Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Внезапно дождь прекратился, будто резко повернули ручку в душе. Солнце ярко ударило в глаза. Я заслонилась рукой от слепящих лучей и огляделась. Вокруг ни души – ливень всех разогнал. Редкие крупные капли падали с листьев промокших насквозь деревьев.

Но вот из парикмахерской вышла на порог женщина с сигаретой и с любопытством уставилась в нашу сторону. На мосту кто-то оживлённо размахивал руками, прохожие один за другим будто вырастали из пустоты. Воздух наполнился звуками, которых минуту назад не было. Стены домов выросли и придвинулись к набережной.

Над головой на ветке громко каркнул ворон. Я вздрогнула и всё испортила – как можно равнодушнее возразила:

– Ты ошибаешься… Я вовсе не люблю тебя! Удачный секс ещё не повод для долгосрочных отношений.

Вано побледнел и опустил голову.

– И что же может послужить поводом? Скажи, может, пойму, – кривая усмешка исказила красивое лицо.

– Любовь. Взаимная.

Вано ещё больше побледнел, но продолжал смотреть на меня, сверкая очами. Солнце заслонило маленькое облачко. В полумрак погрузился правый берег Куры, и люди на набережной превратились в тени. Мне показалось, что и сам Иван изменился, преобразился из светлого в тёмное. Чёрные, смоляные волосы неровными прядями обрамили худое лицо, гневно блестели бездонно чёрные глаза.

Вано поднялся с колен – на джинсах расползались тёмные пятна воды, влажная сорочка прилипла к телу. Он раскинул руки, будто собирался взлететь. Вано подставил небу влажное лицо. На крепкой шее поднялся и опустился кадык.

Я почувствовала его боль. Ему больно, ему нечем дышать. На лице появилось выражение муки. В какой-то момент я испугалась, что на раскинутых ладонях проступят стигматы. Иван стоял близко к парапету, спиной к реке. Я решила, что сейчас он опрокинется навзничь и крестом рухнет в мутную воду.

Но он опустил руки и посмотрел на меня пристально.

– Подойди ко мне, – попросил он тихо.

«Если я подойду к нему сейчас, то уже никогда не уйду!»

Я сделала шаг назад. Зябко поёжилась, положив руки в карманы, и покачала головой:

– Нет!

В кармане плаща я нащупала лепесток розы, который положила туда в день приезда. К моему удивлению, лепесток не завял, оставался таким же свежим. Крошечный, он один благоухал, как большой розовый букет. Аромат роз окутал меня.

«Сердце ноет… Запах её чувствую, словно она рядом, в двух шагах от меня», – вспомнились слова молодого человека, что я невольно услышала, проходя в тот день мимо цветочного магазина в переулке у вокзала.

Теперь я была уверена, что говорил Иван… и вовсе не о цветах, как тогда я подумала. Стоило ему произнести это, в следующее мгновение лепесток слетел мне в руки…

«Кто ты?»

Я испуганно взглянула на Ивана.

Меня не оставляло чувство, что когда-то раньше мы уже встречались и знает он обо мне гораздо больше, чем я о нём!

«Не помню! Я так хочу всё вспомнить! Хочу вспомнить!!!»

Лепесток сорвался с ладони и, подхваченный порывом ветра, унёсся ввысь.

Вано проводил лепесток взглядом, и мне показалось, вздохнул с облегчением. Он приблизился и, взяв меня за подбородок, взглянул в глаза:

– Чего ты боишься? Выходи за меня. Обещаю, любовь приложится… и удачный секс тоже. Я защищу тебя от любых невзгод. Я помогу тебе всё вспомнить! Или… у тебя кто-то есть? Кто? Горын? Корней? Ты его выбрала? – спросил он глухо.

В полумраке его глаза казались почти чёрными с ярким синим ободком вокруг зениц. Странно… Редкий цвет глаз. Единственный в своём роде, но мне показалось, что человека с такими глазами я уже когда-то встречала. Чёрные волосы, тонкая ниточка серебристого шрама на правой щеке…

«Инкуб?»

«Инкуб? Что за имя странное? Где я могла его слышать?»

Но вот солнце прошло мимо облака, и волосы Ивана заблестели золотистым русым блеском, а глаза из чёрных превратились в ярко-синие.

«Я больна…»

Вано молчал и смотрел на меня с ожиданием. Я примирительно улыбнулась:

– Мне пора… Успеть бы вернуться к ужину – и тётя не любит, когда опаздывают к столу. Не хочу расстраивать её напоследок.

– Я поеду с тобой. Хочешь, сяду за руль? – Вано всё ещё был бледен, но решительно протянул ладонь.

Я покорно отдала ключи.

– Загадала желание? – спросил он с непонятным волнением.

– Какое желание?

– Лепесток розы выпустила на ветер. Есть поверье, что желание нужно загадать и оно обязательно сбудется.

– Да, загадала.

– Какое? – Вано пристально посмотрел на меня.

– Не скажу. Зачем тебе?

Он тяжело вздохнул и провёл рукой по груди, будто унимая сердце.

– Мы не могли с тобой раньше встречаться? – спросила я невпопад. – Я хочу сказать… ещё до поезда. У меня навязчивое чувство, что мы виделись раньше, были знакомы.

Вано закрыл лицо руками и коротко хохотнул:

– Господи, дай мне сил!

Я надулась:

– Не вижу ничего смешного. Я загадала… чтобы вспомнить то, что забыла. Понимаешь… у меня была травма и некоторые события… из тех, что произошли до приезда на остров, я совершенно не помню. Поэтому я спросила, не встречались ли мы раньше. Ретроградная амнезия…

– Ретроградная амнезия? – Вано повернул ключ и завел машину. – Жаль, что дождь закончился не вовремя… ты бы не пожалела, – Вано взглянул так, что сердце моё замерло.

«Ничего ещё не закончилось!»

И Вано, будто подтверждая мои слова, кивнул:

– Это присказка, сказка впереди будет.

А я ответила словами, сказанными им накануне, удивляясь про себя, что без запинки говорю на древнерусском:

– Положи мя, акы печать на серъдце своё, акы перстень, на руку твою: ибо зело крепка, акы смерть любовь… люта, акы преисподняя, ревность… стрелы ея – стелы огненные…

Вано сжал мне руку:

– Я так долго ждал… Ты всё вспомнишь, царевна. Ты расскажешь мне?

«Кънязь любитъ тя, зело-де любитъ…»

«Ибо крепка, акы смерть любовь…»

Автомобиль покатил по набережной. За опущенным стеклом проплывала мутная, жёлтая вода, поросшие лесом холмы. Апрель прошёл, а солнце уже который день не жаловало промокшие, чёрные от влаги улицы.

Машина, трясясь на кочках, медленно ползла на раскисший холм мимо угрюмых, серых жилищ с ржавыми крышами. Старые дома, десятилетиями жившие без ремонта, обнажали под облупившейся штукатуркой столетнюю кладку и смотрели из-под косых штакетников переплётами рассохшихся оконных рам. Ободранная штукатурка напоминала язвы прокажённых, а гнилой запах из подвалов, выползавший на улицу через маленькие грязные оконца, стоял в палисадниках даже в ветреную погоду.

Повсюду пахло печным дымом, и мной овладело странное чувство, что неподалёку работает угольная шахта, дым от которой покрыл тонким слоем всё вокруг: убогие домики под ржавыми крышами, бесконечные и скучные новостройки с лязгающими страшными кранами, неряшливые экскаваторы, безлюдные церкви в окружении атеистов, дешёвые магазинчики… и людей.

На людей было страшно смотреть: неприветливых, покорно ждущих своей участи. Старики – прошлое города, хранители резных тбилисских балкончиков, устоев и традиций – шли понуро, будто тени, как живые мертвецы. Новое поколение, его настоящее – суетилось в поисках денег, но на людей походило ещё меньше, отчуждённое от всего, даже самого прекрасного. Глаза их, по-рабски пустые, рыбьи, лихорадочно блестели, как у неофитов, обращённых в новую веру – веру в богатство.

Будущего я не видела. И всё же оно наступит. На этой самой улице с промокшими резными балкончиками оно затаилось где-то и ждёт своего часа.

Мы остановились, пропуская пешеходов. Один из них, сутулый высокий старик, вышел из булочной, на ходу натягивая кепку. В руке он держал цветок – алую розу. Старик с интересом посмотрел на меня и улыбнулся. У него кривые и жёлтые зубы, а борода напоминает мочалку, которой чистят сковородки.

– Как я выгляжу? Что-то не так? – спросила я Вано и дотронулась до волос. Густые локоны уже высохли и окружили лицо пышным облаком.

16
{"b":"912474","o":1}