– Всем кто-нибудь нужен.

Полные губы Мельци дрогнули в лёгкой улыбке.

– А что, если я совершаю ошибку? Что, если я ему не нужна?

– С чего ты решила? Он же сам позвал тебя замуж…

– Он такой же, как я. – Мельця опустила голову, провела кончиками пальцев по щеке, и бубенцы подпели ей печальной, тревожной песенкой. – Вольный. Непостоянный. Всегда в пути. Он привык ни за кого не держаться, ни на кого не полагаться, кроме самого себя. Что, если я ему надоем?

– Тогда проклянёшь его и превратишь в лягушку.

По смуглой щеке вдруг прокатилась слеза. И Велга, поддавшись порыву, притянула Мельцу к себе.

– Ты не сможешь узнать, что будет, если не попробуешь. Но ты точно станешь жалеть, если сейчас передумаешь.

– Уж тебе ли говорить? Ты уже дважды вышла замуж неудачно.

Они обе засмеялись сквозь слёзы. Велга и сама не заметила, когда успела расплакаться.

– Пойдём сплетём венки, – сказала она, взяв Мельцу за руку. – Не хочешь снять украшения? На Купалу положено.

– Знаю. – Рукава рубахи были закатаны по локоть, оголяя загорелые руки, на которых висели десятки тонких браслетов с оберегами. – Но я никогда не снимаю их. Это для защиты.

– Зачем так много? Мне говорили, бубенцы защищают от морока, но ты же чародейка.

Быстрым, едва уловимым движением, точно в танце, Мельця провела кончиками пальцев по височным кольцам в расплетённых волосах.

– Они для защиты, – повторила она. – Поверь, они все нужны.

В полях вокруг Щижа уже гуляли девушки. Их песни летали в воздухе, сплетаясь с закатными лучами, переливаясь красками в полевых цветах. Отсюда, вдали от городских стен и мрачных идолов, речному богу город на острове уже не казался столь чуждым и пугающим. Здесь, так же как и в Старгороде, пели песни и плели венки, здесь так же ждали праздники, пели песни, танцевали в хороводах…

Но всё же задержаться не хотелось. Старгород звал обратно домой.

Мельця и Велга плели венки. Они сели прямо на землю, утонув в высокой траве. Их пальцы покрылись пыльцой. Вокруг витали терпкие, резкие запахи полыни.

– Мужики нас убьют за ожидание, – покачала головой Мельця.

– Подождут.

– Согласна. Ночь ещё не скоро.

– А эта ночь и вправду колдовская? – спросила Велга. – Говорят, на зимнее солнцестояние к людям выходят духи Нави и танцуют с ними, а на летнее, наоборот, пытаются похитить…

Над их головами проплыла стремительно, точно косяк рыб в реке, стая крошечных пташек. Они пропели что-то нежно, немного тревожно, точно предупреждая о наступлении ночи.

Мельця примерила пушистый венок из колокольчиков.

– Если что и попытаются похитить сегодня, то только сердце, – улыбнулась она. – Но ты никому не отдавай его, Велга. Потом обязательно будет больно.

– И это ты говоришь в день своей свадьбы? – усмехнулась Велга.

– В ночь своей свадьбы, – уточнила Мельця. – Мне уже не так страшно. Арн давно это сердце на кусочки расколол.

– И ты всё равно собираешься за него замуж? – удивилась Велга.

– Он расколол, он пусть и собирает. Это теперь его забота.

Неудивительно, что Змай не обрадовался их свадьбе.

– Вы мучаете друг друга, – нахмурившись, произнесла Велга.

– Потому что любим.

– Разве это правильно? – сплетая между собой стебли цветов, точно волосы в косу, задумчиво спросила Велга. – Мои родители заботились друг о друге. Моя мать, конечно, была непростая, у неё был тяжёлый нрав, но отец любил её и терпел все выходки… и она уважала его, старалась ради него. – Она попыталась связать два конца, чтобы получился венок, но тот тут же начал расплетаться.

– Любовь бывает очень разной, Велга. Иногда у неё простые пути, как у твоих родителей. Встретились, полюбили друг друга, поженились. Иногда сложные, как у нас с Арном. Но мы с ним и не самые простые люди. Иногда она даётся вовсе только ради того, чтобы погубить тебя прежнюю и через смерть создать нечто новое.

– Ох… нет, я так не хочу…

Наконец скрепив два конца венка осокой, Велга подняла его с колен, и он тут же развалился.

– Давай помогу. – Мельця забрала у неё венок, ловко привела его в порядок и, протянув Велге, вдруг замешкалась. – Нет, расплетай волосы. С косой сегодня никак нельзя.

Пышные кудри Велги разметались по плечам. И Мельця, точно корону, надела ей на голову венок.

– Мне кажется, так быть не должно, – робко возразила Велга.

– Как?

– Сложно. Я думаю, любовь всё же должна созидать, а не разрушать.

Она сказала это и тут же пожалела, когда глаза Мельци потемнели, сделались почти чёрными. Закатные лучи подсвечивали её распушившиеся волосы, смуглую кожу, чародейка вдруг показалась очень мягкой и уязвимой.

– Прости, я не хотела ничего такого…

– Я понимаю, – кивнула Мельця. – И я согласилась бы с тобой. Но мне боги послали только такую любовь. Поверь, я пыталась от неё убежать. Нагнала… просто, наверное, для такой, как я, нет на свете никого, кроме такого, как Арн. А для такого, как он, нет никого, кроме меня.

– Ты его любишь?

Она кивнула не задумываясь.

– И ты будешь с ним счастлива?

– Не узнаю, пока не попробую.

Велга испугалась, что заронила в её сердце сомнения, хотела что-то добавить, как-то исправить всё, но чародейка уже поднялась на ноги, отряхивая рубаху:

– Пошли. А то товарищи Арна сожрут нас живьём, так и не дождавшись ужина. И ещё…

Они остановились посреди поля, Мельця неожиданно притянула Велгу к себе и крепко обняла.

– Спасибо, что не бросила нас со Змаем в Твердове. Мы живы только благодаря тебе.

– Вы и угодили туда из-за меня.

Чародейка помотала головой:

– Из-за своей жадности… из-за предательства князя, из-за жестокости королевы, может быть, самую малость, потому что доверились тебе. Но в целом – нет. Ты нас спасла, несмотря на прошлое. Спасибо.

Народу на берегу собралось неожиданно много, куда больше, чем было изначально.

– Местные пришли, – удивилась Мельця. – Что ж… Всё же Купала.

В землю у самой воды воткнули пламенники.

Тот старик со змеем на лице ждал вместе с Арном Мельцу. Велга нырнула в толпу, пробралась к Змаю.

– Где вас так долго носило? – прошипел он.

– Мельця переволновалась.

– Дай угадаю, она опять пыталась сбежать, а ты её уговаривала?

– Что? Нет, наоборот… подожди, опять?

Змай только шикнул на неё, приложив палец к губам, а старик вдруг громко прокричал что-то на скренорском, но слова эти были то ли редкими, то ли слишком древними, потому что Велга не поняла их значения.

Старик продолжил говорить медленно, уже не так громко, а Мельця и Арн повторяли за ним.

– Это клятвы брачующихся, – подсказал ей Змай.

– Я догадалась.

– Вроде всё, – проговорил кто-то из скренорцев сбоку от Велги. – Наконец-то пойдём ужинать.

Но стоило старику замолчать, как откуда-то из толпы местных вышла пожилая простоволосая женщина, вынесла нож и чашу с огнём, и над берегом пронёсся разочарованный вздох.

Мельця и Арн порезали ладони, смешали свою кровь, и их поженили уже по-ратиславскому и рдзенскому обычаям: огнём, водой и кровью. И когда они наконец скрепили обряд поцелуем и все захлопали, заулюлюкали, кто-то воскликнул с отчаянием:

– А теперь пойдём жрать?!

Скренорец с половником захохотал:

– А теперь пошли жрать! Эй, Вилли, открывай бочонок. Угощай всех.

Толпа потекла обратно к костру и понесла Велгу с собой. Она пыталась выглянуть из-за широких спин скренорцев, рассмотреть молодожёнов. Совесть колола её за непрошеные советы. Зачем она полезла к Мельце с этими разговорами? Только испортила праздник.

Но когда все собрались у огня и скренорец со змеем принёс большую братину, наполненную каким-то островным напитком, название которому Велга никогда не слышала, Мельця смеялась и второй после Арна отпила из братины, и ту пустили по кругу.

– Что это? – спросила Велга у Станчика… или Грача, который встал подле неё.

– О, крепкая штука. Попробуй, – посоветовал тот, принимая братину и делая глоток. – Скренорский напиток.