Дверь в одну из кают была приоткрыта, и он осторожно толкнул ее. И застыл в коридоре. На большой двуспальной кровати с закрытыми глазами лежала женщина лет пятидесяти и тяжело дышала. Она тихо звала на помощь и повторяла мужское имя.

Мужчина лет пятидесяти лежал на полу у окна. Лицо его было бледным, глаза открыты. Рядом валялись кружка и электрический чайник.