– Вино хорошее, – ответила, потягиваясь, Велга.

Он хмыкнул.

От костра шло тепло и тянуло дымом. От вина по телу растекалась ленивая нега. А от близости Войчеха становилось спокойно.

– Чародеями рождаются, – пояснил Змай, когда Велга спросила его об этом. – Кто-то, я слышал, становится, но тогда чары изменяют тело, калечат душу. Я таких не встречал никогда, но слышал. Их называют вештицами. Они внутри чёрные, пустые. И, говорят, живут не очень долго.

– Чёрные? – удивилась Велга, приподнимая голову.

– Как Охотник? – Белый впервые за долгое время подал голос. До этого он сидел молча, смотрел на огонь и, казалось, вообще не прислушивался к их разговору.

Змай помрачнел и невольно потёр запястья, спрятанные под рукавами.

– Да, как Охотники. Их таких несколько. По крайней мере, я видел двух. Думал…

– Что? – нетерпеливо спросил Белый. – Что они такое?

– Не знаю. Наверное, это и есть вештицы или что-то похожее. Они не чародеи, а словно наоборот, полная нам противоположность. В груди у меня и Мельци золотой огонь, он похож на солнечный свет, на костёр, на… – он прикрыл глаза мечтательно, точно вкушая сладкий мёд, – на самый счастливый день в твоей жизни. На весну, на цветущий сад, на укус первого яблока в конце лета…

– Я понял, – перебил Белый. – Так что тогда такое Охотник?

Распахнув глаза, Змай посмотрел прямо на Белого, и мечтательное, нежное выражение стёрлось с его лица.

– Пустота. Чернота. Ничего. Они питаются тем золотом, что в крови чародеев. Нас с Мельцей они почти целиком выпили. Может, и до конца иссушили бы, но почему-то не спешили. Наверное, хотели растянуть удовольствие или ещё зачем. В любом случае они всё равно остались голодными.

– Я слышал разговор их главы с Гжегожем Безродным, – поделился Белый. – Они обсуждали тех духов Нави из подземелий. Судя по всему, Охотники держат их там, чтобы как раз питаться. Ведь в духах тоже горит золотой огонь.

– Ты видишь его? – Змай удивлённо вскинул брови.

Сумерки сгущались над их стоянкой, и свет от костра придавал бледному лицу Войчеха больше красок, тепла. Он смягчил его острые черты, а вино, кажется, развязало язык.

– Конечно вижу. Все Вороны видят. Мы же служим Морене. – Он всучил Велге бутыль и придвинулся к Змаю. – Знаешь, зачем мы убиваем?

– Ради денег.

– Это вы, чародеи, делаете всё ради денег.

Его слова явно оскорбили Змая. Он слегка задрал нос, глядя из-под ресниц на наёмника.

– А вы как будто ради высшей цели? – фыркнул он.

– Нет, мы это делаем потому, что у нас нет выбора, – хмыкнул Войчех. – Нас же всех забрала к себе матушка ещё в детстве. Я вообще младенцем к ней попал, Галка была уже побольше, но родителей плохо помнила. Вот Грач, да. – Он нашёл брата в толпе с другой стороны костра, тот будто услышал своё имя и встрепенулся. – Он был почти подростком, когда попал к нам. Но все остальные Воронята, которых забрал к себе Матеуш, – он с укором взглянул на Велгу, – их матушка привела совсем малышами.

– Только не говори, что тебя заставили с ними нянчиться, – усмехнулся Змай.

Покрутив в руках бутыль, Велга подумала и отпила. После того, что она натворила на пиру в честь своей помолвки, много пить было страшно. Но оставаться трезвой среди этих людей хотелось ещё меньше.

– Нет. – Улыбка у Белого получилась почти настоящей, не ухмылкой. – Матушка знает, как держать людей в узде. Вся деревня её боится. Поэтому нашлись люди, которые занялись воспитанием Воронят. Не думаю, что они хотели этого. Даже уверен, что они мечтали сбежать, но матушку боялись слишком сильно.

– Прелестная у вас семейка, – хихикнул Змай и сполз с бревна, на котором они сидели, опустился прямо на голую землю, подстилая себе собственный плащ, вытянул ноги.

– Какая есть. Другой никогда не имел. – Взгляд Войчеха вдруг стал пустым, и Велга поняла, что мысли унесли его далеко от лагеря на берегу Горькой. В Твердов.

– Так что с вашей работой? – напомнил Змай. – Ты говорил про то, зачем вы убиваете.

– А, да, – кивнул Белый. – Мы собираем искры, что остаются от человека после смерти. Они называются посмертками. Мы, Во́роны, умеем забирать их, хранить у себя. Порой посмертки спасают нам жизнь. Так, например…

– Ты вернул Велгу к жизни там, на Змаевом Оке, – догадался Змай. – А я голову ломал, как это у тебя получилось. Я же видел, что ты не чародей.

– Угу. Но обычно мы стараемся передать все посмертки матушке. А она уже приносит их в жертву госпоже.

– Моране, – произнёс Змай на ратиславский манер.

– Морене, – повторил Белый по-рдзенски.

Мирную болтовню прервал резкий грохот. Скренорец лупил колпаком по крышке котелка:

– Всем!

– Есть? – с надеждой встрепенулся Змай.

– На обряд! – Удар. – Быстро! – Удар. – Пошли жениться! Резче! – Удар. Удар.

Все собравшиеся у костра поднялись с лёгким недовольством, вздыхая, что до ужина ещё надо было дожить. И только какой-то старый, удивительно бодрый и совершенно неясно как попавший в скренорский отряд дед с рисунком змея на лице подскочил и радостно поскакал к реке.

Все остальные неохотно поплелись следом. Велга поправила на голове венок. Длинные рукава, которые теперь не держали обручья, мешали.

– А где твои украшения? – заметил Змай. – Тебе, конечно, идут цветы, но всё же…

– Должна же я что-то подарить Мельце на память.

К тому же все украшения достались ей от Матеуша. Было что-то неправильное в том, чтобы продолжать их носить. Велга никогда не жаловалась на нехватку драгоценностей. Когда она вернёт себе имущество семьи, то сможет забрать всё, что хранилось на складах. Там должно было лежать немало украшений. А если не найдётся ничего по вкусу, Велга сможет купить их позже, когда продаст товары и получит прибыль. Не стоило цепляться за чужие подарки.

– Она всё равно не носит ничего, кроме своих оберегов, – вырвал её из размышлений Змай.

Все переместились от костра поближе к воде, столпились там, дожидаясь Арна и Мельцу.

На берегу и с той, и с другой стороны в разных местах разгорались костры. И слышно было, как издалека разносилось пение.

Солнце опускалось всё ниже, но ночь не наступала. Она была самой короткой в году. Самой волшебной. И по воде, как месяц назад, на Кострому, поплыли огоньки, но на этот раз пускали венки со свечами. Ночь Купалы приближалась.

– Велга, – прошептал над самым ухом Змай, – Мельця тебя зовёт.

– Зачем?

– Просит помочь.

Велга едва выбралась из толпы здоровых мужиков. Те оглянулись на неё.

– Что? Уже всё? – с надеждой спросил кто-то. – Можно идти есть?

– Стоять! – снова ударили по крышке котелка. – Сначала свадьба.

– Да это всё равно ратиславская свадьба. У нас так не положено…

Голоса за спиной быстро слились в беспорядочный шум. Скренорцы принялись о чём-то спорить, поднялся крик, застучал половник.

Невеста сидела в самом большом шатре. Она сняла свою красивую понёву, пояс, оставила только обереги-бубенцы и рубаху.

– Что там творится? – Глаза у неё были круглые, как плошки.

– Все хотят есть. Подождут. Что случилось?

Мельця закивала. Руки её заметно дрожали, когда она распускала тёмные косы.

– Мне нужен венок. Сходишь со мной собрать?

– Никогда не плела венки, – смущённо призналась Велга.

– Совсем никогда?

– Родители считали, знатная девушка не должна праздновать языческие праздники. Да и цветы в волосах – это для бедняков…

В ответ послышалось только хмыканье.

– Давай помогу. – Велга присела позади Мельци, запустила пальцы в её густые косы. – У тебя очень красивые волосы.

– В моём возрасте уже прилично покрывать их платком.

– Вот выйдешь замуж, покроешь…

– Я думала, это никогда не случится.

Она обернулась через плечо. Тёмные глаза блестели. В них было нечто ужасающее, обжигающее, как летняя ночь.

– А ты разве не хотела?

– Не знаю. – Мельця вдруг показалась неожиданно робкой, почти как юная девушка, и это напугало. Она всегда служила всем опорой, оставаясь сильной, решительной, волевой. А теперь поддержка понадобилась ей. – Я же чародейка. Мы сами по себе. Нам никто не нужен.