Получается, Тихая стража всё же сюда заходила и даже вела здесь свои дела. Так близко к выходу в город? Неужели своих темниц не хватало? Уж у людей королевы должны были найтись и деньги, и влияние…

– Какого хрена? – Белый прищурился, разглядел на полу нечёткий знак.

Рядом валялся огарок свечи, прогоревший почти до конца. Воск залил неразборчивый рисунок на полу.

– А вот и кровь, – вздохнул Белый.

Кто бы ни был этот человек, он проводил обряд. И обряд этот был неплохо Белому знаком. И нужные слова он знал.

Его блеклые глаза сощурились, пытаясь разглядеть в кромешной тьме надпись. Стоило убедиться, что он ничего не придумал, что это и вправду оказалось оно.

Нож было жалко. Белый достал монету из поясной сумки, поскрёб ребром, расчищая воск.

– Плоть – земле… твою мать…

Он надеялся, до последнего надеялся, что всё окажется не так плохо. Хотя уже стало ясно, что осталось под лужей застывшего воска, всё давно стало ясно, но он продолжал чистить, чтобы развеять все сомнения, чтобы потянуть время и точно увидеть:

– Душу – зиме.

Кто-то провёл обряд в подземельях Твердова. Кто-то хотел заключить договор. И этот кто-то погиб прямо здесь, на месте. Не от духов Нави. Нет. Его убило нечто иное.

Белый оглядел вещи, лежавшие в мешке, нашёл целую свечу, зажёг. Наконец, он смог лучше осмотреть тело.

Смердящее, пожёванное, разодранное. Не то чтобы трупы могли показаться привлекательными. Белому хватало подростковых воспоминаний о прогулках по кладбищу, когда матушка решила ещё ближе познакомить своих воронят со смертью.

В целом все Вороны привыкли к мертвецам. Что к ходячим, что к неходячим. Но всё же приятного в прикосновении к ним было мало.

Запястья мужчины оказались обглоданы до самых костей. Ладони едва крепились к рукам и, стоило их потянуть, наверное, отвалились бы. Не разобрать, свою ли кровь пролил незнакомец для обряда. Но рядом больше никого не нашлось. Даже тушки ворона, которого обычно и нужно было использовать. Впрочем, его навьи твари могли сожрать целиком.

Окровавленный нож откатился к стене, то ли выпав из рук во время борьбы, то ли отброшенный уже позже, когда твари облепили мертвеца.

С шеей было немногим лучше. У мужчины оказались длинные чёрные волосы, смуглая кожа… нос откушен.

– Твою мать…

Белый приподнялся, заглянул в перекошенное искусанное лицо, изуродованное до неузнаваемости. Он потянулся к вороту, развязал завязки стёганки. И нашарил на груди толстую золотую цепочку, потянул.

– Твою мать…

В его ладонь лёг череп ворона с вырезанным знаком на лбу. Такой же, какой был у самого Белого и у всех остальных в братстве.

– Твою мать! – повторил Белый с прорвавшимся отчаянием. – Грач, какого хрена?

Грач не ответил.

Он отдал душу зиме.

Череп ворона упал на пол, и Белый с яростью раздавил его ногой.

Старгородцев нелегко было впечатлить диковинными яствами, редкими драгоценностями, заморскими животными. Всё это рано или поздно попадало в Торговые ряды на берегу Калины. А самое лучшее, самое дорогое оказывалось у единственной дочери Кажимежа Буривоя.

И всего этого в королевском замке не было.

Казна Рдзении, кажется, правда оказалась пуста.

Серые полупустые покои, поношенные наряды королевской свиты, пресные угощения. Велга только теперь узнала, что из Старгорода по приказу Матеуша направлялись десятки судов, нагруженных вином, угощениями и всем, что могло понадобиться на свадебном пиру.

Королева отчаянно нуждалась в золоте. И золото это приходило из Старгорода, из Златоборска и со Скренора, с Благословенных островов – отовсюду, куда рдзенские купцы теперь не могли попасть.

Откуда шёл тогда основной доход? Велга с праздным любопытством рассматривала поеденные молью гобелены и выцветшие ковры, а сама считала чужие деньги.

Сложив руки за спиной, совсем как её отец во время раздумий, она прогуливалась по полупустым залам, где она и другие гости собрались в ожидании королевы. И пока остальные шептались, украдкой разглядывая молодую невесту князя, Велга старалась не обращать на них внимания и прикидывала в уме, сколько и откуда поступало золота в рдзенскую казну. И сколько собиралась получить Венцеслава в случае выигрыша в торговой войне.

Отец утверждал, что Старгород в этой войне выиграть сможет, только если заключит договор с Ратиславией. Об этом говорил не только Кажимеж Буривой. Все его влиятельные друзья – а Кажимеж невлиятельных друзей не заводил – обсуждали то же самое: Старгороду нужна Ратиславия. Ратиславии нужен Старгород. Рдзения только высасывает монеты из сундуков купцов и ничего не даёт взамен.

Но куда уходили все эти монеты? На что?

Непохоже, чтобы королева тратила много на обустройство замка, наряды или строительство. Впрочем, стена…

Велга остановилась у окна, выходящего на северо-запад, где возводили городскую стену. Матеуш рассказывал, что похожая стена когда-то стояла в Совине и защищала от духов Нави.

Сколько могло стоить строительство этой стены? Велга разбиралась в ценах на ткани, украшения, металлы, масла, напитки, фрукты и овощи, но ничего не знала о строительстве.

В Старгороде стук молотков да скрежет пил звучали наравне с призывными возгласами торговцев. Старгород постоянно строился. Купцы возводили каменные храмы, чтобы задобрить городские власти, показать своё влияние и, самое главное, иметь надёжный склад для товаров. Дворяне соревновались в красоте своих дворцов. Ремесленники то и дело строили новые лавки и мастерские. А по приказу князя то на одной улице, то на другой меняли мостовые, которые от постоянного потока людей, лошадей и повозок быстро приходили в негодность. Велга не помнила года, когда на улице возле её дома не меняли мостовую. Старгородцы любили шутить, что князь Белозерский меняет мостовую после каждого дождя, чтобы не ходить по мокрому.

Но в Старгороде золота было более чем достаточно.

И королева желала перенаправить его в Твердов.

Старгородским купцам это вряд ли бы понравилось.

От расчётов её отвлёк низкий голос:

– Господица Велга.

Она отвернулась от окна, с удивлением окинула взглядом незнакомого приземистого мужчину в богатом кафтане. В отличие от мужчин в Твердове, этот был бородат.

– Да озарит Создатель твой путь, – произнесла Велга нерешительно, всё ещё не понимая, чего ожидать от незнакомца.

Мужчина улыбнулся ей неожиданно мягко, как родному человеку.

– Да не опалит он тебя, девочка, – откликнулся он. – Не узнаёшь?

Она помотала головой.

– Я Ростих Мороз, друг твоего отца. Был на твоей свадьбе… ну с этим, – он словно в смущении отвёл глаза в сторону, – скренорцем, который потом всё учинил.

– Здравствуй, Ростих, – улыбнулась Велга как можно приветливее, хотя так и не узнала его. – Рада видеть.

– И я тебя, девочка, и я рад. – Он шагнул навстречу, взял её за руки, и Велга не посмела вырвать свои крохотные ладони, когда они утонули в его рукопожатии. – Мы все в Старгороде так переживали, когда узнали, что случилось с твоей семьёй. И как же мы обрадовались, когда появились вести о твоём спасении.

Велга вежливо кивала, мечтая скорее сбежать.

– Благодарю.

– Мы, – голос Ростиха вдруг перешёл на шёпот, – это члены вече. Сама понимаешь, эти новые выскочки у княжеской кормушки не такие, как мы, коренные старгородцы.

Велга не переставала кивать. Что хотел от неё этот человек? В груди стало тяжело. Удерживать улыбку становилось всё труднее.

– Откуда вы знаете, кто учинил беспорядок?

– Те, кому надо, всегда узнают правду, – подмигнул ей Мороз.

– Какими судьбами так далеко от Старгорода? – спросила Велга, надеясь, что это отвлечёт Ростиха от неприятного разговора.

– Да я тут по поводу торговой войны с Ратиславией. Наши ладьи опять потопили пару седмиц назад. Мы теряем товары и деньги, пока королева бодается с Вячеславом Окаянным.

– Да, понимаю. – На самом деле Велга понимала всё меньше.