Сордус хмыкнул, но вновь опустил глаза к тетрадке.

– Эта часть лишняя, – ткнул он в страницу спустя мгновение. – Здесь хватит одного Цитринитаса. Не понимаю, зачем столько намешано…

– Мне показалось, я что-то нашел, – признался Сейн под взглядами остальных студентов.

– Показалось?

– Я что-то нашел! Особая комбинация трех основных заклинаний если не заменяет… То приближает к четвертому.

Профессор вздохнул:

– Когда мне уже удастся выбить у вас из головы мысли о Рубедо? Неужели вы думаете, что сотни алхимиков до вас не пытались его найти? Их всех постигла неудача, а они, в отличие от вас, уже многое умели и знали, что делают. К тому же я решительно не понимаю, зачем Рубедо в простом оборотном зелье.

– Это не простое зелье. Это готовое заклинание в стекле. Чтобы сработало, нужно просто открыть пробку. Или разбить флакон.

– Зелье, которое не надо пить или втирать! – сказал Сордус раздраженно. – Какая чепуха! Итак, если я открою флакон, то превращусь в курицу? Или вы тоже? На каком расстоянии оно действует? Расскажите, очень интересно!

Сейн суетливо бросился перебирать исписанные формулами бумаги на столе. Потом забрал у профессора тетрадь, пролистал несколько страниц к началу, снова вернулся к уже открытой…

– Сейчас… Я где-то пытался рассчитать.

– Пытался?! То есть вы не знаете? Я третий год учу вас все делать правильно. Когда алхимик варит зелье, он не просто так учитывает того, кто это зелье будет пить. Пол, возраст, примерную массу тела… На что вы опирались в своих расчетах?

– Наитие меня еще не подводило.

– Наитие… – Сордус скривился, будто слово горчило у него на языке. – По наитию вы можете коров в темноте доить. Я еще раз спрашиваю: если мы откроем пузырек сейчас, сколько студентов в этом кабинете превратятся в кур? А сколько умрут, обернувшись лишь наполовину?

Сейн молчал, до боли сжимая челюсти.

– У меня есть ответ – нисколько. Ваша формула полна ошибок, она испорчена! В кои-то веки хотел похвалить вас за то, что управились раньше других. А вы приносите мне какую-то, с вашего позволения, бурду! Пренебрегая не только соображениями безопасности, но и всеми моими уроками.

– Зелье работает! – твердо повторил Сейн.

– У вас есть готовые формулы! Все, что вам нужно, это пользоваться самым главным котелком – тем, что у вас на плечах, – и делать все по правилам! Но даже эта работа для самодовольного выскочки вроде вас слишком…

Сейну надоело выслушивать. Он забрал со стола свое зелье и шагнул к выходу. Столько времени он терпел все эти пыльные фолианты, бесконечную зубрежку, формулы… пока однажды не обнаружил, что, несмотря на ограниченность всего тремя заклинаниями, алхимия самая гибкая из всех дисциплин в академии.

И тогда он пересилил себя, нырнул в учебу с головой, но уже с другим взглядом. И со жгучим желанием создать нечто свое. Он искал ответы на вопросы, над которыми уже веками никто не ломал голову. А нужно было спросить себя всего об одном: кто это вообще оценит?

– Вернитесь к столу сейчас же! – догнал его требовательный голос профессора. – И сварите то, что я вам скажу!

– Ага, – буркнул Сейн, переступая порог, и швырнул флакончик через плечо.

Звон стекла за спиной поставил точку в разговоре, и кабинет наполнился кудахтаньем пернатых глоток.

– Будет больно, алхимик, а?

Кряжистый Бальтрам сидел на пне, так сжимая ножны, лежащие у него на коленях, что костяшки пальцев побелели. Бывалый вояка с неровным обрубком вместо левого уха и застарелыми шрамами на щеке дышал сейчас, как загнанный пес, багровел от шеи до макушки и хмурил густые брови, тронутые сединой.

– Не будет, если перестанешь меня отвлекать, – медленно ответил Сейн, не отрываясь от своего занятия.

Тонкая костяная игла пролезла через узкое горлышко флакона, вернулась с темной маслянистой каплей на конце. Алхимик легонько ударил пальцем по игле, и капля сорвалась в чашу с водой.

– Это… Долго еще? – не унимался Бальтрам.

Сейн промолчал. В таких делах нельзя спешить.

Редкий рыбак может похвастать тем, что выловил чернолоба у берегов Корпарики, в других водах эта большеголовая рыба не водится вовсе. Две капли токсина, добытого из ее внутренностей и разведенного в воде, помогут унять зубную боль. После трех капель отнимется челюсть, и нижнюю часть лица можно хоть шилом исколоть – ничего не почувствует. Четыре капли скуют горло так, что не выйдет сделать и вдоха.

Закончив считать, алхимик перемешал готовый раствор в чаше, смочил в нем обрывок чистой хлопковой ткани и плотно его скрутил.

– Открывай рот, – сказал он, подходя к Бальтраму. – Да не бойся ты, рвать пока не буду.

Командир отряда зажмурился, но подчинился. Сейн положил влажную ткань на гнилой осколок зуба, придавил двумя пальцами. Бальтрам охнул.

– Руку мне не откуси! Все, стисни челюсть. Я скажу, когда выплюнуть.

Сейн специально посадил Бальтрама так, чтобы тот не видел у себя за спиной разложенных на траве инструментов. Порой страх вредит не только разуму, но и телу сильнее всякой боли. Алхимик выбрал щипцы подходящего размера и прокалил над костром, затем убрал от огня и дал остыть.

– Язык замерз?

В ответ донеслось лишь глухое мычание.

– Хорошо, выплевывай. – Сейн навис над командиром. – А теперь открой рот. Шире!

Они пристали к обозу в Клатеринге. Самая короткая дорога к теззарийской границе была еще и самой опасной: разбойничье раздолье простиралось больше чем на сорок лиг среди глухих лесов да болот. И если бы Сейн хоть немного был в ладах с богами, то обязательно поблагодарил бы их за возможность путешествовать с вооруженным отрядом.

Торговец Игдо, тихий сутулый теззариец с воспаленными губами, здраво рассудил, что и от заклинателя в пути может быть польза, а потому даже не взял платы за провоз.

Кряжистые лошадки тянули восемь груженых телег. Кроме возниц и хозяина, отряд насчитывал еще десяток крепких молодых бойцов под командованием немногословного Бальтрама.

Но стоило Сейну на второй день избавить командира от зубной боли, и тот разом превратился из вечно угрюмого вояки в добродушного любителя хороших баек и наваристой похлебки.

Попутчиков усадили в середину обоза и даже выделили пару одеял. Марго из телеги практически не вылезала, давая отдых мозолям на ногах. Сейн, напротив, любил пройтись пешком, перекинуться парой фраз с Бальтрамом и его людьми, а то и расспросить привыкшего к дальним странствиям торговца, как идут дела в соседних королевствах.

Четырехрукий громила не выходил у алхимика из головы. Такого монстра не создать без помощи заклинаний. Но нужно быть то ли совсем отчаянным, то ли слишком уверенным в собственной неуязвимости, чтобы творить подобное под носом у жрецов, которые ни за что не одобрят столь гнусного вмешательства в человеческую природу. Кто тогда? Беглые теззарийские заклинатели, рискнувшие поднять голову в тени Великих Храмов? Темные колдуны с юга, которым и Пантеон не указ?

Никто из обоза не слышал о мутантах, хотя любителей поставить на кулачные бои среди возниц хватало. А значит, Фиц лукавил, делая вид, что такая схватка в порядке вещей. Сейн жалел, что им пришлось бежать так скоро и он не успел разузнать, кто выставил могучего бойца.

Чтобы не терять зря времени и поскорее миновать опасную часть пути, обоз делал всего две стоянки за день: едва Светило зависало в зените, сгоняя с тропы принесенную от болот прохладу, и с первыми сумерками, медленно ползущими с лесных крон. В один из таких коротких дневных привалов, когда лошадей не распрягают, только дают им попить, а путники доедают холодные остатки вчерашнего ужина, к Сейну подошел Бальтрам:

– Это… алхимик. Ты же знаешь, я к тебе со всем уважением.

Сейн, раскладывающий по мискам вчерашнюю кашу из котелка, кивнул.

– Тут с девкой твоей такое дело… – сказал Бальтрам и замер, изучая его лицо.