Джулия намазала маслом тост, лениво поковыряла яйцо, которого ей вовсе не хотелось, и прислушалась к разговору матери с сыном. Они говорили о совершенно неизвестных ей вещах, и она почувствовала себя посторонней.

– Если надо, поедешь туда, куда поедет он, – услышала она слова леди Эстер. – Если Мак-Каули от нас ускользнет, эти ребята Данхэмы до него доберутся, а так не годится. Я хочу, чтобы эта трещина превратилась в настоящий раскол, таким образом мы сможем разделять и властвовать.

– Ладно, – ответил Брэд спокойно и уверенно, – сделаю.

Джулия допила кофе, чувствуя себя совершенно лишней, и вспомнила свой сон. Что это, дурное предзнаменование?

– Эй! – Она почувствовала, как Брэд толкнул ее под столом ногой.

– Что? Ой, извини, задумалась…

– Поела? Хочешь еще кофе? Если нет, то поехали…

– Как поехали? Я же ничего не собрала.

– Я позволила себе приказать Роуз сделать это за вас, – сообщила леди Эстер.

– Но…

– Роуз точно знает, что вам понадобится. К вашему возвращению я найму для вас служанку. Вам нужно просто ехать и получать удовольствие.

Брэд отодвинул ей стул. Джулия поднялась, испытывая такое ощущение, будто ее упаковали и послали по почте, В комнату вошел Томас.

– Машина готова, сэр.

– Прекрасно. Чемоданы погрузили?

– Да, сэр.

Брэд повернулся к матери.

– Тогда до понедельника, мама.

Ее объятие было страстным.

– Так ненадолго приехал… – упрекнула она, подставляя щеку Джулии. Но ее «Развлекайтесь!» прозвучало как команда.

Джулия была уверена, что никакого удовольствия от этого путешествия она не получит. Вот так посадить ее в машину, даже не сказать, куда едут! Нет, она себе медовый месяц представляла иначе. С ней даже не посоветовались.

Она сидела, рассерженная, выпрямив спину, а Брэд вел машину – большой фургон – через поток машин, которые с визгом рассвирепевших пчел проносились мимо. Когда они пересекли реку, Брэд сказал:

– Это Чарлез. – Спустя несколько минут: – А это Кембридж, где живет Эбби. – Снова равнодушный поворот головы: – Вот Гарвард.

Вскоре они проехали колыбель будущих академиков, и здесь Джулия увидела знак: «До Конкорда 20 миль». Ее печаль переросла в ярость. Они едут на ферму, о которой ей рассказывал Брэд. Медовый месяц на ферме? Коровы и пашни и какой-нибудь старый полуразрушенный дом? Она так разозлилась, что даже не могла говорить. Так, значит, вот как мамочка представляет себе их медовый месяц.

Брэд улыбался, делая вид, что не замечает раскаленную от гнева Джулию. День выдался прелестный: он опустил окно и поставил локоть на дверь, без усилия удерживая рулевое колесо. По крайней мере, он одет по-загородному, кипела. Джулия. Клетчатая рубашка и джинсы. На ней же было элегантное платье кофейного цвета, нейлоновые чулки и туфли на высоких каблуках! Приятное начало!

Она все же заметила, насколько красивы окружающие пейзажи. Зеленая трава, белые заборы, лошади и запах сена.

– Уже близко, – утешил ее Брэд. Он взглянул на нее. – Солнышко сияет, отчего ты так мрачна?

– Знай я, куда мы едем и что там найдем, глядишь, я бы тоже засияла.

– Потерпи, тебе там обязательно понравится.

«Это ты так считаешь», – подумала Джулия. Она ждала, что он повезет ее в какое-нибудь роскошное место. Снова предоставит в ее распоряжение волшебный ковер-самолет, примчавший их сюда.

– Мама убеждена, что это именно то, что надо, – продолжал Брэд, не замечая ее настроения.

«Для чего? – подумала Джулия горько. – Чтобы я пришла в себя?»

Они поднялись на холм, перевалили через хребет, и у нее перехватило дыхание:

– Ох!

Брэд весело рассмеялся.

– Говорил ведь. Ты ожидала увидеть грязную развалюху и роящихся в пыли кур, не так ли? Я это понял по туче над твоей головой.

Перед ними в небольшой ложбине расстилалась местность, словно иллюстрация к произведению Луизы Олкотт. Приземистый белый дом, старые деревья; полоска воды, по-видимому, озеро или, по меньшей мере, большой пруд, где плавали утки; пасущиеся лошади, аромат фруктовых деревьев и свежескошенной травы.

– Бог мой, как красиво!

– Вот видишь? А ты ожидала худшего.

У Джулии хватило совести рассмеяться, хотя и с некоторым стыдом.

– Ну, я ведь не знала, чего ждать.

– Это ферма, откуда пошли все Брэдфорды. Для нас это особое место, здесь наши американские корни, ведь мы сыграли свою роль при создании Соединенных Штатов. Джон Адамс – мой отдаленный предок, седьмая вода на киселе, но мы горды тем, что происходим от одного из Подписавших! Куда же еще я мог везти тебя на медовый месяц?

– Ты просто чудо! – Джулия с жаром обняла его за шею как раз в тот момент, когда он сворачивал на широкую площадку, покрытую гравием. Практически в ту же минуту открылась дверь с сеткой и на верхней ступеньке появилась женщина. «Ну и ну, – подумала Джулия поеживаясь. – Прямо с обложки Нормана Роквелла». Коренастая, седая, розовощекая, в сером цветастом платье и необъятном белом фартуке. Широкая улыбка на лице.

– Ну вот и мы, Энни, – с энтузиазмом воскликнул Брэд. Он выпрыгнул из машины, поднялся по ступенькам и обнял ее. – Энни с нами с незапамятных времен, – добавил он, поворачиваясь к подходящей Джулии.

– Значит, это миссис Брэдфорд. Ну и красотка. Я так и думала.

– А где Джонас?

– Здесь я. – Он тоже был настоящим героем Нормана Роквелла, или, может, вернее сказать, Гранта Вуда? Полосатый комбинезон, серая рабочая рубаха, костлявое лицо типичного представителя Новой Англии и сухой, лаконичный голос. Они с Брэдом пожали друг другу руки.

– Джонас – муж Энни. Он занимается фермой, она хозяйничает в доме.

Джулия пожала всем руки.

– Входите, – засуетилась Энни. – Кофе свежий, и я спекла для вас пирог с мясом.

«Ох, – подумала Джулия, у которой от удовольствия дыхание перехватило, – все так по-американски».

Переступив через порог, она остановилась как вкопанная. Сквозь большое окно над лестницей пробивались лучи солнца, освещая прекрасно начищенный старый деревянный пол, на котором были разбросаны небольшие красивые коврики ручной работы и баснословной цены. Уютно тикали прадедушкины часы, и, как на Маунт Вернон-стрит, кругом стояли свежие цветы. К Брэду подошли два золотистых ретривера, возбужденно махая хвостами, и приветствовали Брэда, поднявшись на задние лапы и возбужденно повизгивая.

– Эй, привет, Джек, и ты, Джил, старушка, – Брэд погладил собак, которые сразу засопели от удовольствия. – Бедняжка Джек совсем слепой, но Джил смотрит за двоих, так ведь, девочка?

Хотя глаза Джека молочного цвета, ничего не видели, Брэд сунул холодный нос в ладонь Джулии, и она разрешила ему обнюхать и запомнить себя. Так же она поступила и с Джил.

– Я совсем неподходяще одета! – простонала она, оглядывая свое льняное платье й высокие каблуки. – Разрешите мне переодеться, и тогда все мне покажете.

Их комната привела ее в восторг. Высокая, просторная, полная солнца, с огромной кроватью, на которой вполне уместились бы четверо и на которую надо было залезать с небольшой приступочки, покрытой турецким ковриком. Мебель старая и красивая, вся раннеамериканского периода; покрывало на кровати – ручной работы, превосходный пример мастерства женщин Новой Англии; на кресле-качалке – такие же подушки. А работы; развешанные на стенах, были выполнены детишками Брэдфордов, носивших имена Абигейл, Сара, Присцилла и Пруденс.

– Ой, ну просто слов нет! – выдохнула Джулия. – Чистый «Сатердей ивнинг пост»…

– Я же тебе говорил, сюрприз будет приятным.

Пришел Джонас с чемоданами, и Джулия побыстрее схватила свой. Как и можно было предположить, он был набит брюками, рубашками и туфлями на низком каблуке. Она быстро натянула джинсы и рубашку.

– Теперь, – заявила она нетерпеливо, – ты можешь показать мне это чудесное место.

Джулия по уши влюбилась в ферму. Здесь все было американское, не квазианглийское, как на Маунт Вернон-стрит. Ферма развалилась на солнце, как стареющая красавица, снявшая корсет. Центральную часть дома составляла огромная гостиная, протянувшаяся вдоль всего фасада. К ней в течение столетий прибавлялось то крыло там, то пристройка тут. Лестницы вели в самых неожиданных направлениях, некоторые кончались в комнатах с покатыми крышами, прямо на самом верху. Вся мебель была старой, причем о ней явно с любовью заботились. Пахло полиролью, цветами и летом. Джулия рассматривала портреты кисти явно местных художников-примитивистов, никаких здесь тебе Копли или Гилберта Стюарта, как в бостонском доме, музейного серебра или драгоценного хрусталя.