– Я останусь и с тобой, мой сынок…

– Что? – щурясь от рези в глазах, Белый поднял голову и наконец взглянул женщине в лицо. Но лица у неё не было.

– А ты останешься со мной. Навсегда. Смерть нас не разлучит…

От неё тянуло холодом, и Белый увидел, как его вырвавшееся дыхание обратилось в клубок пара.

– Смерть сделает нас одним целым.

И, точно испуганный ребёнок, не в силах встать, Белый отполз назад. Под ним сверкнуло нечто яркое. Там, где он прополз и разворошил пепел, заалело нечто. И он руками скорее начал грести, пока не увидел потемневший, покрытый золой маковый цветок.

Всё вокруг было покрыто маками. Как и волосы женщины перед ним.

Он наконец разглядел Ворону.

Бледная, юная, нагая. Она ничуть не изменилась.

Только длинные чёрные волосы, усыпанные маками, оказались слишком длинными, чего не было при жизни.

– Мне было одиноко, братец, – произнесла она. – Но теперь мы будем вместе.

– Иди к лешему, сука! – Он схватился за нож на поясе, выпрямился, как Ворона вдруг ударила его ногой в грудь.

И Белый повалился назад, провалился вниз, рухнул на спину. Он оказался в могиле. В свежей могиле. А рядом, прижавшись к нему, лежала Ворона.

– Не оставляй меня, братец, – пропела она, заглядывая ему в глаза. У неё вместо глаз зияли теперь чёрные звёзды.

Он не успел ничего ни сказать, ни сделать. На краю могилы показалась матушка. В руках она держала лопату.

– Плоть – земле, – проскрежетала старуха.

И горсти чёрной как уголь земли посыпались на них. Белый подскочил, рванул к краю могилы, подпрыгнул, попытался ухватиться, но сзади его потянули за плечи, а сверху прямо на голову обрушилась земля. Она всё сыпалась, сыпалась и сыпалась, придавливала его все ниже, пока он не опустился на колени.

И тогда Ворона обхватила его за шею, прижалась ледяными губами к уху:

– Душу – зиме.

– Поговорим ещё раз?

Голова раскалывалась, когда Белый пришёл в себя. Он сжал виски руками. От боли в ушах стоял гул.

Нет. Это уже по-настоящему.

– Так что? Поговорим?

Зрение расплывалось.

Отряхиваясь, точно мокрый пёс, Белый прищурился, изо всех сил стараясь хоть что-нибудь разглядеть. Перед ним чернело нечто большое.

– Что тебе надо?

– Честный разговор, – ответил ему хриплый голос.

Мир проступал точно через мутную воду, по которой расходились круги.

– О чём?

Где он? В мёртвом яблоневом саду? В королевском замке? В подземельях?

– Кто ты такой?

Хриплый голос человека то и дело тонул в протяжных стонах, и Белый сильнее зажимал голову руками. Слух его подводил не меньше, чем зрение.

– Меня зовут… Белый. Я наёмник.

– Это я понял. Эй! Эй, посмотри на меня.

Что-то щёлкнуло перед самым его носом. Белый моргнул и наконец смог смутно разглядеть Гжегожа, а после и мрачные своды подземелья вокруг, и огонь от маленькой печки позади.

– Это ты… – потирая лоб, проговорил Белый. – Твою мать…

– Мать мою не трогай, она была… если честно, мерзостной женщиной. Но да бог с ней. Кто ты такой?

– Наёмник, говорю же, – раздражённо повторил Белый. – Я тебе уже всё рассказал. Думал, у нас всё ясно.

– Понимаешь, Белый, – цокнул языком Гжегож, откидываясь на спинку стула. – Мне очень не нравится, когда я чего-то не понимаю. И вот прямо сейчас я не понимаю, что назревает. А что-то назревает.

Губы пересохли. Затылок трещал. А крики в подземельях замка не замолкали. Они ему не мерещились.

– Кого вы там пытаете?

– Мы? – почти искренне возмутился Гжегож. – Никого. Они сами по себе стонут… – Они встретились взглядами, и глава стражи пожал плечами, точно признавая шутку неудачной. – Это вообще не наша работа. – Он махнул рукой с досадой. – Охотники опять чародеев поймали. Развлекаются. Ужасно шумные ребята.

– Ага, и домашних питомцев держат так себе…

Гжегож снова цокнул языком, отчего голову Белого пронзило ещё сильнее. Каждый звук приносил ему муку.

– Подслушал, значит, нас с Георгием.

– Случайно.

– Случайно забрался во владения Охотников и Тихой стражи? Случайно связался с королевским шутом? Случайно взял заказ на посла из Ниенсканса?

– Кого? На него не брал никакой заказ…

– Инглайв и есть посол из Ниенсканса.

– А-а…

Белый пошарил глазами по допросной, в которой его держали, но ни кувшина, ни бочки, ничего, где могла быть вода, не обнаружил и разочарованно вздохнул.

– Это моя работа, – пожал он плечами. – Хочешь жить – умей вертеться. Как ты и сказал, я байстрюк без роду без племени. Хожу по городам, ищу работу, берусь за ту, где лучше платят. В этом деле я неприхотлив, но научился… искать. Всякое.

– Что нашёл?

– Мм?

– Что любопытного нашёл, пока бродил по замку?

– Да вот этих ваших домашних зверьков. Они у вас, конечно…

– Не кусаются, – хмыкнул Гжегож, кивая. – Понимаю, мне тоже такие соседи не нравятся.

Он склонил голову набок.

– Я тебе не верю, – сказал он. – Ты лживый ублюдок, и стоило бы кинуть тебя к Охотникам на воспитательную беседу.

– Не хотелось бы, – признался Белый.

– Понимаю. Тогда придётся говорить.

– Хм… А что говорить?

– Правду.

Они смотрели друг на друга, играя в гляделки долго, и доносившиеся из темницы Охотников крики сбивали с мысли. Белый попал.

– На этот раз отбрехаться не получится, – предупредил Гжегож. – Говори давай, – развязно добавил он.

– Меня наняли убить Инглайва.

– Вот как. Станчик?

– Велга Буривой.

И хмурое, вечно недовольное лицо Гжегожа просияло от радости, точно он получил долгожданный подарок.

– Велга Буривой? – повторил он.

– Да.

– Зачем?

– Откуда мне знать, зачем этой богачке кого-либо убивать? Она мне платит…

– Зачем?! – настойчивее повторил Гжегож.

И в этот миг дверь вдруг распахнулась. Зазвенели бубенцы.

На пороге со слащавой улыбкой стоял Станчик.

– Гжегож, дорогой! – воскликнул он с запредельной радостью. – А я как раз везде ищу своего дорогого друга Белого.

– Как удачно, что ты искал его именно в моих владениях, – хмыкнул Гжегож.

– Удивительное везение. Раз уж я его нашёл, то мы пойдём?

Они сцепились взглядами в молчаливой битве.

– Курва, – процедил Гжегож. – Думаешь, один раз помог, так всю жизнь будешь с меня требовать уплату?

– Дорогой мой Гжегож, я помог тебе не один раз. И я теперь до конца своих дней буду помогать тебе, ведь наша… помощь… она взаимная.

Станчик прошёл к лавке, на которой сидел Белый, похлопал его по плечу, оглядел, помог подняться.

Белый встал, не понимая, можно ли ему вообще шевелиться, или глава Тихой стражи мог в любой миг его зарезать.

– Мы служим одному государю, Гжегож, – напомнил шут. – И у нас одна цель – благо Рдзении.

Подталкивая Белого к двери, Станчик помахал рукой Гжегожу на прощание, пока тот прожигал их взглядом, но, как ни удивительно, не пытался остановить.

Дверь за ними закрылась. Они пошли по длинным, узким коридорам. Крики чародеев стали громче, но, когда Белый уже посчитал, что увидит их, шут повернул к очередной винтовой лестнице.

– Пошли отсюда скорее. Ненавижу это место.

Всё ещё не веря в свою удачу, Белый задержался у подножия лестницы:

– Зачем ты мне помог?

– Затем, что ты теперь расскажешь мне всё, что знаешь об этом Инглайве. – Голос Станчика вмиг переменился, вся писклявая наигранность исчезла. Даже его веснушчатое лицо с рыжими бровями разгладилось, только у серых глаз остались гусиные лапки морщинок.