Они прислушивались, пока ее голосок, рассказывающий, как она их потратит, постепенно не смолк за поворотом коридора.

– Брэдфорд, насквозь Брэдфорд, – возвестила Эбби гордо. – И не только с виду – Она покачала головой. – Слава Богу, подруга Битси видела ее лишь мельком. – Она повернулась к Джулии и снова обняла ее. – У тебя снова все козыри на руках, Джулия. Ты уже осветила некоторые темные углы. Я надеюсь, Брэд сможет выбраться из этой паутины после того, как поговорит с тобой. Если он не сможет быть в пятницу, я тебе позвоню, чтобы предупредить. Если ты от меня ничего не услышишь, значит, все в порядке, хорошо?

Джулия кивнула.

– И тем временем не суетись и не торопись. Не высказывай своих подозрений, держи язык за зубами. – Она приложила палец к губам и засмеялась. – Слава Богу, мы еще можем смеяться. Куда лучше, чем плакать. – Она быстро обняла Джулию и поплыла к дверям.

Всю ночь Джулия ворочалась с боку на бок. Ей казалось, ее душа разрывается на части. И не столько из-за того, что случилось с Брэдом, сколько из-за подлого предательства Маркуса. То, что он врал ей с самого начала, потрясло ее. Он ей нравился, она ему доверяла, считала другом. Слава Богу, что, несмотря на его постоянные приставания, она с ним не переспала. Разумеется, ему велено было пытаться. «Сволочь! – подумала она в бешенстве. – И эта сука!» Она чувствовала себя униженной. По правде сказать, она не могла сама разобраться, кто беспокоил ее больше, Брэд или Маркус. По крайней мере, решила она, по справедливости надо сказать, что Брэд никогда не лгал умышленно. Что заставило ее живо представить себе, как он должен сейчас себя чувствовать, узнав, что мать предавала его. Это не идет ни в какое сравнение с ее переживаниями по поводу Маркуса. Впервые, через свою боль и волнение, она стала понимать боль и тоску другого человека.

Она поняла, что все равно не заснёт. Встала, надела халат, спустилась в кухню, сварила кофе и сидела, размышляя, пока не рассвело.

Маркус позвонил на следующее утро и сообщил, что он пару дней будет занят.

– Роль в фильме для певца. Цифра с многими нулями в контракте.

– Можно подумать, ты эти нули не обожаешь!

– Что-то я не слышал, чтобы и ты жаловалась на их избыток.

– Разумеется, нет. – «Спокойнее», – подумала Джулия.

– Позвоню через пару дней.

– Обязательно, – согласилась Джулия, придумывая, как она его обзовет при случае.

Но он позвонил в четверг утром и сообщил, что должен лететь на восток.

– Что-нибудь случилось? – как бы между прочим спросила Джулия, но вся замерла в напряжении.

– Ничего страшного, но мне надо там быть.

– Неприятности? – «Так тебе и надо», – подумала Джулия.

– Да там с деньгами путаница, сама знаешь, как это бывает.

«Это означает, что от тебя потребовали отчета», – подумала Джулия.

– У тебя-то все в порядке? – спросил Маркус.

– Как и у тебя, ничего такого, с чем я не могла бы справиться, – ответила Джулия, давая себе мысленную клятву разделаться с ним самым мучительным для него способом.

– Позвоню, когда вернусь, ладно?

– Жду не дождусь.

Он полетел, чтобы предстать пред светлые очи Ее Величества; она каждым нервом чувствовала, что не ошибается. Исчезновение Брэда, пo-видимому, толкнуло леди Эстер на крайние меры. Указания, данные в последнюю минуту? С Джулией тоже так случалось. Она не знала, откуда что бралось, но никогда не ошибалась. И сейчас перед отлетом в Сан-Франциско она дала строжайшие инструкции Барбаре касательно Дженни.

Пятница, можно считать, пропала зря. Она не могла отделаться от мыслей о Брэде и их предстоящей встрече весь день, пока бродила по выставкам мебели, пытаясь принять правильное решение. Обычно ей нравилась такая работа, но сейчас она нервничала – причем чем дальше, тем больше, поминутно взглядывая на часы. В половине пятого она не выдержала и вернулась в гостиницу, чтобы привести себя в порядок. Она не торопясь и с наслаждением приняла ванну в надежде, что это поможет ей расслабиться, причем щедро налила в воду ароматного масла. Позже она воспользуется такими же духами.

Неизвестно почему, возможно, из вредности, она решила надеть черное. Вспомнила, наверное, ироническое замечание Дрекселя Адамса во время ее первой встречи с леди Эстер. Но, надев платье, начала сомневаться. Не подумает ли Брэд, что она в трауре? По нему? По их браку? Но черный цвет всегда ей шел, хорошо оттенял ее кожу, делал ее перламутровой, а волосы огненными. И Брэду она нравилась в черном. Как ни крути, все плохо, сердито подумала она. А, к черту все, решила она и осталась в черном платье. И похвалила себя за принятое решение, обозрев свою фигуру в зеркале. Платье было из черного крепа от Ханы Мори. На ноги она натянула тоже черные нейлоновые чулки со швами, пристегивающиеся к поясу с резинками, и сандалии на высоких каблуках, с ремнями крест-накрест, охватывающими лодыжки. Небольшая сумочка, жемчужные серьги, идеально подкрашенное лицо, зачесанные наверх волосы, за исключением нескольких прядей на шее и лбу, немного духов – и она готова. Она сознавала, что в глубине души хочет наказать его, преподнеся себя как подарок, только теперь предназначающийся не ему. Он же может лишь смотреть. И, возможно, понять, от чего он отказался. Она позвонила в ресторан и попросила принести в номер двойную порцию виски с лимоном.

Брэд занял позицию в углу огромного бассейна, вода в котором напоминала блестящий целлофан, ровно уходящий через покатые края в густую зелень. С того места, где он стоял, ему хорошо были видны лифты – стеклянные пузырьки, которые, подобно бегунку на логарифмической линейке, скользили вверх и вниз по прозрачному стакану. Как обычно, вокруг стоял шум, но он ничего не слышал. Два оркестра соревновались друг с другом, звенели ножи-вилки и посуда в двух ресторанах, звякал лед в стаканах в баре, люди громко переговаривались, какая-то женщина смеялась. Все в нем сосредоточилось на ожидании.

Он увидел ее сразу, стоило ей выйти из лифта. Мужчины расступались перед ней и провожали ее глазами. Она шла к нему, вскинув голову, расправив плечи, широко ступая длинными ногами, – он так хорошо помнил ее походку, – не обращая внимания на взгляды и зазывные улыбки. Выражение ее лица было, как он выражался, «на публику», то есть говорящее об отсутствии каких-либо шансов у «охотников» – спокойное, отрешенное, прохладное, как хороший мартини.

Когда он вышел из тени нависающей зелени навстречу ей, она мгновенно остановилась. Она не издала ни звука, но ее глаза, такие же огромные и дымчатые, как раньше, расширились, а черные зрачки сузились. Мгновение они смотрели друг другу прямо в глаза, а потом он услышал свой голос:

– Привет, Джулия. Давненько не виделись.

Она кивнула, и он заметил, что она судорожно сглотнула. Она нервничала не меньше него, понял он. И немного успокоился.

– Очень мило с твоей стороны было согласиться прийти, – продолжил он.

Она кивнула.

Она все еще молчала, стояла, пока он жадно разглядывал ее. Как всегда, она ощущала этот взгляд как прикосновение пальцев. Нервы у нее были напряжены до предела.

– Ты не изменилась, – сказал он наконец с изумлением.

«Но ты изменился!» – расстроено подумала Джулия. Ему сейчас тридцать семь, но выглядит он на сорок пять. Маленькие морщинки от смеха превратились в глубокие борозды, появилась масса новых вокруг четко очерченного рта. Глаза цвета морской волны стали тусклыми, как будто нуждались в чистке.

И еще новой была в нем неуверенность, с которой он произнес:

– Я подумал… выпьем перед ужином?

– Да, выпьем. Но боюсь, поужинать я не смогу. Мне надо успеть на самолет в восемь тридцать.

– А! – Он явно огорчился, да и в голосе это чувствовалось, причем настолько, что Джулия, помимо собственной воли, предложила:

– Пойдем во вращающийся ресторан наверху? Мне очень нравится вид на город оттуда.