– О нет, ты даже не представляешь, насколько обязательно. Я слишком долго жила, не смея выразить свои чувства. Свою злость. И больше не собираюсь.

Нож был острым, и Сейн управился быстро. Марго хотела провести рукой по тому, что осталось от ее волос, но остановила себя. Подумала, что еще долго будет избегать зеркал.

Сейн вернулся к стакану, снова что-то помешал и достал палочку, которая оказалась кистью с налипшей черной кашицей.

– Что это? – спросила Марго без особого интереса. Ей хотелось закончить со всем побыстрее и наконец поесть.

– Индигофера и лавсония. – Сейн потрепал Марго по голове, вытряхивая из волос мелкий сор. – Я закупал их у торговцев с юга. На основе индиго получаются отличные зелья от болезней печени, а кашица из листьев лавсонии убивает всю заразу в ранах. – Он оттянул одну из пшеничных прядей и хорошенько промазал кисточкой у корней. – А еще из этих растений выходит крайне стойкая краска. Вместе они дают тот самый черный, который веками используют схеотские женщины.

Марго сидела тихо. Голос алхимика странным образом успокаивал ее. Она была почти готова признать, что ей приятны касания его длинных пальцев. Главное – не поднимать глаз, не смотреть ему в лицо. Не вспоминать, как он с ней обращается.

– Ты знала, что есть больше ста способов покрасить волосы? Половина из них включает в себя бычью мочу. – Сейн оттянул королеве ухо, мазнул за ним. – Семь лет назад на престол Сантаре взошла новая королева. И каждая модница от Ливерьена до Руаля, исходя завистью, пыталась повторить редкий золотой оттенок ее волос.

– Получилось?

Марго сама не заметила, как увлеклась рассказом.

– Нет. Потому что тот оттенок для королевы придумал я.

Она подумала, что иногда спесь алхимика даже забавна.

– Посиди пока так, поешь, – велел Сейн, когда закончил. – Я покажу потом спуск к реке, смоем краску.

– Подожди, а ты? – спросила королева, зачерпнув большую ложку творога с медом.

– А что я?

– Ты в этом балахоне будешь ходить? Думаешь, никто не узнает заклинателя?

– Заклинатели носят мантии, – поправил Сейн. – А в таких балахонах не только алхимики да знахари ходят. Еще бродяги, палачи, низшие жрецы храма Судьи…

– Допустим. А волосы как же? Я нечасто встречала такой цвет.

Сейн провел ладонью по макушке, приглаживая непослушную копну. Ему казалось, что после тюрьмы его волосы, цвета пыли и грязи, не привлекут ничьего внимания. Но потом он вспомнил, как его отмывали перед готовкой.

– Это не обязательно… – проговорил он неуверенно.

– А как же безопасность? – захлопала ресницами Марго. Не нравился ее самодовольный оскал Сейну, ох не нравился. – Или, может, ты струсил? Может, это тебя надо носить за пазухой и кормить морковкой?

– Не отцепишься же, да? – Сейн посмотрел в стакан. Там еще оставалась краска.

Не сводя взгляда с королевы, он намазал первую прядь. Вторую…

Потом Марго помогла ему с затылком.

Когда стакан опустел, а пальцы у обоих почернели от краски, беглецы наконец взялись за еду.

Сейн пил молоко и поглядывал на Марго. Даже с короткой стрижкой, даже взъерошенная, она не походила на мальчишку. Но казалась теперь куда младше, совсем ребенком. Сбежавшая из дома дочь свинопаса. Бродяжка, которая попрошайничает у дороги. Шлюшка из нижних районов, дорогой товар с непорченым лицом и гладкой кожей.

Точно не королева.

Марго заметила, как он разглядывает ее, и настороженно, волнуясь, как бы алхимику не вздумалось еще что-нибудь в ней поменять, спросила:

– Ты чего так смотришь?

– Ты ведь меня так и не узнала, – сказал Сейн задумчиво.

– А мы разве встречались?

– Виделись. Четыре года назад. Эрл Танкред закатил славную пирушку на свадьбе своего сына.

Марго замерла, не донеся кусок хлеба до рта. Глаза ее расширились:

– Не может… Так это был ты? Ты тот самый алхимик?!

Живущие среди пустынь схеоты всегда ценили женщин костлявых, с мальчишеской фигурой, гибких как песчаный кот. Мужчины Нижнего Серпа – корпарика́́нские, архело́нские и другие хайласа́́рских народов – в первую очередь заглядывались на женскую походку. Плавное покачивание бедер, как шхуны на волнах, и длинные ноги заставляли южную кровь кипеть. Сантарийские поэты веками воспевали худую шею и ямочки на ключицах, а художники рисовали женскую талию тонкой, как виноградная лоза. Говорят, именно живописец первым придумал корсет. Здесь же, в королевствах Верхнего Серпа, главным достоинством женщины считался бюст. И чем этого достоинства больше, тем лучше.

Сейну раньше не доводилось видеть женщин из кланов Калерау, поэтому он с любопытством наблюдал за невестой. Хильма целиком была пышна, кругла, а смех ее, казалось, мог расшатать потолочные люстры и задуть свечи. Даже жених, Альрик, – высокий юноша с широкой грудью и бугристыми мышцами, которые не скрывала свободная праздничная рубаха, – выглядел рядом с ней ребенком.

В зале было шумно. Люди пили, ели, поднимали кубки за новый союз, выкрикивая поздравления. Одна из придворных девушек даже спела перед молодыми песню на языке чужеземцев. Сейну она почему-то показалась грустной, хоть он не разобрал ни слова.

Заметил, что не услышал еще ни одного тоста за здоровье будущих детей, хотя это первое пожелание у сили́нгов.

По одну сторону главного стола сидели молодожены, по другую – король со своей свитой. Между ними расположились отец невесты – рыжебородый ярл Хенльям, здоровяк с могучей шеей и большими руками; гельдаратский посол в черном камзоле с золотыми пуговицами, а рядом длинный, как оглобля, и такой же худой магистр Великого Храма. Четвертое кресло пустовало, эрл Танкред, хозяин замка и отец жениха, куда-то запропастился.

Еще три стола, составленные в ряд, предназначались для эрлов, крупных баронов и их семей. Вдоль стены расположились тэны и рыцари: землевладельцы поменьше или благородные, но вовсе безземельные. Сюда же, на край длинной скамьи, посадили и алхимика. Со своего места в углу он мог видеть весь зал, и это его устраивало.

Слуги таскали тяжелые подносы с угощениями, разносили вино и крепкий шнапс. Гости хмелели и делались громче.

Играли музыканты. Среди них выделялся немолодой, но еще крепкий на вид бард с золотой серьгой в ухе. Медный оттенок его кожи и короткие курчавые волосы с россыпью седины – серебро на саже – выдавали в нем хайласара, но точнее Сейн сказать не брался. Бард носил лазурную тунику, подпоясавшись на архелонский манер тонким красным ремешком. Но играл на своей виоле по-корпарикски – не используя смычок, а щипая струны.

Мелодия взвилась птицей, закружила под высокими сводами, ускоряясь. Девушки вышли танцевать. Среди них Сейн приметил дочь и гордость эрла Танкреда, завидную невесту для всякого лорда Даферлена. Марго кружилась, махала широкими рукавами синего платья, будто крыльями, а ее светлые волосы рассыпались по плечам.

Сам эрл так и не вернулся к столу, и Сейну показалось это странным. Неужто пропустит танец дочери?

С этой мыслью алхимик потянулся к вину. И тут его грубо подхватили под руки и подняли со скамьи.

– Со мной! Сейчас же! – услышал он рык у самого уха.

Эрл Танкред лежал в своей постели. Глаза его были закрыты. Сейн коснулся его сухого лба, наклонился к груди и послушал слабое, прерывистое дыхание. Приподнял веко, посмотрел цвет белка. Буркнул:

– Ничего не понимаю.

– А я говорил! – прокашлял лекарь за его спиной. – Не бывает зелий от всех ядов сразу! Сам дряни всякой намешал, шарлатан…

Рядом с кроватью стояли еще двое: краснолицый кастелян замка и правая рука эрла – тэн Урдэк, который и притащил сюда Сейна. Все они, не отрываясь, следили за алхимиком.

– Мне нужно немного его крови.

– Почему он еще не в цепях?! – взвизгнул лекарь, сутулый старик с куцей седой бородой.

– Погоди, – оборвал Урдэк, не повернув головы. – Делай, алхимик.