Чем больше Констанция думала обо всем этом, тем ярче и живее становились ее мечты. Счастливые образы проплывали перед глазами:

Вот Рейнер возвратился. Измучен странствиями, но все еще силен, удачлив и красив. И молит на коленях о прощении. Что ж, она его прощает.

Вот новый дом, а в нем резная колыбель. Игрушки-погремушки. Горит камин. У очага: она, муж и дитя. Все рядом. Благодать. Людей счастливее не сыскать.

Вот праздник урожая. Богат плодами стол. Играет музыка, звенят колокола. И с Рейнером они как прежде весело танцуют. И льется эль рекой.

Завороженная грезами наяву, Констанция сама не заметила, как провалилась в глубокий сладкий сон.

***

Проснулась Констанция так же внезапно, как и уснула. Она почувствовала себя отдохнувшей и полной сил, но на душе повисла неотвратимая тревога.

Констанция опустила взгляд на ребенка в своих руках и обомлела. Малыш застыл, и что-то противоестественное прослеживалось теперь в его облике.

Констанция тупо уставилась на кончики своих пальцев. Ее аккуратные прежде ноготки странно удлинились и заострились, как у зверя.

На младенце не было ни царапины, но Констанцию вдруг поразило страшное осознание.

Безмолвные слезы покатились по ее щекам.

Она долго качала безжизненный сверток, смотрела на младенца и никак не могла поверить в то, что произошло.

Господь послал ей испытание, и она его не прошла. Вместо этого она сговорилась с врагом и теперь… Теперь это невинное дитя угасло.

Констанцию разрывало от чувства вины и презрения к самой себе. Вне себя от горя она поднялась и побрела куда глаза глядят.

Прижав к себе сверток, Констанция с трудом шла по запутанным коридорам, не видя вокруг ничего, кроме огней у стен. Глаза были полны слез, так что огни сливались в одно сияющее пятно и идти приходилось почти на ощупь. Она то и дело касалась ладонью стены, всякий раз боясь обжечься.

Констанция не знала пути и в тот момент совсем не ощущала течения времени. Но наконец в лицо ей подул свежий ветерок. Одолев очередной поворот, она увидела выход и лес, озаренный лунным светом.

«Лучше бы я сразу умерла в погребе», – подумала она, на ватных ногах выбравшись на воздух.

Недалеко от пещеры стояли три молодых кипариса. Под их кроны Констанция и направилась.

Здесь она опустилась на колени, с материнской нежностью положила сверток рядом с собой и в каком-то неистовстве принялась вырывать комья земли голыми руками.

Мелкие камушки, сухие листья и прочий сор ранили нежную кожу, но она ничего не замечала и продолжала копать, пока не посчитала углубление достаточным для того, чтобы вместить почившего.

– Прости, прости меня, – шептала она ребенку, то и дело прижимая сверток к груди.

Ей казалось, что дух малыша еще где-то поблизости. Что он слышит ее.

Когда она опустила сверток в ямку, то ее настигла новая тревожная мысль. Что, если дитя не успели крестить?

Неужели теперь по ее вине он так и останется одиноким неприкаянным духом, застрявшим где-то между миром живых и миром мертвых?!

Сорвав с шеи свой крестик, Констанция подняла его над младенцем.

– Если ты не крещен, то я крещу тебя своими слезами и нарекаю Кристианом! Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь! – с этими словами она надела крестик ребенку.

Обложив малютку растущими поблизости цветами, Констанция принялась горячо молиться, чтобы Господь принял душу Кристиана в свое царство.

***

Когда все было кончено, Констанция услышала голос лорда Кёрна за своей спиной.

– Вы удивительно непоследовательны, – заметил он брезгливо. – К чему все эти церемонии?

Констанция обернулась и со злостью уставилась на него.

«Это все вы! Вы нарочно его принесли! Из-за вас я его погубила!» – подумала Констанция, но не смогла произнести ни слова.

– Вы молчите, – холодно начал Кёрн, – но я чувствую, что вы вините меня. Вы запутались, так что слушайте и запомните мое доброе к вам отношение, ибо я редко объясняю суть своих поступков. Ребенок все равно бы умер. В этом не сомневайтесь. Но свои последние часы он провел в любящих материнских руках. Вы – ангел милосердия, моя госпожа. Вы, и только вы облегчили его страдания. Вам будет намного легче, если вы как можно скорее сломаете все навязанные с детства границы и посмотрите на мир под другим углом.

– Быть ТАКИМ ангелом – это цена моего спасения?! – воскликнула Констанция, чуть не задохнувшись от отчаяния.

– Не цена, скорее новая потребность. Вы еще научитесь себя контролировать. И если вам будет угодно, то сможете жить тихо-мирно, никого не тревожа, незаметно собирая жизненную силу по крупицам. Но такая жизнь ведь слишком скучна, не правда ли?

Констанция не ответила.

– Прежде чем решитесь покончить с собой, может быть, вам захочется узнать, кто повинен в вашем заточении в погребе?

– Что вы имеете в виду? Я оступилась на лестнице. Вот и все.

– Вы в этом так уверены? А за те долгие недели, что вам пришлось пролежать в одном положении, дрожа от страха и холода, мучаясь болью и жаждой, вы не подумали, что это не просто трагическая случайность?

Констанция брела по лесу в сторону деревни, держа в руках свои деревянные башмаки. Опустошенная последними событиями, она размышляла о своей участи и о словах лорда Кёрна.

Если кто-то действительно повинен в ее падении, то Констанция непременно должна воздать этому гнусному существу по заслугам. А умереть она всегда успеет.

Вдалеке показался женский силуэт. Безмолвная фигура подняла руку. Казалось, она зовет к себе, но Констанции не было до того никакого дела.

– Постойте! – воскликнула девушка, когда Констанция попыталась обойти ее.

Констанция сделала вид, что не услышала, и продолжила свой путь. Но тут кто-то коснулся ее плеча. Вздрогнув, Констанция обернулась.

Девушка, окликнувшая ее, теперь стояла совсем рядом. Констанция никак не могла понять, как незнакомка преодолела расстояние в несколько ярдов за пару мгновений, да еще и бесшумно.

– В чем дело? – спросила Констанция.

Молодая особа, представшая перед ней, была примерно того же возраста, что и сама Констанция. Даже английское платье не могло скрыть, что девушка нездешняя: красивый смугловатый оттенок кожи и горящие черные глаза выдавали в ней испанку.

Констанция слышала об испанской знахарке, поселившейся на окраине их селения, но не была знакома с ней лично. Многие ходили к травнице за помощью, однако за глаза ее называли ведьмой. Обычная история.

– Сеньора Циммерн?

Констанция не ответила. Она помнила слова лорда Кёрна о власти имени и не знала, как ей надлежит поступить теперь.

– Вы ведь супруга Рейнера Циммерна?

При упоминании мужа Констанция не смогла сдержать горькой улыбки. «Жена Циммерна» – вот в кого она превратилась для всего мира, переступив порог церкви после венчания. Будто без Рейнера ее и вовсе не существовало.

– Не бойтесь, я вам не враг. Я лишь хочу предостеречь. Вам нельзя возвращаться в деревню.

– Почему?

– Давайте поговорим в другом месте. Даже в лесу множество ушей. Если вы не против, пойдемте ко мне. Тут недалеко.

Ветхий домишко ведьмы, сокрытый деревьями и зеленью, как и полагается, стоял на границе леса, поодаль от деревни.

Они прошли по тропинке сквозь палисадник, густо засаженный неведомыми травами.

– Говорите. – Констанция выжидающе посмотрела на ведьму, как только они вошли в дом.

Здесь повсюду виднелись пучки сухих трав: они свисали с потолка, висели гирляндами на стенах, лежали на всех поверхностях. В остальном обстановка была вполне обычной, кроме того, что в воздухе витал какой-то неведомый, едва уловимый аромат.

«Так вот как пахнет ведьмовство», – отметила про себя Констанция.

Закрыв ставни, ведьма провела Констанцию вглубь комнаты, усадила за грубый деревянный стол, а сама села напротив.

– Тучи сгущаются над вами, сеньора, – сказала она полушепотом. – Не знаю, кому вы перешли дорогу, но этот некто решил изжить вас со свету. И подговорил односельчан собраться у вашего дома после обеда затем, чтобы арестовать вас и передать в руки ведьмоборцев.