– Бери да сам спускай, – зло бросил Шадров.

– Если б я знал как, я бы спустил! – Сахаров посмотрел на Марчевскую и подмигнул. – Я же вам говорил, что вас не послушают. Они понимают, только когда им страшно.

– Серёжа, ты молодец! – Женщина подошла и, встав чуть позади, прижалась к нему.

– Ну, капитан, отдайте команду! – обрадовался помощник депутата.

– Фёдор Иваныч, у него травматический! – сказал Назарецкий и вытер ладонью лицо.

– Да, травмат! А ты хочешь попробовать?.. Пару дырок я успею в тебе сделать, а с учетом, что медицинской помощи тут нет, тебе будет весело! Со мной лучше не шутить! – Сахаров направлял пистолет то на Алексея, то на остальных собравшихся.

– Я как капитан теплохода последний раз предупреждаю всех! Поверьте мне, никого не выпустят за оцепление. Кто хочет покинуть судно?

– Что значит «кто хочет»?.. Мы никого с собой не возьмем! Нас еще смогут выпустить, мы госслужащие, а остальных точно не выпустят! А мы за всех просить не будем! – Сахаров обвел взглядом присутствующих.

– Иван Сергеевич, – капитан посмотрел на старпома, – подойдите сюда. Оставьте их, пусть уходят. Не мешайте им!

– Горшков, ты вместо того, чтоб ножом баловаться, лучше бы помог им шлюпку спустить, – сказал Шадров и прошел к капитану.

– Да пошли они! – держась за руку, отозвался матрос.

– Борисов, Докин, помогите им! – дал команду старпом и взглянул на Назарецкого: – Алексей, с тобой все в порядке?

– Да. А что? – держась за поручень ограждения, спросил тот.

– Да Алексей, что-то ты бледный совсем. Иди к себе, отдохни! – Волин перевел взгляд с него на старпома. – А мы, Иван Сергеевич, идемте, посмотрим, чем это все закончится.

– Не, я тоже хочу глянуть! – заявил Алексей, держась от них на расстоянии.

Назарецкий пошел следом за ними по площадке и встал у ограждения, то и дело вытирая шею ладонью. Лицо горело огнем, сильно стучало в висках. Он все сильней чувствовал тошноту.

С правого борта теплохода спустили шлюпку. Капитан, по-прежнему спокойно выпуская табачный дым, трубкой показал старпому на берег. Там началось какое-то движение, и через минуту все услышали из акустической колонки мужской голос:

– Вернитесь на корабль! Покидать зону оцепления запрещено! Предупреждаю: покидать зону оцепления нельзя! Вернитесь на теплоход!

– Эгей! Мы свои! – опустив весла в воду, крикнул Сахаров.

– Мы вам сейчас все объясним! – радовался Осокин и, посмотрев на Марчевскую, негромко добавил: – Страшно подумать, что ты сделаешь с этим подполковником с птичьей фамилией.

– Он меня на коленях умолять будет, этот Дроздов! Я его научу генеральную прокуратуру уважать. Его руководство еще будет ходить и просить, чтоб я их пожалела! Они узнают меня в гневе… Я добьюсь, чтоб его не только уволили с волчьим билетом, а еще и привлекли!

– Тебя такую даже я боюсь! Не завидую я ему. Не знал он, с кем связался! – смеялся Осокин.

– Остановитесь! Вернитесь на судно! – звучал голос Дроздова из колонки. – Зону оцепления покидать запрещено! Предупреждаю: будет открыт огонь на поражение!

– На каком основании?.. Он что, нас за идиотов держит?! – усмехнулся Сахаров и сделал два гребка веслами.

– Галя, он все не унимается, этот подполковник! Он, наверное, хочет стать пенсионером без пенсии! – хихикал Осокин.

– Давайте достанем удостоверения, чтоб они видели, – предложила Марчевская, когда шлюпка отошла от теплохода.

Сахаров отдал ей свое удостоверение и снова взялся за весла. Женщина подняла в руках два раскрытых документа. Осокин сделал то же самое и крикнул:

– Я помощник депутата Государственной думы!

В этот момент Марчевская вскрикнула и упала. Сахаров вздрогнул, бросил весла и завалился на бок. Осипов успел только взглянуть на него, как тут же дернулся и откинулся на спину…

Шлюпка медленно качалась на воде. Наблюдавшие с теплохода за происходящим люди застыли в молчании.

– Что и следовало доказать. А я предупреждал, – сухо сказал капитан и продолжил: – Всем разойтись по каютам!

– Сволочи! Спасите нас. Спасите! – сорвался на крик матрос, упал на колени у ограждения и заплакал.

– Докин! Коля, перестань! Возьми себя в руки. Прекрати истерику! Давайте по каютам! – громко сказал старпом.

– Смотрите! – крикнул один из матросов, указав рукой на парня, который кашлял.

Все повернулись и попятились к ограждению правого борта. Матроса бил озноб, и он безуспешно предпринимал попытки встать. Закашлявшись, он вытер с губ кровь, прохрипел что-то о помощи и опять упал.

– Всем разойтись по каютам! – крикнул Шадров.

– Фёдор Иваныч, я тогда тоже пошел. Что-то меня штормит, как пьяного… – сказал Назарецкий и побрел, шатаясь и держась за ограждение левого борта.

Капитан и старпом стояли и смотрели ему вслед.

– Думаете, вирус? – спросил Шадров, не глядя на Волина.

– Не знаю. Может быть, и вирус. А вы, Иван Сергеич, напрасно из каюты вышли. Спасибо, конечно, что помогли, но все же зря. Поберегли бы себя.

– Фёдор Иваныч, трудно сидеть в каюте и думать, как вы тут. Я решил: раз старпом, то мое место здесь, с вами. Пошел в рубку, но матросы меня не впустили, сказали, что вы тут. Пока по судну шел, слышал в некоторых каютах крики и кашель. Наверное, многие заразились?..

– Это неудивительно, если люди до сих пор не поняли, что надо сидеть в каютах и не показывать носа. Иван Сергеич, сходите в машинное отделение, проверьте, чтоб никуда не выходили. Они должны были закрыться в самом начале всего этого.

– Хорошо, Фёдор Иваныч. А вы где будете?

– Пойду пока к себе. В рубку меня все равно не пустят, сам такое указание дал.

Волин не спеша пошел по палубе.

– Фёдор Иваныч, неужели это конец? – спросил старпом.

– Очень бы этого не хотелось… – Капитан обернулся, тяжело вздохнул и зашагал дальше.

Шадров быстро спустился к машинному отделению. Дверь была закрыта. Он набрал на сотовом номер, и когда отозвался мужской голос, спросил:

– Петрович, как дела у вас?

– Сергеич, мы дверь заблокировали. У моих все нормально. Когда выйти уже можно будет?

– Молодцы, Петрович. Сидите там. Думаю, скоро все закончится. В любом случае вам сообщат. Все, давай… – Шадров спрятал трубку в карман кителя.

Пройдя по главной палубе, он остановился у винтовой лестницы. Вверху кто-то сильно кашлял и хрипел. Старпом застыл в нерешительности: рисковать не хотелось, и мысли веером проносились в голове.

– Да ну вас! – негромко сказал он и пошел к другой лестнице, в носу теплохода.

Шадров медленно поднялся на среднюю палубу и увидел в коридоре знакомый женский силуэт.

– Антонина! – окликнул он женщину лет тридцати пяти.

– Ой, Ваня… Извините, Иван Сергеевич! – Она притворно опустила глаза, пряча за спиной руку.

– Ты почему не в каюте? – подошел он ближе.

– Ваня, у девчонок моих температура поднялась. Яна позвонила, попросила таблетки, если есть. Вот, решила отнести им.

– Ты что, ненормальная?! О себе не думаешь, так о сыне подумай!

– Не кричи. Чего ты кричишь? Я хотела им под дверями оставить.

– У меня слов нет! На судне уже несколько десятков заболевших! Все коридоры, двери, ручки, даже стены могут быть заражены! Всё кругом кишит этим чертовым вирусом!

– Ты что меня пугаешь?

– Тоня, милая, послушай. Я хочу, чтоб ты выжила и вернулась домой к маме и сыну. Я специально к тебе не зашел, чтобы не подвергать опасности. Я же по телефону тебе все объяснил!.. Так нет, ты сама взяла и вышла. Бóльшая часть пассажиров и членов команды заболела или на грани. И все из-за того, что не выполнили данный капитаном и мной приказ.

– Просто никто в это не верил. Девчонки сначала звонили, радовались, что учения такие интересные. Никто даже подумать не мог, что этот вирус может быть у нас на теплоходе.

– А что, телевизор, радио, интернет никто не смотрит, не слушает?

– Вань, но это же так далеко. Где-то война, преступления, болезни, но это все далеко. А в то, что вирус может оказаться рядом, никто поверить не мог.