Урдэк застонал:
– Боги! Какие же мы дураки! А я главный дурак… Под самым носом! Альрик, ничего не хочешь нам рассказать? Никого не узнал в этой песне?
– Я не понима…
– Да все ты понимаешь, малец! Как я мог этого не замечать? Она ведь тебе сестра, Альрик!
Юношу трясло. Он стоял на широко расставленных ногах, будто боялся, что пол зашатается, как подвесной мост на ветру, сбросит с каменной спины.
– Мы были детьми! Это был один поцелуй, всего один! Откуда мне знать, что она себе напридумывала?! – Он мотнул головой и повторил обреченно: – Мы были детьми.
– Все ты знал! – рявкнул тэн. – Не мог не знать! Детьми, говоришь? Ну так теперь ты вырос. Ты хотя бы поговорил с ней?
Альрик отвел глаза:
– Я не нашел нужных слов. Как объяснить, что полюбил другую?
Он бросил на Хильму короткий взгляд, и в этот момент Сейн ему поверил. А следом понял еще кое-что.
Все эти напыщенные гости с важными лицами и большими планами, все, для кого свадьба стала поводом посчитать монеты или перебрать старые обиды, все, кто прячется в стенах храмов и просит своих богов о прощении и любви, но сами не способны простить и полюбить того, кто говорит на чужом языке… Все они ошибались. Эрл Танкред в первую очередь думал не о торговой выгоде, а о счастье сына. И нашел способ оправдать запретную связь. Позвал к себе в дом и накормил волков, пообещал каждому жирный кусок. Отвлек от главного.
Но не знал об Иоланте. Ревность порой страшнее политических интриг.
Дверь распахнулась, и в покои вбежал запыхавшийся стражник. Тот самый, которого Урдэк послал за Иолантой перед разговором с молодоженами.
– Там это… Ваша милость, сами гляньте!
* * *
Альрик напросился с ними, и Урдэк не стал возражать. Они поднялись по винтовой лестнице на третий этаж и увидели еще одного стражника, который нерешительно пятился по темному коридору. Дверь на другом конце была открыта, в светлом проеме, будто одетая в сумрак, стояла Иоланта.
– Ваша милость, позвольте, ваша… – запинался стражник. – Тэн Урдэк хочет просто поговорить…
– Я не хочу ни с кем разговаривать! Убирайтесь!
Иоланта хлопнула дверью, звук удара отразился от каменных стен, и тут же коридор растянулся кишкой на добрых двести шагов.
Стражник остался стоять на месте, бормоча молитву Защитнику. Заметив тэна со спутниками, он не нашелся что сказать, только сильнее выпучил глаза.
– Это как это? – Урдэк растерянно посмотрел на далекую теперь дверь.
– Это даже не заклинания. Чистое волшебство. Она сама не понимает, что делает, не управляет им, тратит столько сил… Так недолго и душу выжечь. Мы должны успеть раньше.
Тэн покосился на стражников у себя за спиной. Сказал, помедлив:
– Ты веди, алхимик. У меня люди бывалые, всякого повидали, но чтобы с заклинателями…
– Я пойду! – вызвался Альрик.
– Втроем пойдем, – сказал Сейн. – Вы за мной.
Не успели они сделать и десяти шагов, как коридор начал сужаться.
– Бежим! – крикнул Альрик и первым рванул с места. Остальные бросились за ним.
Они почти успели. Тяжелые стены сходились без всякого звука, и сын эрла был уже почти у самой двери, когда проход стал слишком узким.
– Застрял! – вопил Альрик. – Я застрял!
Алхимик смог протиснуться еще на шаг и уткнулся Урдэку в спину. Холодные глыбы сдавили, не давая пошевелиться, и замерли. Сейн услышал, как хрустнул в сумке флакон.
– Можешь дотянуться до двери? – спросил тэн.
Альрик застонал от натуги.
– Нет! Совсем чуть-чуть… не хватает!
– Сейн! Самое время читать заклинания!
– Не могу, – хрипло ответил алхимик, пытаясь поглубже вдохнуть сдавленной грудью.
Урдэк выругался:
– Чтоб вас! Иоланта!
– Иоланта! – вторил ему Альрик. – Открой нам, Иоланта!
Они кричали, пока не выбились из сил. Тэн зашелся кашлем.
– Я не хочу тебя видеть! – раздалось из-за двери.
– Альрик, не молчи! – выдохнул Сейн.
– Зачем ты это делаешь, Иоланта? Чего ты хочешь? Скажи мне!
Какое-то время за дверью стояла тишина, и все уже решили, что не дождутся ответа.
– Скажи, что ты ее не любишь! Скажи, что тебя заставили! Что твой отец заставил ради… ради этого союза! Что ты никогда не полюбил бы эту толстуху! Скажи это!
– Нет, Иоланта, – ответил Альрик. – Это неправда. И отец здесь ни при чем. Ай!..
Урдэк вытянул руку, шаркая рукавом по стенам, и ущипнул его за шею:
– Ну ты и дурень!
– Почему я должен извиняться за ту, кого полюбил?
– Не должен. Но, если не можешь держать ответ за тех, кто полюбил тебя, не стать тебе хорошим эрлом.
Они так и стояли в темноте и тишине, глотая пыль и мучаясь болью в сдавленных костях. Дышать становилось все труднее.
– Я понял, Иоланта, – сказал Альрик. – Мне правда жаль, что я не разглядел твою боль раньше. Я был тебе плохим братом. Прости, Лана.
Ему никто не ответил.
– Никогда бы не подумал… Мне выдавят кишки только потому, что кто-то не смог разобраться со своими бабами! – Урдэк тихо рассмеялся, но его вновь прервал кашель. – Алх-химик. Ради всех-х богов, сделай уже что-нибудь.
Два пальца Сейна уже были в сумке. Если нащупать нужный пузырек, можно попробовать…
За дверью заиграла виола. Мелодия была такой чистой и звучала так отчетливо, будто для нее не существовало преград. Весенним ручьем она пронеслась по коридору, растворяясь в стенах, гоняя мурашки по коже. Не грустная и не веселая, не заунывная и не будоражащая, она казалась воплощением покоя. Сейн подумал, что так, наверное, звучала бы чистая вода в хрустальном кубке, если бы кто-то мог ее услышать.
А потом ощутил, как кровь приливает к онемевшим конечностям. Стены разошлись, и в одно мгновение коридор стал прежних размеров. Толпа стражников замерла у лестницы в десяти шагах позади.
Альрик толкнул дверь, и та открылась. Он потоптался на пороге и пропустил тэна с алхимиком вперед. Сам остался снаружи, понурив голову.
Иоланта лежала на краю кровати, подобрав под себя ноги. Сидевший рядом бард прекратил играть.
– Ты?! – изумился Урдэк. – Как?
– Я, – подтвердил Афолло и улыбнулся. Зубы его были белыми, словно выточенными из жемчуга. – Решил развлечь юную госпожу. Музыка лечит.
– Но как ты сюда…
– Забрался в окно, – развел руками бард. – Тот, кто пользуется успехом у дам, должен уметь забираться в окна.
Глаза Иоланты были открыты, лицо мокрым от слез. Она смотрела в одну точку, никого вокруг не замечая.
– Ты знаешь, что с эрлом? – спросил ее Сейн.
– Почувствовала, – ответила она едва слышно.
– На рассвете он умрет. Ты этого хочешь?
Она подняла голову и посмотрела на него:
– Нет!
– Но хотела? Пожелала, и это сбылось. Теперь человек, который заботился о тебе в последние годы, медленно умирает…
– Ты не помогаешь! – оттолкнул его тэн.
– Она должна осознать, а лучше увидеть. Это сработает, если она…
Урдэк, не обращая больше внимания на алхимика, опустился на одно колено рядом с кроватью.
– Мы не злимся, дорогая, – сказал он ласково. – И эрл Танкред не будет злиться, обещаю. Помоги нам.
Иоланта молчала.
– Всякий поэт хотя бы единожды был влюблен, – нараспев произнес Афолло. От него приятно пахло чем-то терпким и пряным, навевающим мысли о теплых южных морях и сладком вине. На его поясе рубиновыми каплями поблескивали камни, и Сейн готов был поклясться, что это не стекло. – А всякий хороший поэт хотя бы единожды любовь терял. Мне знакомо, когда болит в груди, осколки сердца еще долго могут ранить. В моих краях говорят так: сердце – единственный сосуд, который можно разбить дважды. Но, сколько его ни бей, однажды он станет целым вновь. И только тебе решать, чем наполнить: ненавистью или новой любовью.
– Я не знала… – всхлипнула Иоланта. – Не знала, что будет так. Я так злилась, и…
– Верю, – кивнул Сейн. – Ты еще можешь все исправить. Сними проклятие.
– Как?
