Джей устраивается на скамейке напротив, сразу же пристегивая ремень безопасности, прикрепленный к стенке фургона, а Патрик садится рядом со мной. Так близко, что он оказывается практически у меня на коленях.

Безразлично смотрю на него.

– Ты же не собираешься биться со мной на мечах, Патрик. Даю слово, я выиграю, – спокойно произношу я, глядя ему между ног.

Джей шипит, чтобы я заткнулся, однако я не отрываю взгляда от того места, где, по моему мнению, под надвинутым капюшоном скрываются глаза.

– Ты не в курсе, когда стоит заткнуться, да?

– А что я такого сказал? – спрашиваю я, изображая невинность. – Я подумал, что именно этого ты и хочешь, раз уж сел ко мне на колени.

– Трудно будет сражаться на мечах, если у тебя нет меча, – злобно отвечает Патрик.

Вскидываю бровь, не впечатленный его угрозой.

– Даже бензопиле требуется какое-то время, чтобы распилить дерево. Ты умрешь раньше, чем успеешь продвинуться так далеко.

– Продолжай болтать, – рявкает он, выходя из себя.

Ухмыляюсь, но замолкаю. Я бы продолжил его раздражать и дальше, если бы здесь не было Джея. Я бы сделал так, чтобы он на меня напал, желательно наставив на меня оружие. И у меня появилась бы прекрасная возможность обезоружить и убить его одним махом.

Но сейчас есть вероятность, что он наставит пушку на Джея, а я не хочу рисковать его жизнью, так что пока повременим. Патрик все равно умрет. И очень скоро.

Двигатель оживает, и металл под моей задницей начинает вибрировать. Автомобиль подается вперед, заставляя нас троих сильно качнуться в сторону и еще больше вжимая в меня Патрика.

Какую-то секунду мы смотрим друг на друга, и он медленно отодвигается на несколько сантиметров.

Вот о чем я, черт возьми, думал.

Теперь же, когда он не дышит мне в шею, я могу поразмышлять по-настоящему.

Однако проходит всего несколько мгновений, и мои мысли устремляются под откос: мертвое пространство, в которое я загнал свой разум, исчезает, и моя черная ярость пробуждается вновь.

Моя маленькая мышка у них.

Зажмуриваюсь и опускаю голову, пытаясь вернуть самообладание. Хрупкий слой решимости, сдерживающий мою тревогу и убийственную ярость, трескается. Панические мысли слишком тяжелы, и подобно человеку, стоящему на тонком льду, в конце концов я провалюсь в эту бездну.

Но я не могу этого допустить. Не сейчас.

Сейчас мне нужно сосредоточиться на том, как вытащить нас отсюда, а это достаточно проблематично, если все твое тело вопит от боли.

Как вариант, можно просто убить Патрика, однако это не поможет остановить машину, особенно если мою попытку сбежать услышат. Единственной альтернативой в этом случае будет стрельба из пистолета, пока я не попаду в водителя, и тогда мы все рискуем погибнуть. Или же мы с Джеем можем попытаться выпрыгнуть из фургона на ходу, однако мое тело слишком изранено, чтобы выдержать подобное.

Сделав долгий выдох, я поднимаю голову и вижу, что Джей уже смотрит на меня озабоченно. Его черные волосы прилипли ко лбу от пота, но сам он дрожит как осиновый лист. Нет, он определенно не годится на роль наемника.

Черт, вот же оно.

Паника Джея и моя агония заставили нас забыть об очень ценном инструменте. В наших ушах до сих пор стоят блютузовские чипы. Они крошечные, прозрачные, нелегальные и совершенно незаметны для постороннего человека, только если он не ищет именно их. Настолько незаметны, что Клэр даже и не подумала проверить.

Устройство в наших ушах активируется крошечной кнопкой или голосовой командой. А значит, Джей или я должны вслух произнести слово «звонок».

Я перевожу взгляд на Патрика.

– А мне предоставят право на звонок, когда мы доберемся до места?

Он усмехается.

– Смешно.

Ничего.

Черт, наверное, чип повредился при взрыве. Это объясняет, почему мои люди до сих пор не попытались выйти со мной на связь. Бросаю взгляд на Джея, он кивает, и с кончика его носа срывается капля пота.

– Да ладно тебе, чувак, моя бабуля болеет. Она, должно быть, беспокоится. – Я снова поворачиваюсь к Джею: – Разве ты не обещал своему брату, что сводишь его в «Чак & Чиз»[1] сегодня?

Джей очень старается сохранить нейтральное выражение лица, и это еще одна причина, по которой он всегда остается в тылу. Парень просто никудышный актер.

– Да… Эээ… Наверное, нужно бы сделать звонок Барону и сказать ему, что я не смогу.

Боже мой, а еще заметнее нельзя было, Джей?

На самом деле Барон никакой не брат Джею, он один из моих людей, который может нам помочь.

На губах Джея появляется довольная ухмылка, но он быстро ее гасит. Должно быть, вызов прошел успешно, а значит, Барон останется на связи и, надеюсь, отследит наш маршрут, как только сообразит, что что-то не так.

Через несколько секунд Джей продолжает:

– Наверное, важно, чтобы он узнал, что нас держат в заложниках, верно?

Господи.

– Я бы предпочел, чтобы он так и не узнал, что с тобой случилось, и прожил остаток жизни в неведении, – отвечает Патрик, не замечая ужасной игры Джея. Потом он поворачивается ко мне: – Можешь продолжать играть в свои игры, но скоро тебе будет совсем не до смеха.

– И как скоро? – уточняю я.

Я не вижу его лица, но чувствую замешательство, излучаемое черной дырой в его капюшоне.

– Меня ждет бабуля.

Его кулак сжимается, и после этого единственного предупреждения он впечатывает его в мою щеку.

Моя голова откидывается в сторону, и по черепу расцветает боль. В любой другой день этот удар был бы вполне терпимым, но из-за того, что я только что пережил взрыв, мне кажется, будто в моей голове взорвалась еще одна бомба.

Инстинкты разом пробуждаются, кулаки сжимаются от желания ответить. Зверь в моей груди мечется и бушует, и мой шаткий контроль ослабевает еще немного.

Адди. Это все ради Адди.

С трудом, но мне все же удается сдержаться. Мне нужно дать нашим людям время добраться до нас; уверен, это произойдет быстро.

– Боже, неужто взрослый мужик не может позвонить своей гребаной бабушке? Козел.

Он пожимает плечами и отворачивается от меня, а я отодвигаюсь подальше. Пусть думает, что я боюсь его, но на самом деле я в двух секундах от того, чтобы оборвать его жизнь раньше времени.

И пока мы ждем, я пытаюсь успокоиться, сдержать свой кипящий гнев. Это длится целых десять минут, прежде чем меня снова швыряет вперед – уже во второй раз за сегодня.

В зад нашего фургона врезается что-то тяжелое, мы с Патриком слетаем со скамейки и врезаемся в перегородку, отделяющую кабину водителя от кузова.

Джея тоже дергает, но счастливого сукина сына удерживает пристегнутый ремень безопасности.

Боль в моем теле разгорается сразу в нескольких местах, и я стону, когда переворачиваюсь на спину, пытаясь отдышаться. Я уже даже не могу сказать, что именно у меня болит, потому что болит, черт побери, все.

С переднего сиденья доносится крик Клэр, требующей, чтобы водитель контролировал машину. Фургон продолжает вилять из стороны в сторону, так что, видимо, он не сильно преуспевает.

Следует еще один удар, и фургон дергается в сторону, где врезается во что-то твердое. На меня налетает Патрик, и пока мы оба катимся по направлению к Джею, изо рта у меня сыплются цветистые ругательства. Я врезаюсь спиной в стену, а сверху на меня приземляется это чудовище. От удара звенит в ушах, на то, чтобы сфокусироваться, уходит несколько секунд. Может, Патрик и непропорционален до чертиков, но он все равно чертовски тяжелый.

– Джей, скажи мне, что это те, о ком я думаю, – хриплю я, воспользовавшись хаосом, чтобы обхватить шею Патрика стальной хваткой. Его руки взлетают к моей кисти и царапают мне кожу, пока я медленно сдавливаю его дыхательные пути. Он борется, и мне приходится сжать челюсти, удерживая его.

Я ослаб, меня терзает нестерпимая боль, и мои мышцы уже перестают меня слушаться.