Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Его лицо перед ней расплывалось, превращалось в белое пятно с открытым ртом и горящими глазами, и, ног да он протянул к ней руку и оказал дрожащим голосом: «Джулия, ради Бога…» – она ударила его по руке и закричала:

– Не могу больше! Говорю тебе, не могу! Уходи и оставь меня в покое!

Она закрыла рот ладонями, потому что поняла, что ее сейчас вырвет, и, с трудом поднявшись, шатаясь, выбежала из комнаты. Он слышал, как она, спотыкаясь, поднимается по лестнице, а потом, как ее рвет. Он побежал за ней по лестнице. Она склонилась над унитазом, белая как мел, вся в холодном поту, и судорожно ловила воздух ртом. Ее лоб был холодным и влажным, когда он до него дотронулся, но она сразу же оттолкнула его руку.

– Уходи, – выдохнула она, все еще борясь со рвотой. – Уходи и оставь меня в покое. Больше не могу, я больше не могу…

– О Господи, Джулия!

Она сползла набок, глаза закатились, и голова громко стукнулась об пол. Наклонившись, он взял ее на руки. Ее голова откинулась, когда он ее поднял, и она была такой легкой, как будто пустой внутри. Что с ней случилось? Это была не та Джулия, которую он помнил.

Через коридор он увидел еще дверь и ногой открыл ее. Спальня: наклонный потолок, маленькое оконце, тяжелая, железная кровать. Он положил ее на кровать и укрыл одеялом. Она все еще была без сознания. Он взял ее за руку и нащупал пульс: слабый, трепещущий, как крылья птицы..

Минуту он стоял над ней в нерешительности, потом спохватился: телефон, подумал он, надо позвонить врачу, В том мире, где он существовал, когда заболеваешь, первым делом зовешь врача. Он кинулся вниз. Номер телефона врача он обнаружил на листке, приколотом к кухонной двери, рядом с телефоном стоматолога, сантехника и электрика. У Джулии всегда всё на месте.

Врач оказалась женщиной, которая настолько напомнила ему его мать, что он сразу успокоился. Она долго оставалась наверху, пока он ходил взад-вперед по комнате и беспрестанно курил. Когда она наконец спустилась вниз, то поставила свой саквояж на стол, уставилась на него немигающим взглядом и сказала:

– Болезнь ее не чисто физического происхождения, хотя больная явно резко потеряла в весе за последнее время. Ее следует подкормить. Однако… – Ее глаза, как и глаза матери, приковывали к себе. – Она сейчас страдает от шока, жестокого эмоционального шока. Вы можете мне прояснить этот вопрос?

– Могу только сказать, что я тому виной.

– Вы ее муж?

– Нет.

– Тогда как вам это удалось?

– Я приехал неожиданно.

– Понятно, – заметила врач. – Тогда вам лучше рассказать мне, как все было.

Когда он выполнил ее требование, она кивнула.

– Да, я вижу, что она жила на нервах и гордости, в результате и того, и другого остались крохи. Предписываю отдых и хорошее питание. Побольше мясных бульонов, омлета со сливками, тостов с маслом. Я ей сделала укол, так что она проспит часов двенадцать. Когда проснется, я хочу, чтобы вы заставили ее есть. Вы остаетесь?

– Теперь да.

– Прекрасно. – Она вынула из саквояжа рецепты, – Сходите в аптеку, здесь есть в деревне. По таблетке каждые четыре часа. Не разрешайте ей подниматься. Она станет пытаться, у нее сильная воля. Благодаря ей она и тянула. Сопротивляйтесь. Навязывайте ей свою.

– Легче сказать, чем сделать!

– Только не в ее нынешнем состоянии. Она и физически, и эмоционально истощена. С такими людьми, как она, всегда так – не хватает гибкости.

– Вы абсолютно уверены, что с физической стороны все в порядке?

– Кроме истощения, у нее все в порядке. С нервами у нее плохо. Она перенесла серьезное эмоциональное потрясение, оно всегда тяжелее переносится, чем физическое. Фонарь под глазом проходит значительно быстрее, чем пораженный рассудок.

Он проводил ее до машины, потрепанного «ровера». Когда она проезжала мимо, то взглянула на «бентли».

– И не гоните лошадей, – посоветовала она.

Когда он вернулся наверх, Джулия крепко спала. На белой подушке ярким пламенем горели ее волосы, темно-рыжие ресницы на щеках напоминали царапины; в углублениях ее щек вполне могла скопиться вода. Он долго стоял, глядя на нее, затем вздохнул, повернулся, спустился вниз, забрал свою шляпу и вышел из коттеджа.

Джулия спала четыре дня, просыпаясь, чтобы поесть, с протестами, густого бульона, свежих яиц с фермы с маслом и сливками и выпить гоголь-моголь с коньяком. Доктор Мид приезжала ежедневна ее навещать, выражая удовлетворение теми темпами, которыми Джулия поправлялась. Она подыскала женщину из местных, чтобы готовить и убирать в доме больной. Брэд в этом смысле был беспомощен, умея только вскипятить воду. Миссис Коллье готовила чудесно и с йоркширской тактичностью, хоть все видела и слышала, держала рот на замке.

На пятое утро, спустившись вниз, доктор сказала:

– Она явно поправляется. Но пусть полежит в постели еще пару дней. Никаких усилий. Она еще очень слаба, но читать и смотреть телевизор ей уже можно. И продолжайте ее кормить. Она весит на много фунтов меньше, чем требуется.

Брэд старался поменьше попадаться Джулии на глаза. Подносы наверх носила миссис Коллье. Он ходил по магазинам, возвращаясь с грудой продуктов, многие из которых были редкими деликатесами и должны бы были возбудить у Джулии аппетит.

Впервые она встала в воскресенье. Доктор Мид помогала ей удержаться на ногах.

– Я вся как резиновая.

– Вы были больны.

– Я никогда не болею!

– Именно поэтому такая реакция.

Джулия бросила взгляд на спокойное лицо врача, которая твердо сказала:

– Думаю, нам пора поговорить. – Джулия не ждала ничего хорошего от продолжения – Физически вы выкарабкались, – продолжила врач. – Калорийная диета сделает остальное. Но эмоционально вы все еще нуждаетесь во внимании и заботе. – Она легонько подтолкнула Джулию к креслу, а сама села на кровать. – Врач тот же священник. Много времени уходит на выслушивание рассказов о бедах пациентов. Потому что часто причины болезней находятся в нашем мозгу.

Джулия промолчала.

– То, что нам рассказывают, мы свято храним при себе, – спокойно продолжала врач. – Мой диагноз таков: вы наказываете сами себя, за какие грехи – знаете только вы. И мой прогноз: только покаявшись, вы получите отпущение грехов.

Джулия смотрела вниз на свои руки. Только когда она почувствовала, как врач вложила ей в руку бумажную салфетку, она поняла, что плачет.

– Уже лучше, – поощрила ее врач. – Слезы не только очищают глаза, они очищают душу, а мне кажется, вы полагаете, что ваша безнадежно очернена.

Джулия разрыдалась.

– Все дело в этом Адонисе внизу, так ведь? – предположила врач. – Он красив, ничего не скажешь, но красив тот, кто красиво поступает, верно?

Джулия смогла только кивнуть.

Бессвязно, рыдая, возвращаясь вспять, путаясь с последовательностью событий, Джулия поведала то, что тяжелым грузом лежало у нее на душе.

– Я так рассердилась, увидев его снова. Я никогда не думала, что он вернется, даже не хотела этого. Я просто набросилась на него. Он заслужил. Я не хотела, чтобы он снова легко отделался. – Джулия вытерла глаза. – Мне бы ненавидеть его за все, что он со мной сделал, но я чувствую, что не могу.

– Зачем вам его ненавидеть? Вы были с ним по вашей собственной воле. Я подозреваю, что больше всего вы ненавидите себя за то, что потеряли свой, скажем так, любительский статус. За то, что позволили себе увлечься снова, хотя после вашего неудачного брака вы сторонились мужчин. Это был моральный удар по вашему чувству собственного достоинства, не так ли?

Джулия кивнула.

– Всякая неудача обидна, но в вашем случае вы занялись самоуничтожением. Почему обязательно быть идеальной?

– Никому не нравятся неудачники.

– А, – мягко произнесла врач. – Вот чему вас научили. Пытаться достичь стандартов, недостижимых для человека? Вы сурово судите людей, но суровее всего вы относитесь сами к себе. – Врач немного помолчала, размышляя, и затем продолжила: – Если судить по тому, что вы мне рассказали, вашему мужу не нравилось ваше продвижение по службе, которое шло столь же быстро, сколь медленны были его успехи в учебе. Он страдал от того, что жил за ваш счет, а вы тем временем пересмотрели свои приоритеты и выяснили, что он далеко не на первом месте. Он в ваших глазах был неудачником, а потом он предал вас, найдя другую женщину, причем такого типа, который вы, по-видимому, презирали, так? Такую, которой достаточно иметь мужчину и не требуется ничего больше?

24
{"b":"91312","o":1}