© Е. Грозовская, 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

Если вы человек курящий и курящий крепко, то можете представить себе, каково это без единой затяжки промучиться сорок восемь часов. Если же вы никогда не курили, то вам меня не понять.

Только вот что я вам скажу. Перелёт от острова Исла дель Коко до Коста-Рики, оттуда транзитом из Сан-Хосе до Кубы, из Гаваны до Мадрида, из Мадрида в Москву занял у меня почти пятьдесят два часа.

Ещё восемь часов без сигарет и без сна я бы не перенесла, поэтому из аэропорта взяла такси и направилась на Площадь трёх вокзалов. Там купила два билета в купе СВ на ночной поезд до Тбилиси.

Я стояла на открытой платформе, почерневшей под холодным дождём, и ждала скорый. Злая, голодная, с сигаретой в зубах, отворачиваясь от неодобрительных взглядов почтенных старушек и любопытных носильщиков. Один, прыщавый, двинулся было ко мне, растягивая на ходу рот в уродливой ухмылке, но, угадав его вопрос, я отступила и хмуро бросила:

– Последняя сигарета, больше нет…

Время тянулось, табачный дым курился и таял в промозглом весеннем воздухе.

«Интересно, сколько человек может выдержать без сна? Двое суток? Трое?»

Мелкий, как бисер, колючий ситничек слизывал в канавах последние апрельские сугробы, стучал по обглоданной жухлой травке за оградой. Холодный вечерний морок захватил безлунную Москву и теперь наползал на здание вокзала снизу, от мазутной, скользкой, гранитной крошки между рельсами. Он уже подобрался к ногам, забрался под юбку, в вырез шёлковой блузы, в манжеты лёгонького плаща и норовил заползти на спину.

Морок надвигался неотвратимо быстро. Подобно сказочному чудищу, он жаждал проглотить вечерний город и не оставить в нём ничего человеческого. Тьма съедала очертания зданий, деревьев, мостов. Лишь вокзальные огни, за которыми не было видно ни зги, горели монотонно и ярко, выхватывая из темноты скользкие рельсы, косматые лапы низких туч, предвещавших дождливый день.

Выдыхая сигаретный дым, я всё надеялась согреться, но пальцы на ногах застыли, будто в туфлях не было подошвы, и босые ступни стоят на ледяном асфальте. Руки без перчаток закоченели и, стуча зубами, сделав последнюю судорожную затяжку, я поспешила в тепло зала ожидания.

В дверях людская толпа подхватила меня, и живое течение из курток, пальто и шапок вынесло к рядам кресел. Неудобные, жёсткие, сросшиеся, как сиамские близнецы общими подлокотниками, – все они, тем не менее, были заняты.

В микрофон кто-то простуженный объявил очередной поезд. Короткое, резкое эхо гулко откололось от высоких потолков и перепутало слова. Я разобрала последние: «…платформа номер три», и успокоилась – не мой. Парочка рядом поспешно поднялась, освобождая место.

Я с облегчением упала на жёсткое холодное сиденье и принялась сквозь сон наблюдать за потоком пальто и курток.

Они проплывали мимо – пухлые и сдобные, тёплые, почти бестелесные и двигались всё медленнее… Я представляла, как плывут они дальше, выходят из здания вокзала, идут себе куда-то за город в сухие, бесснежные поля, на грунтовую дорогу и до следующей станции, где бесконечная лунная лестница ведёт к безымянной реке, над которой качаются тонкие, хрупкие ветки с прозрачными капельками на невесомых кончиках с набухшими почками. А вокруг раскинулась безбрежная приятнейшая темнота. Очертания спящих кустов проступают неясно и спокойно, как в спальне угадываются очертания мебели ночью.

Эхо бесцеремонно вторглось в сознание: «…платформа номер три», – и чудесная картина исчезла. В ярком свете фонарей я щурилась и закрывала глаза.

«Нет, так не пойдёт. Надо собраться, вспомнить о работе… о биологии… о зоологии… Отделы зоологии… сколько их там… двадцать пять или двадцать шесть? Или вовсе двадцать четыре? Та-ак, посчитаем… Акарология, раз… арахнология, два… апология, три… гельминтология, конхиология, мирмекология… это уже сколько? Кажется, десять… О, вот интересный раздел – оология… оофагия… оотека… оомантия… нет, это уже не то…»

Сонные воспоминания о зоологии колдовским образом сливались в одну навязчивую и не связанную с ними мысль, что скоро в уютной темноте я положу голову на подушку в крахмальной, хрустящей наволочке, до глаз укроюсь верблюжьим одеялом в пододеяльнике с ромбовидной прорезью посередине и усну под треньканье чайной ложки. Почему-то подстаканник представлялся мне непременно с изображением Спасской башни, одеяло атласным и синим, а ромб в пододеяльнике – с кружевами.

«С кружевами? Не может быть!» – дёрнулась я на жёсткой скамье и открыла глаза.

Подавив зевок, посмотрела на часы и охнула – всё-таки уснула! Спросонья дико взглянула на опустевшие рядом сиденья и поспешила на перрон.

Состав уже подогнали. Двухцветно-зелёный трудяга электровоз ЧС2 с серебряными ободками на окнах упирался тупым красным носом в платформу.

Проводница бодро топталась у входа в вагон. В полумраке черты её лица смазались, и я не разглядела толком ни цвета глаз, ни оттенка губной помады. Только волосы, иссиня-чёрные, собранные в пучок, выглядели естественно и определённо.

– Вы одна едете в СВ? – спросила проводница строго.

– Одна, – шлёпнула я посиневшими губами и проглотила сладкий зевок.

Проводница приторно-фальшиво улыбнулась и кротко спросила:

– Гражданочка… тут пассажир, ему необходимо срочно уехать, а билеты СВ в кассе закончились. Не возражаете, если он оплатит одно из ваших мест и поедет с вами?

– Возражаю, – отрезала я, и сон как рукой сняло.

Рядом с проводницей стоял сутулый верзила ростом с колокольню, в чёрном кожаном пальто до пят, в огромной кепке, надвинутой на глаза. Из-под обвисшего козырька на заросшей рыжей щетиной морде блеснули хищно, по-волчьи, узкие, прищуренные глаза. Верзила ежесекундно шмыгал носом, переминался с ноги на ногу, сжимая в руках ручки гигантских чемоданов.

– Возражаю! Я хочу ехать одна! – взвизгнула я так, что у самой зазвенело в ушах.

Проводница опешила и растерянно вернула билет. Долговязый же схватил меня за руку и хрипло произнёс с мегрельским акцентом:

– Одна и поедешь, девочка. Я уйду в другое купе, мне бы только чемоданы пристроить.

– С вами не поеду, – пискнула я.

– Послушай, девочка, сколько денег хочешь за билет? Вдвое заплачу, слышишь!

– Пристраивайте ваши чемоданы в… в другом месте!

– Втрое!

– Пустите меня!

Верзила выпустил руку и скривился в презрительной ухмылке:

– Ишь ты какая… маленькая, а жадная. Посмотрите на эту королеву! Ты совершеннолетняя, одна разъезжать? Товарищ проводник, проверьте у неё паспорт! – Он повысил голос и посмотрел по сторонам, ища поддержки у толпы.

Откуда-то сбоку двинулась ко мне вторая чёрная тень в полупальто, в такой же огромной кепке, надвинутой на глаза. Мне стало не по себе. Дрожь волной прошла по телу.

Внезапно я поняла, что проводница и эти двое заодно, и если я буду стоять как истукан, то, возможно, мне сегодня вообще не придётся никуда ехать.

Второй потянул клешню в чёрной перчатке к моему чемодану:

– Позвольте помочь вам, сударыня…

«Прощай, атласное голубое одеяло с кружевным пододеяльником! Прощай, чай в подстаканнике с кремлёвской башней!»

Я отчаянно искала путь к спасению. На счастье, к вагону подошла семья с детьми, и шустрый мальчишка шмыгнул между мной и подозрительным незнакомцем. Мне хватило секунды, чтобы вихрем взлететь по ступеням и из тамбура, давя ноги пассажиров чемоданом на колёсиках, устремиться в купе.