Артем договорил, мы похлопали, и я повернулся к сидящей рядом со мной Виталине:

— Дорогая, у нас сегодня очень особенный день.

— Я тоже рада, что твой протеже не подвел, — улыбнулась она.

Не понимает.

— У нас особенный день, — повторил я.

На лице жены появилась заинтересованность, она погладила едва наметившийся животик и фыркнула:

— Два месяца назад уже был «особенный».

Осторожно надеюсь на лапочку-дочку.

— Это был по-другому «особенный», — покачал я головой. — Сегодня, спустя много таких интересных лет, мы поставим жирную точку в нашей последней оставшейся без внимания папочке — в «Рыбном деле».

— Неужели? — блеснула глазками любимая.

Поднявшись на ноги, я протянул ей руку:

— Идем, я покажу тебе, насколько беспредельной бывает человеческая жадность.

— И насколько она бывает наказуемой! — откликнулась любимая, и мы за руку покинули «Лужники», оставив народ досматривать церемонию закрытия соревнований и слушать соответствующие речи в исполнении деда Юры и прибывших делегатов.

Миновав тихий на контрасте со стадионом коридор, мы выбрались под вечернее, радующее теплым закатывающимся солнышком небо, вдохнули несколько менее свежий, чем хотелось бы, воздух — повальная автомобилизация и не думает прекращаться — и погрузились в новенькую «Копейку», на которую меня пересадили в рекламных целях, защищать несколько потесненный импортом отечественный автопром.

— Секунду, любовь моя, — я снял трубку установленного между сидений телефона — не «Алтай», а нормальная, гражданская модель из свободной продажи, очень уважаемая кооператорами, ибо демонстрирует солидность — и отзвонился на Лубянку, дав отмашку началу операции.

Этот «Спрут» пустил свои щупальца от Берлина до Владивостока, и сегодняшней ночью будут подняты на уши все силовики страны, начальство которых вскроет спецконверты через двадцать минут. Положив трубку, я улыбнулся жене:

— Поехали в головной «Океан». Гражданин Фишман сегодня изволили задержаться на рабочем месте.

Привычно втопив педаль газа в пол — дорога почти пуста, но через часик, когда со спортивных объектов, автобусами и личным транспортом, отправятся по домам зрители, Москва «встанет» на добрых полтора-два часа — и без того пребывавшая в хорошем настроении Виталина, с каждой секундой оживляясь от ощущения приключения, хихикнула:

— Не иначе как нетрудовые доходы подсчитывает.

— Такой интимный момент, а мы мешать собрались, — осуждающе вздохнул я сам на себя.

— Чего накопать успел? — попросила милая данных.

— Я успел накопать удар по самооценке, — признался я. — Но на это я в конце пожалуюсь, главному фигуранту.

Виталина бессердечно заржала:

— Так старался, раз в квартал ходил «сигнал» подавал, а тебя даже не заметили! Еще и фильм снял «Ты мне — я тебе», типа сигнал контрабандистам черной икры!

— Не осознают масштабов личности и интересов Сережи Ткачева, — кивнул я. — Но это даже хорошо — иначе осталось бы наше «Рыбное дело» запертым в шкафу и никому не нужным.

— Оно бы и к лучшему, — справедливо заметила жена. — Сколько продукта «налево» пустить успели? Сколько валюты страна недосчиталась?

— Это правда, — покивал я. — Валюты у нас нынче тем самым жуй, но в этом деле лишнего не бывает. Не говоря уже о том, что народ сильно удивляется, чего это «Океаны», так хорошо начинавшие и радовавшие изобилием, хиреют и торгуют в основном полуфабрикатами, морской капустой, перемороженным минтаем, будь он неладен, и треской — если сильно повезет прийти в день завоза.

У кооператоров конечно же все есть, но «Океану» частникам прямо запрещено продукцию сбывать — у них свои рыболовецкие суда, подрядчики, цепочки поставок и квоты на вылов рыбы. Но как хочется левых доходов!

— Просто прелесть на самом деле: например, когда происходит незаконная вырубка леса, остаются пеньки. А когда к рыбозаводу подплывает катер и на него перекидывается «утруска и усушка», концы в полном смысле в воду — поди-проверь, чего там наловили. На каждый траулер КГБшника с «безменом» не посадишь.

— Не схема, а сказка, — согласилась Вилочка.

— Пашка весь в меня, — проснулась во мне сомнительная отцовская гордость. — Из всех видов рыбы он предпочитает курицу.

— Нашел чем гордиться, — фыркнула Виталина.

Прибыв к головному «Океану», мы вышли из машины, дождались, пока из прибывшей за нами выберутся КГБшники во главе с дядей Женей и направились к померкшему витринами в честь окончившегося рабочего дня магазину.

Табличка «закрыто» на главном входе сделала свое черное дело, и мы направились к служебному входу с торца здания. «Посторонним вход запрещен» можно игнорировать — мы же не посторонние, а по делу!

Шаг первый — прячемся за углом. Шаг второй — выдаем дяде Коле (он новенький и лопоухий, а значит — не подозрительный) двадцать пять рублей на «контрольную закупку», которая конечно же не нужна — чисто в документах расстрел основным фигурантам уже накопали, но так ведь веселее!

— Полкило красной. Кодовую фразу помните?

— «Беременная жена сказала без икры домой не возвращаться», — ответил КГБшник.

— Ступайте с богом, — благословил я его ко всеобщему веселью.

Засиделись мои «дяди», тоже приключению радуются.

— Я лучше один! — отшутился дядя Коля и пошел условно стучать в служебный вход.

Два коротких «тука», пауза, еще три коротких «тука». Теперь подождем.

— Просто поразительно, насколько иронично порой складывается жизнь, — перейдя на шепот, поделился я мыслями. — Поставить на сеть рыбных магазинов человека с фамилией «Фишман» — «рыбный человек».

— Нарочно не придумаешь, — согласилась Виталина.

Дверь лязгнула засовом и открылась. Створка скрыла от нас «хозяина», а дядя Коля очень правильно принялся мяться с ноги на ноги и заискивающе улыбаться:

— Жена беременная у меня, без икры сказала домой не возвращаться.

— Закрыто, — ответил ему женский голос классическим тоном «приперся тут».

— Простите, — потупился КГБшник. — Я бы ни в коем случае не стал беспокоить вас по такому пустяковому поводу, но жена… — вздохнув, он достал из кармана купюры и стыдливо протянул собеседнице. — Я заплачу! Умоляю вас, спасите нашу семью! Все, что нам нужно для счастья — это одна маленькая, полукилограммовая баночка красной!

Талант, блин!

— Давай, — снизошла передовица (раз «из-под полы» торговать доверили, значит точно на доске почета висит) Советской торговли принять оплату. — Жди, — выдала скупые инструкции и закрыла дверь изнутри.

— Долго изживается хамское отношение человека к человеку, — вздохнул я. — Тяжело нашим людям дается держать середину между «чего изволите-с?» и «х*ли надо?».

— Наследие Империи, там середины не было, — заметил дядя Женя.

— Видимо так, — покивал я.

Дверь открылась спустя пять томительных минут, в течение которых дядя Коля старательно изображал, насколько его угнетает необходимость «доставать» дефицит: нервно выкурил папироску (невзатяг конечно), попинал высокотехнологичный мусор в виде пластиковой бутылки, посидел на скамейке и позаглядывал в окошко.

— Чего мельтешишь как инспектор ОБЭП? — недовольно приложила клиента «хозяйка» заодно сунув ему в руки запрошенную полукилограммовую банку красной икры.

Государственная цена нынче — 10 рублей пятьдесят копеек: немного подорожала в свете введения в стране инфляции. У кооператоров — от 27 до 30 рублей идет, и 25 — нормальная цена для продажи из-под полы государственного магазина. Сложный рынок в Союзе, много в нем нюансов.

— Благодарю, — изобразив радость, дядя Коля с баночкой в обнимку вернулся к нам.

Выключив «Конвас-автомат 3», выпущенный в начале этого года и обладающий реально компактными — одной рукой держать можно и не уставать — параметрами, дядя Игорь отчитался:

— Зафиксировал. Может в ГИТИС отправим? Такой талант пропадает.

Поржали, упаковали банку икры в пакет для улик и пошли условно стучать в дверь всей компанией. Ждать пришлось недолго — одетая в белых халат и многочисленные золотые кольца, раздраженная упитанная дама лет сорока с химически обесцвеченными и завитыми волосами, открыв, увидела вежливо улыбающихся нас, охнула и попыталась закрыться — тщетно, этот механизм у нас давно отработан.