Подарили нам ящик шипучки, мы его еле дотащили до голубятни. Я не очень разбираюсь в шампанском. По-моему, bulles были хорошие, но непонятно, что же они мучаются в безнадежном соревновании с шампанскими мухами, а не делают достойное деревенское вино?

Наутро поехали в Париж. Кентен-Пуассон сказал, что билеты на поезд брать не надо, и так доедем. Когда пришли контролеры, он меня потащил прятаться в туалет, оттуда нас, разумеется, выковыряли. Он тряс под носом у железнодорожных сбиров своей carte d’identité, где вместо фотографии была вклеена картинка из детского журнала Тентене, а я притворился, что вовсе не понимаю по-французски. Контролеры сказали что-то про «пунк» и «русков», putain alors и merde donque и позволили ехать дальше.

Эта поездка мне многое рассказала о Франции – и плохое, и очень хорошее. Про лексику и политику – в любом случае.

В Плайя-де-лас-Америкас нам с Сашей стало скучно через три дня, тенерифское Рождество начало раздражать (сколько можно смотреть на темнокожих безработных, наряженных Санта-Клаусами и топчущихся у входа в супермаркет под увитыми елочными лампочками пальмами?). И купаться в океане надоело. Тем более что я чуть не утонул. И вообще, начался шторм.

Захотелось где-нибудь спокойно походить ногами. Мы справились в агентстве по туризму, где это можно сделать. Выяснилось, что нигде. Надо брать экскурсию или, наняв машину, самим ехать куда-то, а уже потом ходить ногами. Но в конце недлинного разговора с девицей из агентства выяснилось, что можно на рейсовом автобусе добраться до какого-то городка недалеко от Плайя-де-лас-Америкас, а там рукой подать до Барранка-де-Диаболо, где ногами вполне можно ходить.

Что такое «барранка» мы не знали, но звучит сочно, особенно в сочетании с тем, что она «чертова». Совсем по-прутковски. Что-то в манере «желания быть испанцем». С испанцами, впрочем, на Тенерифе туго – на дверях заведений рядом с надписью «We are speaking English, Ici on parle français, Deutche spraechen, parliamo Italiano» добавлено: «habla castillano».

То есть мы, канарцы, говорящие по-андалусийски, не кастильцы-арагонцы. Ну и ладно, хотя хорошо бы в Сочи что-нибудь написали на местном диалекте.

А barranca по-кастильски – это «спуск, уклон, речной берег».

Мы сели в автобус, минут двадцать ехали вверх и вышли на площади городка, где не было ни намека на тень. Между двумя пальмами на фоне фантастически синего неба висела гирлянда с Дедом Морозом в санях, запряженных оленями; с фронтона белоснежной, дикого колониального стиля церкви благословляла святая Мария Гваделупская, украшенная выцветшими пластмассовыми розами; на кресте сидел белый голубь; на жаре зевала рыжая канарская дворняга.

Стояла надпись: «Барранка-де-Диаболо. Опасная дорога, будьте осторожны». Мы робко встали на тропу. Ни одной опасности не было, кроме возможности удивиться старательно рассаженным молодым драконовым деревьям, агавам, обильным олеандрам и неизвестной мне африканско-субтропической флоре. О да, был какой-то провал вниз, с острыми камнями, похожими на зубы древних рептилий. Наверно, он-то и был страшен в этом уклоне в сторону туристической красоты.

Я, инвалид, его прошел легко. В Крыму не такое когда-то видел. Но дышалось в этой «барранке» удивительно легко, и небо светилось здесь океанским, всеобщим светом.

Когда мы шли обратно, встретили пожилую голландскую пару. Дама в бледно-зеленых шароварах и соломенной шляпе спросила: «Там очень трудно?» – «Нет, – ответили мы в один голос, – там всем просто. Никаких чертей, только виднеется внизу русло давным-давно высохшей речки».

У автобусной остановки образовалась эфемерная тень, в ней позевывала собака – возможно, наследница тех, кто дал имя Канарскому архипелагу. И тут на балкончике соседнего дома диким свистом распелась канарейка.

Приехал кадмиево-желтый автобус, мы отправились вниз, к черным крабам и алым Санта-Клаусам побережья.

С тех пор я в Барселоне, к сожалению, не бывал. А поехал туда с парижской приятельницей Джудит Бизо – ей почему-то очень хотелось посмотреть выставку калифорнийских художников мексиканского происхождения, которую делал в Барселоне какой-то ее знакомый. Предложила съездить вместе, я с радостью согласился – очень хотелось увидеть каталонскую столицу.

Выставка оказалась интересная. Но куда любопытнее мне был город. Жалко, что провел там всего два дня и наверняка увидел очень мало, хотя и возвращался в гостиницу только переночевать.

Гостиница, где мы остановились, находилась на Рамблас. В кишение этих пешеходных улиц я и окунулся сразу же. Воздух там был густым от запаха анаши – кажется, ее только что легализовали. Мне страшно понравились маленькие темные бары, где за стойкой с потолка свисали вяленые окорока, наливали в зеленоватые стаканчики херес, а на закуску подавали толстыми ломтями порубанную колбасу чоризо и острый сыр.

Слонялся по узеньким полутрущобным улочкам Барри-Готико и Барри-Чино, по идее они были с односторонним движением, но машины там бодались, как бараны, – побеждал самый упрямый, а побежденный пятился.

Удивился собору, обсаженному пальмами: готический стиль очень непривычно выглядел рядом с субтропической растительностью. Потом набрел на еще одну церковь. Ее барочный фасад закрывал беленький классицистический портик, дальше, ближе к трансепту, шли готические контрфорсы, а апсидная часть этой базилики, обстроенная трухлявыми сараями, была романской, а то и чуть ли не вестготской.

Что же касается сооружений Гауди – посмотрев на них в натуре, я утвердился во мнении, что это противно. Надеюсь, Саграда Фамилию никогда не закончат: в недостроенном виде она лучше, чем так, как ее задумал автор. Каса Бальо и Каса Мила? От них веет не только дурным вкусом, но и сумасшествием. А вот парк Гуэль понравился: среди сочной зелени бесконечная скамейка, уделанная мозаикой из битых тарелок, и даже знаменитые покосившиеся колонны выглядели весело.

Перед отъездом обедали в рыбном ресторанчике рядом с портом, ели мрачного вида, но очень вкусную паэлью с чернилами каракатиц, потом я пошел посмотреть стоявшую в гавани, рядом с памятником Колумбу, реконструкцию «Санта-Марии». Поразительно, как на такой посудине можно было отправиться в неведомое плавание?

Воюхино – родная деревня моей бабушки Веры, крошечная. Не знаю, как сейчас, а раньше там был всего десяток домов. Ближайшее село с магазином и автобусной остановкой – находящееся километрах в трех Барынино. Насколько помню, ничего интересного там не было. Правда, места красивые: волнистые холмы, поля, прозрачный светлый березняк, куда мы ходили по грибы.

Если свернуть с пути в Воюхино на почти заросшую дорогу в лес, можно прийти в Побоище. По преданию, там когда-то случилась битва с татарами. Почему-то вдоль этой лесной дороги часто можно было найти белемниты, окаменелые раковины мезозойских головоногих. Местные называли их «чертовы пальцы» и «татарские стрелы», а я-то уже лет в семь, страшно интересуясь палеонтологией, знал, что ни к чертям, ни к татарам они не имеют отношения.

Бабушка рассказывала, что во времена ее детства в Побоище было богатое поместье какой-то генеральши. Барыня была добрая и привечала крестьянских детей. Самое сильное впечатление бабушки: она с генеральскими детьми каталась на тележке, в которую был запряжен огромный сенбернар.

В начале 60-х от поместья оставался только заросший тиной пруд и темная липовая аллея. Сейчас, наверно, нет ничего.