Нахмурив лоб, Хотьжер закрутил головой:

– Я не…

И в этот миг зазвенел колокол.

И тут же в ближайшей усадьбе хлопнули двери.

– Куда?! – заревели в стороне. – Всем по домам.

– Кто?!..

Колокол ударил снова.

– Как?..

И снова.

– Пошли от моих ворот!

– Это приказ князя Белозерского! Всем оставаться дома.

Колокол пел, созывал старгородское вече, созывал всех, кто ждал этот миг. Ждал всех, кто решится выступить против князя.

Народ выходил на улицу: мужчины, женщины – все старшие члены влиятельных семей покидали дома посреди ночи, потому что их позвал вечевой колокол.

А люди князя разгоняли их обратно:

– Куда? Как посмели?!

Белый не видел, что произошло, только услышал, как кто-то из мужчин возмущался. И один толчок, одно оскорбление, один взгляд – что бы ни случилось там, на одной из улиц Старгорода, – оно тут же перерастёт в драку.

– Пошли!

За углом поднялся крик. Когда Белый и Хотьжер вышли из-за забора, на улице перед распахнутыми воротами чужой усадьбы уже пролилась кровь. Они не остановились, чтобы рассмотреть.

А из соседнего двора бежали мужчины. Все вооружены. Они явно ждали этой ночи.

– К Южной башне! – крикнул Войчех.

Хотьжер был выше, он побежал не оборачиваясь и быстро оказался далеко впереди. По улицам, поворот за поворотом, среди поднимавшегося гвалта, под удары вечевого колокола, Белый нырял, точно заяц, задирая голову, чтобы разглядеть Южную башню.

На воротах стояли дозорные.

Не один. Не два. Десяток.

И пока Хотьжер в растерянности пятился, Белый кинулся к лестнице на башню. Он так дёрнул дверь, что та едва не слетела с петель.

Там их никто не ждал. Все знали, что удар придётся снаружи. Белый взлетел по ступеням, выглянул на дорогу за крепостной стеной. У реки было безлюдно. Где проклятые скренорцы?

– Мельця! Засада!

Он успел позвать только раз, и голос его потонул в пении колокола. А на башню уже взлетел дружинник, замахнулся мечом. Белый увернулся, ударил под дых, навалился всем весом, подпирая к краю стены. И дружинник перелетел через стену. Его вопль оборвался в одно мгновение.

А прямо возле тела остановилась женщина. Белый прищурился, узнавая Мельцу Тёмную.

– Мельця! – гаркнул он. – Люди князя уже в городе!

Она что-то неразборчиво крикнула, не поднимая головы. Дёргаными, резкими движениями она поправляла то ли волосы, то ли одежду. Белый не сразу понял, что чародейка снимала украшения.

– Какого лешего?..

Обереги и бубенцы полетели на землю к её ногам. Мельця растрепала косы, вырывая из них колокольчики. И наконец вскинула руки.

Башня содрогнулась, и Белый упал на пол, едва не ударившись челюстью о стену. Резко потемнело. Поднялся свист и грохот. Закричали люди.

Он перевернулся на спину.

Над головой проплывал пепел. Небо было серым, низким.

Белый снова оказался в могиле, заросшей маками. Их тонкие, неестественно длинные корни уходили глубоко в землю, проникая прямо в могилу. Они проросли сквозь его грудь, руки, шею.

Схватившись за горло, он попытался заговорить, но даже во рту у него пророс мак, и Войчех закашлялся, выплёвывая его. Багряный цветок упал на ладонь, а следом потянулись белые корни. Они залезли глубоко в горло. Войчех всё тянул и тянул, пока наконец не вырвал, отбросил в сторону.

На нём была белая рубаха до пят. Кто переодел его?

Войчех вскинул голову.

– Матушка. – Наконец он смог говорить, но голос прозвучал незнакомо.

А наверху, на краю могилы, где виднелось пепельное небо и летели искры горящего мёртвого сада, появился Белый Ворон. Длинные серебристые волосы развевались на ветру.

– Плоть – земле, – произнёс он мёртвым, бездушным голосом.

Войчех протянул ему руку. Белый Ворон сам спустился в могилу, сам вложил в его руку нож с чешуйчатой рукоятью, сам направил себе в грудь. И когда губы и тело его окрасились алым, как маки, цветом, когда кровь потекла горячая, живая, когда он упал в объятия своей смерти, Войчех откликнулся:

– Душу – зиме.

Когда он открыл глаза, крыша башни над головой раскачивалась. Всё вокруг шаталось, и Белый, упираясь в стену, поднялся на колени, выглянул на улицу. В ушах стоял звон. Летели щепки, кололи лицо. Он закашлялся от пыли. А когда чёрное огромное облако наконец немного осело, он увидел вдали разбитую золотую крышу храма.

Внизу, у подножия башни, лежали неподвижно тела. Валялись доски и камни.

– Охренеть…

Может, и Хотьжера прибило?

Белый метнулся к другому краю стены, выглянул на дорогу.

Скренорцы с чародейкой неторопливо входили в город. Ворот не было.

Переведя взгляд на храм, Белый наконец-то понял. Чародейка просто снесла ворота.

– Охренеть, – повторил он.

Башню по-прежнему шатало, и Белый, держась за стены, побежал вниз по лестнице. Ступени точно норовили уйти из-под ног.

Скренорцы были уже в городе, когда Белый выбежал из башни. На земле лежали дозорные: их всех разбросало по сторонам после взрыва.

Хотьжера нигде не было.

Мельця ступала чуть в стороне. Она заметила Белого, кивнула ему в знак приветствия. Он хотел предупредить её о людях князя, но запястье вдруг свело, точно его сломали.

Он согнулся от боли, зажмурил глаза. Пыль попала в нос. Он закашлялся. А когда распахнул глаза, скренорцы уже ушли вперёд по улице, в сторону Людского подворья.

Отовсюду разносились крики.

Прислонившись спиной к стене башни, Белый тяжело задышал, собираясь с мыслями.

Он не готов к уличным боям, к давке, к беспорядочной резне. Все мужчины пришли готовыми. Все были в железе. Белый обычно действовал исподтишка. Он предпочёл бы убегать и скрываться, а не идти напрямую.

Но в Старгороде уже начались погромы. Поднявшееся облако пыли медленно оседало, и всё отчётливее проступали мелкие стычки, возникавшие на улицах.

И уже не понять, кто на чьей стороне.

Одно он знал точно: нужно было найти Велгу.

Старгород наводнили дым и кровь. Улицы оглушили крики, кашель, скрежет металла.

Белый бежал почти вслепую, не вступая ни с кем в драку, избегая ударов. Он уворачивался, прятался, скрывался.

А запястье жгло.

Купеческий двор путал, заводил в тупики. Люди высыпали на улицы. На каждом углу лилась кровь.

– Кра! – Над головой Белого пролетел ворон.

Птица скользнула когтями по лбу, вцепилась в волосы, но тут же отпустила.

Белый вскинул голову, провожая ворона взглядом. Матушка. Он знал это точно. Что́ старая ведьма забыла в Старгороде? Собирала посмертки, как настоящий падальщик?

Но ворон уже улетел куда-то в сторону разрушенного храма и Людского подворья. Белый поспешил следом.

Туда стекался весь народ. Бои начались пока только на западе и в Купеческом дворе, по дороге к Южной башне.

Всё было точно вспышками. Дым. Крики. То чёрное, то серое. Кровь. Мечи.

Белый уворачивался и бежал, уворачивался и бежал.

И когда он настиг ворот на Людское подворье, заметил наконец Велгу Буривой. Её окружили старгородские бояре. Все кричали, требовали чего-то. Она держалась стойко, отвечала им прямо в лицо с таким пылом, точно готова была вызвать на бой.

– Нужно найти князя! – ревел Ростих Мороз. – Это он устроил бойню! Это всё он.

– Сначала остановите погромы в детинце.

Белый попытался пробиться через толпу, расталкивая всех без разбору. Бояре вели себя не лучше кметов: ругались, пихались, пыхтели, как свиньи.

– Он во дворце! Его никто даже не видел в городе! – воскликнул кто-то в стороне.

– Горбун давно уже сбежал!

– Зарежу уродца!

– Нет! – подпрыгнув от гнева, точно маленькая злая собачонка, воскликнула Велга. – Должен быть суд.

– Разве он судил моего отца?! – закричал ей в лицо какой-то рдзенец. – Идём во дворец. Князь должен за всё заплатить.

Белый не успел добраться до Велги.

Бояре вдруг сорвались с места, и её точно волной понесли за собой к воротам.