– Хватит! – вперёд вырвался Ростих. – Хватит, я вам сказал. Он должен ответить на суде. По закону!

Князя вытащили к престолу, бросили на пол к ногам Велги. Она стояла над ним точно святая, точно кара за всего грехи.

– Он должен ответить за убийство моего отца! – завопил Ярош.

Только тогда Матеуш наконец заговорил. Он вскинул голову, ощетинился, почти зашипел:

– А как ты докажешь, что это я его заказал? Твоего отца убили в подворотне грабители…

– Я докажу, – перебила ледяным голосом Велга.

И посмотрела на Войчеха. В глазах её зажглось нечто… чужое. Новое. И это заставило его попятиться. Он ещё не знал, даже не догадывался, что она скажет, но внутреннее чутьё говорило: беги!

– Вот убийца твоего отца, Ярош. – Велга подняла руку, указывая на Войчеха. – И мой убийца. Сын Венцеславы Белозерской, он пришёл в мой дом в ночь после моей свадьбы и на моих глазах убил моих родителей. Он пытался убить и меня, но мне помогли добрые люди. И это он убил твоего отца, Гюргия Большая Репа, и мою тётку, Далибору Белозерскую.

По одному, словно куклы на верёвочках, члены вече поворачивались к нему. И теперь все эти влиятельные люди смотрели на Белого. На того, кто всегда оставался в тени. На того, кто убивал таких, как они, незаметно, легко, не задумываясь. На того, кто всегда избегал чужих взглядов. Теперь его заметили все.

И они были повсюду. Десятки. Десятки людей.

– Этот убийца сам признался мне, что ему заплатили за мою смерть, – звенящим от гнева голосом произнесла Велга. – Он – как и все Белозерские – подлый убийца и лжец. И он должен умереть.

За всю ночь Велга так и не сомкнула глаз, но на рассвете, как от неё и ожидалось, пошла на рассветную службу в храм Святой Лаодики.

Рассвет отбрасывал блики на покорёженный купол. Повсюду на площади валялись обломки, мусор, щепки и камни, да и крыша храма, на которую упали ворота, провалилась. Внутрь никого не пускали.

Прихожане возмущались, стоя на пороге, пока Пресветлый Брат объяснял им, что проводить службу опасно. Но, завидев Велгу, они притихли, уставились на неё без всякого стеснения.

– Службы в ближайшее время не будет, – повторил Пресветлый Брат, воспользовавшись тишиной. – Идите в другие храмы. Здесь опасно. Крыша может обвалиться.

Велга не сдержала облегчённого вздоха и, поспешно развернувшись, засеменила обратно, к усадьбе Ростиха Мороза. Новое платье, доставшееся от одной из дочерей боярина, оказалось узковатым для широких бёдер Велги, и она едва могла в нём ходить. Казалось, швы вот-вот затрещат.

– Слава Создателю, – пробормотала она.

Хотьжер с недоумением покосился на неё. Он ступал рядом размеренно, спокойно. Где Велге нужно было сделать три шага, ему хватало одного. Она ощущала себя несправедливо маленькой рядом с ним.

– Ты рада, что храм разрушен?

– Я рада, что не придётся стоять целую службу, пока все будут на меня пялиться.

Она заметила его непонимающий взгляд.

– Люди ненавидят меня за то, что случилось с городом.

– Скорее, все просто удивлены, что ты жива, да ещё и вернулась столь… шумно.

Одна из улочек оказалась совсем разрушена и завалена мусором, мебелью и телегами после ночного погрома. Видимо, тут прошли бои и люди пытались загородить проход. Велге и Хотьжеру пришлось искать другой путь.

– Какой ужас. – Велга осенила себя священным знамением. – Надеюсь, люди не пострадали… хотя бы немногие.

Да, ей нужен был этот погром, ей нужен был беспорядок, но теперь, когда всё осталось позади, когда Велга добилась своей цели, всё стало слишком… по-настоящему. Прошлой ночью люди умирали по-настоящему.

– Утром к храму привозили тела, – не глядя на неё, ответил Хотьжер, но точно назло не стал ничего уточнять, и Велге пришлось спросить:

– Сколько?

– Около сорока.

– Ох, Создатель…

Если кому-то и стоило молиться на рассвете, так это Велге. Она замотала головой. Рано, ещё слишком рано об этом думать. Беда никуда не ушла…

Ей стоило молиться. Молить о прощении. Но…

– Я хочу увидеть Матеуша, – проговорила сквозь зубы Велга. – До начала суда. Где его держат?

Хотьжер потупил взгляд, кусая губы.

– В подвале храма твоей семьи, – ответил он наконец.

В этом было что-то справедливое. Щёки Велги вспыхнули.

– Пошли.

У входа стояло двое стражников, видимо из людей Яроша или Ростиха. Велга их прежде не видела.

Из подвала храма несло сыростью и гнилью. Велга поёжилась, остановившись на верхней ступени.

– Мне пойти с тобой? – предложил Хотьжер.

Она помотала головой, звеня височными кольцами.

– Я сама. Мишка, нельзя.

Пёс остановился, послушав хозяйку. Он явно не был согласен с её приказом, но всё же попятился, остался рядом с Хотьжером.

Звуки шагов по каменным ступеням разнеслись по всему подвалу. Рукой Велга коснулась кирпичной стены, скользя кончиками пальцев по шершавой поверхности.

Отец никогда не брал Велгу с собой на храмовый склад. Кажимеж Буривой считал, что торговля не женское дело. Впрочем, ничего из того, что теперь делала Велга, не считалось женским делом. Но выбора у неё не осталось.

– Дорогая… – Змай поднялся с лавки, завидев её на нижних ступенях. Он выглядел помятым, нездоровым. – Что-то случилось?

– Хочу поговорить с князем перед судом.

– Сходить с тобой?

Велга нахмурилась:

– Змай, Матеуш ничего мне не сделает…

– Я знаю, моя змейка, дело не в этом. – Он склонил голову набок, и тёмные волосы упали на лицо. Он убрал прядь за ухо, и Велга наконец заглянула в его глаза. Он смотрел на неё словно на маленького, голодного котёнка. – Ты уверена, что справишься?

– Ко…

Горло сжало. Велга не смогла договорить, просто кивнула.

– Если что, я здесь. – Змай легко коснулся её плеча, подталкивая к двери.

Ключ заскрежетал в железном замке. Дверь отворилась. Внутри было темно. Ни окна, ни лучины. Впрочем, по задумке там должны были храниться товары. Никто не собирался запирать в подвале храма человека. Тем более князя.

– Возьми свечу, дорогая. – Змай взял со стола подсвечник и протянул Велге. – Осторожно, не обожгись. Воск капает.

Не особо вслушиваясь в его слова, Велга забрала свечу, ступила в темноту.

– Закрой за мной дверь, – попросила она не оборачиваясь.

Заскрипели едва слышно петли, и свет за спиной померк.

Огонь свечи вырвал из темноты голые каменные стены и человека в льняной рубахе. В углу на тонком тюфяке, щурясь, точно крот, лежал Матеуш. Он приподнялся на локте, прикрыл глаза рукой, растопырив пальцы.

– Кто там?

Кажется, он не узнал её голос, да и её саму не разглядел.

– Это я, Велга.

– Ох, моя девочка…

– Не называй меня так.

Свеча в руке дрогнула, и воск пролился, капнул на тыльную сторону ладони. Велга зашипела, поспешно присела, поставила подсвечник на пол.

И, подняв голову, она встретилась с Матеушем глазами.

– Прости…

– Этого недостаточно.

– Я знаю. Но если бы я мог…

– Вече приняло решение тебя казнить.

Он вздрогнул всем телом, вжался в стену. Взъерошенные волосы падали на лицо, придавая ему ещё более жуткий, болезненный вид.

– Когда?

– После суда. Будет суд перед людьми. Так положено. Но вече уже всё решило. В живых тебя не оставят.

Судорожно он провёл длинными пальцами по голове, отчего волосы пришли в ещё больший беспорядок. Глаза забегали по сторонам. Он закрутил головой, точно надеялся найти выход, спасение. Но была одна только Велга, а единственный выход за её спиной оказался заперт.

– Мне жаль, – произнесла она холодно, без тени сочувствия.

Матеуш наконец задержал на ней взгляд, замер. Он приоткрыл губы, но не произнёс ни звука.

– Мне правда жаль, – уговаривая то ли себя, то ли его, повторила Велга. – Но так решило вече.

Вряд ли Матеушу стоило знать, что это она убедила вече, что Белозерского нельзя оставить в живых.