Я обрадовалась, как заплутавший путник, узревший в ночи светлое оконце. «Нива», время от времени пробуксовывая на чёрной сырой земле, послушно двигалась навстречу моей судьбе…»
Глава 10
– Что же ты замолчала? – спросил Вано, перебирая в руках агатовые чётки.
– Подожди, дай мне собраться с мыслями. Видишь ли, иногда я не помню, что было со мной в детстве, в юности. Врач сказал, что это последствия травмы. Но иногда мне кажется, что тут что-то другое. – Я посмотрела на Вано. – После дождя здесь пахнет, как в том месте, у часовни…
Вано понимающе покачал головой:
– Жаль, что не помнишь… остановилась на самом интересном. Но эту часть событий ты вспомнила?
– Да, во сне приснилось прошлой ночью. Я ещё не всё смогла связать, но надеюсь, вскоре вспомню дальнейшие события. С тех пор как я здесь, очень многое вспомнилось. Мне снятся сны… и приходят воспоминания. Мне кажется, что и сейчас я сплю… А иначе как объяснить, что лицо твоё мне было знакомо раньше.
Иван опустил голову и промолчал.
– Ну что, поедем в аэропорт?
– Ты не передумала?
– Нет. Мне необходимо уехать, – ответила я твёрдо и взглянула в его огорчённое лицо.
Машина тронулась с обочины и покатила по серой дороге. За всё время мой попутчик не проронил ни слова. И когда подъехали к аэропорту, он хранил молчание.
Я открыла дверь, и Вано сухо бросил:
– Ты твёрдо решила уехать? – взгляд хмурый, потемневший, почти чёрный.
На бледном лице ярко выделяется багровая полоска шрама. Наверное, шрам Ивану не подвластен. Иногда, когда внешне Вано абсолютно спокоен, шрам наливается кровью и выдаёт его злость.
«На кого он злится? На меня?»
– Я и правда загостилась. Пора и честь знать… Уеду в субботу…
Смешно сказать, дыхание сбивалось от волнения.
Вано не отговаривал. Он молча опустил голову, только желваки ходили под туго натянутой кожей, сверкали мятежные глаза, и костяшки сжатых в кулаки пальцев белели на обветренных руках.
– Подожду здесь. Иди одна.
Слова эхом отозвались в воспалённом сознании.
«Когда-то он уже произносил эти слова… Где? Когда?»
– Хорошо, – тихо ответила я и, не теряя времени, направилась к билетным кассам.
Странно, но в душе росло разочарование и даже обида, когда Вано отвернулся, откинулся на спинку сиденья и прикрыл глаза, слушая радио.
На обратном пути повисло тягостное молчание, подобное затишью перед грозой.
Гроза началась отдалённым рокотом грома. Когда мы подъехали к мосту, хлынул ливень. На этот раз дождь не был страстным любовником, обволакивающим тёплыми струями тела и мысли. Ледяной холод опустился на равнину. Казалось, вот-вот пойдёт снег.
Вода с небес падала с яростным шумом, заглушая все звуки вокруг, яростно барабанила по капоту и крыше. «Дворники» работали как бешеные, но дождь заливал стёкла мутным водопадом.
Кура вздулась в одну минуту и покрылась мелкими барашками волн. На противоположном высоком берегу Куры откололся от жёлтой толщи огромный пласт и с грохотом сполз в реку. В месте падения образовался водоворот с чёрной воронкой, засасывающий реку. Он ширился, ширился… Ещё немного, и воронка достигнет обоих берегов.
Я с испугом посмотрела на Ивана. Мой попутчик не глядел на меня и упрямо вёл машину к дому, рассекая потоки бампером, как катер. Я же глаз не могла отвести от него. Внешность его изменилась. Как и пару часов назад, он преобразился из светлого в тёмного. Чёрные, смоляные волосы неровными прядями обрамили худое лицо, гневно блестели бездонно чёрные глаза.
Мелькнула фантастическая догадка.
«Это он вызывает дождь! Друг-волчонок называет Ивана «бардом». Неужто правда, Иван, подобно древним волхвам, может управлять силами природы! Кажется, барды могли и мысли читать?»
Вано повернул голову и посмотрел на меня с кривой усмешкой.
«Чёрт побери!»
Шум воды стал невыносимым. Я закрыла уши руками и вскрикнула:
– Хватит!
В то же мгновение водоворот на Куре исчез, ливень резко, как из шланга, полоснул в последний раз по стёклам и затих, превратившись в мелкий весенний дождь.
– Кто ты? – спросила я срывающимся голосом.
Вано не произнес ни слова, но я явственно услышала его мысли:
«Не гапи, не гапи… ладо моя… Азъ есмь моужъ тобе…»
Дрожь прошла по телу. Память взорвалась тысячей образов воспоминаний. Все кости будто переломали, и теперь они срастались разом. Боль пронзила меня, и я с криком выгнулась дугой.
Последнее, что я слышала: резко завизжали тормоза, и Вано, навалившись на меня всем телом, заталкивал мне в рот мой скрученный в жгут шейный платок.
– Открой шире рот, язык прикусишь! Вспоминай! Вспоминай же!!!
Боль крепчала, не в силах больше выносить муки, я из последних сил выдохнула:
– Ёнда! Ёндаааа!!!
И потеряла сознание.
* * *
Я очнулась внезапно. Вскочила на сиденье, чуть не ударившись головой о потолок машины.
Вано сидел рядом, положив руки на руль, и выжидательно смотрел на меня.
Я огляделась. Машина стоит рядом с домом. Вокруг тихо. Ничего не болит, чувствую себя легко и бодро.
– Безмлевие [23], – прошептала я и посмотрела на Вано.
Он не издал ни звука, наблюдая за мной.
– Ожъ произошедши? [24]
– Никто не знати, аможе сей амболъ приведёши тя, царевна [25].
– Аможе аще… [26] Почему мы говорим на древнерусском?
Вано пожал плечами:
– Вы так захотели, Василиса Михайловна…
– Я могу выйти из машины?
– Ачесь [27], – кивнул Вано.
– А год сейчас какой?
Вано не удивился моему вопросу:
– Семь тысяч пятьсот одиннадцатый от сотворения мира… или две тысячи третий, если вам угодно.
– И мы снова на «вы»?
– Так проще для всех… Вы не вспомнили… – Вано тяжело вздохнул и вышел из машины.
– Да что же я должна вспомнить?! – вскрикнула я, разозлившись. – Было бы гораздо проще, если бы ты… если бы вы напомнили мне об этом!
Вано подошёл к заросшему чертополохом газону и рубанул твёрдой рукой по ни в чём не повинным сочным кустам. Незрелые головки разлетелись в разные стороны. Рубанул словно мечом. Даже на миг привиделся мне витязь: будто мятель, подбитый белым волчьим мехом, раскрутился за поворотом руки вокруг длинной белой рубахи с красными оберегами, и сухие травинки разметались на асфальте. Вано взглянул на меня. Взгляд быстрый, страстный, как у Инкуба.
От неожиданности у меня перехватило дыхание.
«Ты же не Инкуб?»
«Ты же наркоторговец, чёрт тебя побери!»
«Неужели? Разве такое может быть?»
Меня бросило в жар, потом в холод:
– Вспомнить… Что я должна вспомнить?
– Я не могу сказать. Бессмысленно напоминать, если вы ничего не вспомните.
Вано обошёл вокруг, открыл пассажирскую дверцу и протянул руку:
– Прошу вас. Вы же сами сказали, что мы по-разному смотрим на мир.
– Ах, вот как теперь заговорил!
В столовой сервировали стол к обеду, суетились ятровки и горничная, тётя отдавала распоряжения. Увидев меня, Макоша вышла и озабоченно взглянула на влажные волосы:
– Опять гроза! Что за день! Ты попала под дождь, Васинька. Пойди-ка погрейся у камина в гостиной. Ужин только через час… – Макоша вопросительно посмотрела на Вано: – Что случилось?
Я не ответила, скинула мокрый плащ в прихожей.
У дверей в гостиную, подпирая косяк, стоял Мгелико, или, как там его… Афанасий. Он поджидал нас. Увидев друга, он оторвался от косяка и сделал шаг навстречу.
– Ожъ произошедши, мой бардъ? – Он задал тот же вопрос, что и тётя, и, пристально посмотрев на меня, церемонно поклонился. – Она понимаши сие?
