Выползшее из-за гор солнце пригревало, и с болот к кромке леса наполз туман, поэтому теперь я тщетно пыталась разглядеть хоть что-то в молочной пелене, сидя на краю лагеря и елозя длинной палкой в костре. Устроившийся рядом Брик моего напряжённого настроения не разделял, от души радуясь тому, что Кирино вновь был при своих силах, а значит, наши шансы на безопасную дорогу обратно существенно возрастали.

По возвращении Кирино приказал солдатам во главе с Цуури выкопать и раздробить обелиск, чтобы унести как можно больше чёрных камней. Сам же он с чистой совестью завалился спать в палатку, велев охранять его сон как зеницу ока. Причём доверил столь важное дело не только мне, но и рыжему, что вызвало неприкрытое удивление Брика. Я подозревала, что хмырь отчасти смирился с его существованием, перебесился и решил подарить Брику подобие ощущения собственной полезности, дабы тот не скатился в пучину отчаяния. И на этой почве не стал бы продолжать выяснять отношения – не важно, к месту или не к месту. Кирино не хотел, чтобы из-за размолвок среди егерей поползли шепотки или же упаднические настроения. И без того проблем хватало.

Я со своей никчёмностью давно смирилась. Ведь и раньше одолевали мысли, что тащусь в болота только в качестве обузы, и Кирино в любом случае придётся меня вытаскивать. Но ничего, не сахарный – не растает. Наверное, для него это уже превратилось в рутину, а мне и без самокопаний было о чём подумать.

Если предположить, что отец очень неудачно кому-то перешёл дорогу, и мы вынуждены были в спешке покидать Штольни, а со мной что-то случилось при побеге, становилось ясно, почему ему пришлось запихивать мою душу в созданное тело. То есть я – не эксперимент, а лишь отчаянная попытка сберечь любимую дочь. Но тогда непонятно, почему нельзя прямо рассказать. Или он надеялся… нет, он знал, что воспоминания будут зыбкими, неточными, и потому не хотел говорить правду, пытался вернуть всё к тому, что было. Во что я верила, не зная всей сути: домик в Штольнях, отец-купец в разъездах, заботливая матушка. И никакой Цикады, никаких придворных интриг. Потому-то он и выбрал городок в Нитиро, чтобы с Коссэ нас ничего не связывало, чтобы нас никто не нашёл.

Пожалуй, при таком раскладе я испытывала куда меньше обиды и злости. Кирино прав: я пыталась понять что его, что Грассэ лишь с одной целью – оправдать в своих глазах. Иначе не видела возможности находиться рядом, доверять, просить о помощи, надеяться на что-то. Могла лишь злиться и желала сбежать как можно дальше.

Тихий шёпот, пробежавший по грани восприятия, заставил вздрогнуть и нервно заозираться. Туман незаметно подобрался ближе, пока я погрузилась в свои размышления, а Брик успел задремать – бедолага не смыкал глаз, искренне переживал за мою судьбу, стоило мне уйти с Кирино. А с ним можно ожидать чего угодно, в том числе, что потенциальной жертвой сделают меня.

Это был Лар. Стоял по другую сторону палаток, беззвучно шевелил губами и тянулся к той, где спал Кирино. Я не вскочила и не кинулась к нему только потому, что видела – парню мешал барьер, различимый лишь магическим зрением.

Взъерошенный и бледный, он выглядел настоящим и живым. Но я отчётливо помнила – его убил Кирино. И демона хмырь тоже убил, так что это не морок, а сам Лар во плоти. Нет, не так. Кто-то, занявший его тело, вселивший осколок, как это делал Кирино в зачарованном лесу с трупом несостоявшегося насильника.

Чужак – называть его по имени казалось сейчас неправильным, ведь это совершенно точно не мог быть Лар – почувствовал мой взгляд. Увидев лиловое свечение радужки, я лишний раз убедилась в том, что права. Таким же цветом светились глаза Ольхо, но… но Лар не был магом. А Ольхо отрубили голову. В этом – не сомневалась. И глаза у Лара всегда были серыми.

– Кель. – От молящего надрывного шёпота по спине пробежали мурашки. – Кель! Пусти меня, пусти.

Нервно сглотнула и медленно поднялась. Его нужно как-то прогнать, а лучше – уничтожить, чтобы неведомая злая сила не оскверняла тело мёртвого друга, не копалась в его воспоминаниях, не звала выдуманным именем, которое даже после раскрытой правды Лар продолжал использовать. В отличие от остальных ребят.

– Я заберу его и смогу освободиться. И больше не потревожу тебя, никогда-никогда. Обещаю.

Вымученная улыбка заставила сердце дрогнуть. И хорошо, что Брик задремал, потому что для него эта картина была бы куда мучительней, чем для меня.

– Мне больно и страшно. Я не могу уйти. Прошу тебя, помоги.

Лучшим решением было бы сжечь его, но с этой дрожью в пальцах, видя лицо Лара, я просто не могла заставить себя вызвать магическое пламя. Да хоть какое-нибудь! Демоны раздери, ну почему именно Лар, почему именно он… будь это кто угодно другой, незнакомый, я бы сумела, я бы совладала с собой.

Брик рванул вперёд неожиданно, отпихнув меня в сторону и встав чётко на границе барьера, чтобы неведомый чужак не смог схватить его или как-то навредить. Рыжий определённо запомнил ту линию, что начертил раньше Кирино по земле. Или окончательно рехнулся, и ему было уже всё равно?.. Хотелось верить в его благоразумие, однако…

В одной его руке была увесистая фляга, в другой – горящая хворостина из костра.

– Проваливай, тварь. – С этими словами он выплеснул содержимое фляги на мертвеца и со злостью ткнул палкой, насколько хватало длины, отпихивая подальше от лагеря.

Пламя занялось споро, особенно учитывая, что одежда на чужаке была абсолютно сухая, словно он и не блуждал по болотам неведомо сколько. Синее, яркое и всепоглощающее, оно охватило ожившего мертвеца, но тот даже не закричал, не попытался сбить его с себя.

От запаха палёных волос и плоти я зажала нос рукавом и поспешила отвернуться.

– Мелкая, не стой столбом. Помоги, – сипло попросил Брик, и я не смогла больше сдерживаться. Из глаз хлынули слёзы. Да, обычного огня, пусть и сдобренного алкоголем, явно было недостаточно. Я должна сделать хоть что-то, но магическое пламя упрямо не возникало между ладонями, будто противясь и капризничая. Дело было совсем не в нём, а в моих эмоциях, в том, что пережила недавно и с чем так и не смогла пока совладать. Без контроля никакая магия не будет слушаться, даже самая простая.

Меня затрясло. Закусив губу, с ненавистью уставилась на дрожащие ладони. Ну же, Восьмой побери! С чего вдруг раскисла, с чего позволяю чувствам брать верх? Я ведь тогда совсем бесполезная, ни на что не гожусь, и прав Кирино – надо бежать как можно дальше. Но теперь, когда я почти простила отца, когда вспомнила чуточку больше, разве способна поступить так трусливо?

Развернулась на пятках и со злостью топнула ногой. Если хмырь молился Хеффе, а мэтр – Ксарши, то я буду молиться Скилю, ибо только его милостью остаюсь до сих пор жива и цела. Мне несказанно везло с самого начала и продолжало везти, и потому… потому… да поможет мне Скиль справиться и сейчас.

Не могу создать пламя просто так – вспомню заклинание. Вспомню, чему учил отец, когда я ещё видела в нём лишь королевского следователя Раджети. Прикажу этому дурацкому фитилю зажечься, даже если не фитиль передо мной, а человек. Главное, что не живой. Главное, что не настоящий Лар.

– Athae, – последнее слово заклинания… нет, Слово вырвалось наружу, слетело с губ само. Из-под ногтей заструилась магия, я чувствовала её как никогда раньше, ощущала её кожей.

Пламя взметнулось вверх столпом, ревущее и яростное. Я хотела, чтобы оно обратило тело в пепел, развеяло по ветру, и это уже забытое чувство захлестнуло и повело за собой. Позволило всё сделать так, как надо.

– Последний ром на эту скотину извёл, – горестно вздохнул рыжий, как ни в чём не бывало ковыляя обратно. Лишь опасливо оглянулся в сторону палаток, не проснулся ли от шума Кирино, и ссутулился на бревне у костра.