ПДМ 1.1 представлена следующим образом:

• субъект: страдающий, неактивный;

• движение субъекта: субъект неподвижен;

• пространство: внешнее закрытое, ограничивающее перемещение героя и соотнесенное с внешними деструктивными силами.

ПДМ 1.1. обнаруживается в следующих стихотворениях[31]:

«Ветер с гор» (1983), «Сон» («Трижды удостоенный…», 1983), «Он идет его не слышно…» (1984), «Смерть в казарме» (1984), «Я бесполезен» (1984), «Однажды утром» (1985), «Детский мир» (1985), «Там где иначе» (1985), «Я весь словно пластилиновая фигурка…» (1986), «Трамвай задавит его наверняка…» (1986), «У вас лица как гороховый суп…» (1986), «Дезертир» (1986), «Я иллюзорен» (1986), «Пластилин» (1986), «Желтая пресса» (1986), «Игра в бисер» (1986), «Приятного аппетита» (1987), «Попе» (1987), «Лето прошло» (1987), «Лес» (1987), «Трамвай» (1987), «Винтовка – это праздник…» (1988), «Новая правда» (1988), «Слава тебе Господи» (1993).

Пожалуй, впервые эта модель полностью проявляется в раннем стихотворении «Сон» (1983), где обнаруживаются все ее компоненты. Приведем текст стихотворения:

Субъект стихотворения подвергается воздействию внешних сил («отзывчивой дубиной по граненой башке»), эти силы принципиально безымянны и десубъективизированы, явлены только через «техническое средство» (дубина). Пространство, представленное в этом небольшом стихотворении, замкнуто, это пространство тюрьмы («камера смертников»); соответственно субъект неподвижен: он находится у закрытой границы, видимо, пытаясь ее преодолеть («продолжал настойчиво ⁄ стучаться в ворота»).

Стихотворение «Сон» содержит сразу все элементы ПДМ 1. В дальнейшем эта модель реализуется по-разному: так, в отдельных текстах представлены все ее компоненты, в других – фокус «настроен» на отдельные параметры (в статусе таковых обычно предстает субъект и силы, воздействующие на него). Рассмотрим составляющие ПДМ 1.1. по отдельности.

Образные инкарнации закрытого пространства разнообразны: тюремная камера смертников; дом, переполненный вещами; земля-тюрьма, связанная с непреложным физическим законом притяжения. Во всех случаях такое пространство соотносится с идеей плена.

Так, земля интерпретируется как тюрьма, «держащая», «не выпускающая» героя. Ср. примеры: «Меня держит земля ⁄ Крошечные ножки ⁄ Завязли в тягучей ⁄ И руки по швам» (с. 36); «Всех нас зверей землей убаюкали ⁄ утрамбовали…» (с. 337); «Почти задушен ⁄ Почти закопан» (с. 79).

Бытовое пространство дома также соотносится с идеей неподвижности ⁄ пленения: в нем вязнут, оно опутывает и ограничивает. В стихотворении «Любо-дорого» мотив быта связывается с мотивом ограничения: «Дома все в порядке ⁄ <…> Полная чаша ⁄ Полная мера ⁄ Твердая память ⁄ Ни дыхнуть…» (с. 313). Следовательно, в универсуме Летова дом и тюрьма – образы семантически эквивалентные, они, наделяясь одинаковыми свойствами (предикатами), связываются с идеей жесткого ограничения героя. Функциональная близость этих образов приводит к возникновению странной метафоры «газовые камеры уютных жилищ» (с. 243); с точки зрения логики авторской ассоциативной логики появление этой метафоры в стихотворении 1988 года оказывается вполне закономерным, ибо в соответствии с законами мира Летова дом — это и есть камера.

Частью ограничивающего пространства ПДМ 1.1 становятся образы внешних агрессивных сил, которые разрушают героя. Эти силы наделяются двумя семантическими характеристиками.

1. В подавляющем большинстве случаев они принципиально безымянны, поэтому трудно определить, кто или что осуществляет деструктивное воздействие на летовского субъекта. Приведем некоторые наиболее репрезентативные примеры:

2. «Десубъективизация» агрессивных внешних сил приводит к тому, что в текстах они предстают как средства воздействия на героя. В качестве таких средств могут выступать:

(а) Орудия: дубина («Трижды удостоенный ⁄ отзывчивой дубиной по граненой башке», с. 23), нож («Нас разрежут на части – и намажут на хлеб», с. 204), топор и ружье («Я весь расстрелян, ⁄ Я весь изрублен», с. 79), молоток («Весь этот холодный ледяной ⁄ Который меня молотком по голове…», с. 8).

(б) Сложные технические средства: трамвай («Трамвай задавит его наверняка», с. 140; «Трамвай задавит нас наверняка…», с. 231), каток, зонд («Мое горло расперло зондом газовых труб/Мои легкие трамбуют 100-пудовым катком», с. 220).

(в) Части тела и некоторые предметы: зубы («Коренными зубами разжуют…», с. 204), сапоги («Сапоги стучали в лицо», с. 54).

Безымянные внешние силы по своей функции могут быть соотнесены с отрицательно оцениваемым образом другого, которому всегда противопоставлен лирический субъект Летова. Другой – это человек толпы, он оценивается негативно и дается исключительно через телесные атрибуты, при этом телесность «бытового» героя деиндивидуализирована и безлика: он – «жадное мясо» (с. 258), «скользкое пятно» (с. 125), «гневная масса послушных мозгов» (с. 219), его лицо «как гороховый суп» (с. 146), в его мозгах «жиреет попе» (с. 218). Он представитель стаи, которая «любит жрать» (с. 190), и «людских масс», которые «безличны и бескрайни» (с. 127).

Безликость и амебность «героя толпы» соотносится с безымянностью внешних агрессивных сил, воздействующих на субъекта Летова, что заставляет считать такого рода коллективного персонажа частью ПДМ 1.1.

Таким образом, внешнее пространство, ассоциированное с ПДМ 1.1, оказывается «тюрьмой», а силы, соотнесенные с ним, являются агрессивными и безликими. Лирический субъект, связанный с этой пространственной моделью, вполне закономерно оказывается субъектом страдающим и неподвижным.

«Страдательность» лирического субъекта проявляется в том, что он является не субъектом действия, а объектом воздействия. Внешние силы разрушают его тело, которое в результате таких атак теряет свою целостность: оно разрывается, режется на куски, распадается.

Основные способы разрушения тела связаны со средствами воздействия на героя, обозначенными выше. Тело субъекта разрезается на части (ср. «нас разрежут на части», с. 204), раздавливается («трамвай задавит его наверняка», с. 140), сгибается пополам («слепые комплексы меня согнули пополам», с. 184) и проч. Весь арсенал технических средств, связанных с образом разрушаемой телесности, представлен в тексте «Я бесполезен», ср.: