– Как же вы потеснились?

– Да у нас было просторно… – обронил Тимоха и долго чавкал сапогами по раскисшей земле в полном молчании. Он вёл Серебряну через тесные развалины и наросты грибов, а она всё смотрела на его сапоги. Сапоги были старые, с залатанными голенищами и обгорелые – это с нахрапа сапоги, которого она сожгла Перуницей, спасая Сашу.

– Скажи, Тимофей, а Оксана… – начала Ксения – хорошо, что зверолов повстречался ей раньше всех.

– Оксана всё – на следующий день, как ты пропала, – ответил Тимоха. – Честь по чести похоронили, сверху горючкой холм обработали, чтобы Пороховка взошла: там, где она растёт, там ложка не селится. А зимой Захар помер – ночью, прямо во сне преставился, тихо так отошёл. Вот такие дела, да…

Теперь и Ксюша замолчала – всё думала, как тяжело, наверное, пришлось Саше: смерть матери, потом ещё смерть Захара – сказки деда Сашенька так любила! Двух близких людей потерять за полгода – кому угодно аукнется. Хотя, что Ксюша в этом вообще понимала? У неё никого ближе Кощея и не было никогда, да и тот не родной.

Соседний квартал зарос полувековыми соснами и елями. Деревья выстроились прямо на развалинах старых домов и сомкнулись колючими верхушками в единый зелёный полог. Ксюша и Тимофей еле пробрались между ними по каше из грязи и снега. В окружении леса омкнулась глубокая котловина – это всё, что уцелело от двора – общего для нескольких пятиэтажек. Во дворе догнивали покосившиеся вповалку металлические гаражи, и только один гараж твёрдо стоял – кирпичный, широкий, с металлическими воротами. Бурые от ржавчины ворота были распахнуты настежь, перед входом трудились люди.

Виру Ксюша сразу узнала по вязаной шапке и тёмной непромокаемой куртке. Полусогнувшись, зверолов накачивал автомобильное колесо. Тросик насоса придерживал возле золотника мелкий парнишка. Он сидел на корточках, спиной к лесу, и не заметил ни Серебряны, ни Тимофея, зато Вира увидел брата и светлый комбинезон Ксюши от самых зарослей. Он бросил накачивать колесо. Парнишка проследил за взглядом Виры, и как всякий, кто видел Ксюшу впервые, с любопытством и страхом уставился на неё. Вира оглянулся на гараж и окликнул кого-то, изнутри выскочила Саша – почему-то простоволосая, без платка, но как только она увидела Ксюшу – сразу бросилась к ней со всех ног.

– Ксюшка! – чуть ли не завизжала Саша – налетела, схватила, и стиснула в объятиях, даже запрыгала от радости. – Офигеть – ты пришла, Ксюшка! Офигеть! Я уж думала всё – закрыли тебя в Башне! Куда ты пропала-то? Ксюшка!

После россказней Тимофея, Ксюша никак не думала увидеть её такой светлой, похорошевшей, смеющейся. За зиму Сашка вытянулась, и теперь в росте ей не уступала, с лица исчезла детская мягкость, даже голос слегка оглубел. Серо-зелёные лучистые глаза Саши востороженно и в волнении сверкали.

– Что с тобой случилось-то, ты чего не приходила!

Ксюша так часто мучала себя этим вопросом, мучилась скорой встречей, что поверить не могла, что Саша совсем не обвиняет её, и не сердится, и беспокоится только о ней.

– Я болела – сильно. Чуть не умерла, – просипела Ксюша, сама не зная, куда скрылся голос. – Если бы только могла – я бы пришла, Сашенька, обязательно!

Саша, обмерев на секунду, постояла перед ней, поджав губу, а потом вдруг судорожно обняла Ксюшу, и сжала её в объятиях, и сильно расплакалась.

– Ксюшка! Серебрянка моя, хорошая – ты живая! Как хорошо, Ксюшенька, что ты живая! Хорошо-хорошо-хорошо! – забормотала она, всхлипывая, и ещё сильнее обняла Ксюшу. Ксюша тоже ни с того, ни с сего расплакалась. Прошлой зимой они обе поняли, какой близкой и страшной может быть смерть, и чего стоит продолжать жить. Не было ни раскаянья, ни судилища, была только правда.

Когда они вдосталь наплакались, Саша вытерла слёзы и повела Ксюшу знакомиться с парнишкой у колеса. Парнишку звали Павликом. У Павлика под курткой громко хрустели целлофановые мешки, в ветхих местах – куртка плотно замотана скотчем.

Вира поздоровался с Ксюшей крепким рукопожатием и спросил про здоровье. Он был всё такой же не болтун, но по-хорошему помнил их восхождение на Вертолёт. Тимофей отозвал брата в сторону – поговорить про дела в Котле. Саша, изнывая от нетерпения, потащила Ксюшу в гараж – смотреть на машину.

Белая четырёхдверная легковушка висела на кирпичных подпорках со снятыми колёсами. Все стёкла и фары уклеены, ржавчина тронула только дно кузова. Двигатель под открытым капотом – весь в промасленной бумаге, её кутыши обдирали и чистили до сих пор. Хозяин машины, кем бы он ни был, знал, что технике предстоит пережить много зим в гараже: важные узлы густо покрыты солидолом, сидения укрыты чехлами, даже руль забран полиэтиленом пакетом, стянутым проволокой на колонке. В багажнике лежали три синие канистры – по словам Саши: полные новогептила, и ещё инструменты, масла – много чего, что могло пригодиться в пути.

Саша призналась, что никто из них не умеет водить, но Вира расспрашивал по подвалам стариков-кутышей, Вира скоро научится, Вира уже пробовал переключать передачи, Вира знает, где педали газа, сцепления и тормоза – Вира, Вира, Вира, Вира!.. Саша только и тараторила про своего Виру – каждую минуту, как показывала Ксюше автомобиль, а потом сама побежала к Вире и вымолила у него рассказать про машину, и Вира буркнул что-то в ответ про мотор, Саша тут же прилипла к его руке, как счастливая лампочка, и зверолов её обжимал, как раньше никогда не касаться.

С Ксюшей Саша обходилась совершенно иначе – несмотря на первую радость их встречи, в гараже Саша то отодвинется на четверть шажка, то руку уберёт скорее, чем нужно, то встанет между машиной и Ксюшей – нарочно. Казалось бы – мелочи, и надо списать их на разлуку, но эти мелочи кололи Ксюшу словно булавки.

– Саш, подойди ко мне, что здесь? – позвала она Сашу к багажнику. Саша бодро протиснулась от ворот, где опять щебетала со своим Вирчкой, и присела рядом с Ксюшей на корточки у заднего номера, где чёрным по белому были выштампованы крупные цифры и буквы.

– Прочитаешь?

Саша кивнула, но только одну букву из трёх прочла. Зато цифры она знала прекрасно – видимо, оставшись за хозяйку в подвале зимой, много считала.

– Что у тебя с ним? – тихо спросила Ксюша.

– С Вирой?

– А что, есть ещё с кем? – Ксюша не хотела грубить, особенно в эту минуту, но как-то само-собой вырвалось.

– Да нет никого, только Вира. Мы теперь вместе, – Саша ковыряла ногтем край старого номера.

– А Зоя что?

– Зою он назад прогнал – за реку, в свой Котёл, откуда брал – ещё осенью, – шепнула Саша. – Мама когда умерла, Вира о мне заботился – он и дедушка. Потом дедушка тоже умер, в Котле никого не было, Вира с Тимохой на охоту ходили, Зойка до меня докапываться начала: орала, потом драться полезла, чуть глаза мне, шалава, не выцарапала. Вира с Тимохой вернулись, и Вира выгнал её назад в свой подвал – Тимоха её отвёл за реку. Она потасканная вся была, как бродячая крыса, у неё и детей быть не может.

– Ты ему детей нарожать собралась, что ли? – еле сдерживалась Ксюша, чтобы не закричать на неё, и не заплакать. – Ты теперь у него вместо жены, да?

– Ксюш, не надо… – попросила Саша, а у самой руки затряслись, и глаза заблестели.

– А как надо?!

– Я люблю Виру, понимаешь? И он меня очень любит, он всегда говорил, что любит меня больше всех, у нас с ним всё хорошо, и ещё лучше будет. Ты за меня просто порадоваться можешь?

– Порадоваться? А как же я? Я ведь тоже тебя люблю, Сашка – ты что, забыла? Или ты думаешь, что я это всё не серьёзно?

– Серьёзно-не серьёзно – ты не сходи с ума, – сказала Саша давно заготовленной фразой. – Серьёзно сейчас – у нас с Вирой. А тогда я, Ксюша, всё ради мамы, ты и сама не хотела... Ну вот зачем ты сейчас всё опять повторяешь?

– Это он тебя так научил говорить? – сжала губы в тонкую нервную линию Ксюша. – Да откуда он знает, чего я хотела, чего я хочу!

Ксюша попробовала взять Сашу за пальцы, но та ускользнула.