– Не бойся.

– Я и не боюся.

– А чего ты тогда весь день кислой ходишь?

– Не хожу я, вовсе не кислая…

– Вот не ври. По глазам вижу, будто каши из ложки наелась, – шутнула Ксюша той присказкой, какую у кутышей слышала. Ложка, ядовитые ложные грибы – их и есть-то нельзя ни в варёном, ни в каком другом виде.

– Не все ведро на балде тащут, – отшутилась Саша. – По тебе хрен поймёшь, кислая ты или нет. Своя же физиономия только на тебя пялится. Знаешь, как бесит?

– Да меня саму этот шлем заколебал, ясно? Но я ведь снимаю, как могу. Хотя мне вообще нельзя его снимать.

– Чего это нельзя? Это кто сказал?

– Есть кто. Всё бы знала.

– Ой, великая тайна! – нафуфырилась Саша. – Не хочешь, не говори! Тебе приходить-то к нам можно?

– К тебе можно, вроде.

– Ты что, про меня в Башне рассказала? – блеснул огонёк в глазах Саши.

– Нет, ты чего!

– Ну, блин. Они не знают, что я здесь живу, им не интересно?

Саша прямо и просто спросила, и озадачила Ксюшу. Пусть не очень-то складно, зато ясно сказала, что думают кутыши про закрытую Башню. Может, надеялась, что внутри есть радар, который следит за каждым? Башня торчала над самым Центром, к ней не подобраться из-за бандитов; кто знает, как там живут и что делают? Но, если живут хорошо, иначе и быть не может, то обязаны что-то придумывать для остального города, для всех кутышей, может быть даже и для бандитов. Вот почему в Башне заперлись за пулемётами, мешать им нельзя – такое Ксюша тоже слышала среди кутышей, и оно ей больше нравилось, чем сплетни, что внутри Башни жируют, пока другие дохнут от голода.

Сколько раз Саша заговорит, да расспросит намёками, кто в Башне живёт, сколько народу, что делают, как настроение? Ксюша юлила, ничего толком не рассказывала: «Всё тайна». Тогда Саша сама фантазировала, мол в Башне много учёных, все ходят в белых халатах, каждый день крутющие штуки выдумывают, вроде порошка от холодов, или вечно-полной консервной банки, чтобы на всех хватило, или что в Башне есть один особенный день в году, когда можно к себе любого кутыша из города взять, чтобы плотность населения, так сказать, не спадала. Конечно, только тайно крадут, и навсегда, больше счастливчиков никто не видит. Саша верила в свою выдумку железобетонно, ведь каждый год кто-нибудь пропадал, и куда ушёл, куда делся – ищи в чади.

Ещё Саша мечтала, что вся Башня – это одна огромная бочка с едой, люди живут в подземельях, как кутыши, сверху еда скатывается по желобам, и, если пролезть в старую канализацию, можно желоб себе захватить и нажраться. Она убеждала, что ей эти желоба даже снились однажды.

Таких сказок Саша сколько хочешь могла напридумывать. Вообще, она любила хорошо помечтать, и слушать истории от Захара, от мамы, и от Виры с Тимохой. Одна Зоя Сашке ничего не рассказывала, потому что они были в контрах.

Только одной сказке Саша в жизни бы не поверила, что в Башне живут всего два человека и ворон, что запасы и правда большие, но заперты на складах, и что двести двадцать четыре пыльные квартиры пустуют, и что только одна спальня занята Ксюшей, а все остальные – на случай аварии в Арктиде. Какой Арктиде? Да Ксюша сама толком не знала… там живёт Белла, и скучно, и… наверное, всё.

– Нет, никому я про тебя не рассказывала, – повторила Ксюша кутышке. – Лучше им там вообще не знать, как «хорошо» вы живёте.

– Верно, ты же еду нам таскаешь, – рассудила по-своему Саша. – Сильно влетит, если словят?

– Так, по настроению, – уклончиво ответила Ксюша. Даже если бы её отлупили, она всё равно бы таскала еду для кутышей у Кощея.

– Оно и ладно, что никто про меня не знает, – подтёрла нос Саша обидно. – Знали бы, так я бы тряслась, что тебя к нам нарочно, по какой-то гриб, подослали.

– Девчата, хватит шушукаться! – окликнул от трещины Вира. – Щас вместе пойдём по карнизу, от одного балкона к другому. На улицу не заглядывайтесь, поплотнее к стене прижимайтесь, верёвкой, вон, обвяжитесь. Я крючья в стену заколачивать буду. Как мимо пройдёте, верёвку накидывайте, чтоб тянулась и не мешала.

Ксюша и Саша обвязались верёвкой. Зверолов первым выбрался из трещины на карниз, вытащил из матерчатой сумки на поясе молоток и согнутую заострённую арматурину и вбил крюк в наружную стену. Засунув молоток обратно, Вира пропустил через крюк свою верёвку и приставным шагом продвинулся по карнизу. За ним пошла Ксюша. Но только вылезла из трещины, как голова у неё закружилась. Дальномер показал семьдесят три метра до улицы. Оскользнёшься с такой высоты и точно расшибёшься в лепёшку.

Нет, здесь вам не прогулка и точно не развлечение! Кутыши шкурой рискуют, вот как хотят добраться до вертолёта. И не только для Саши и Виры, но и для многих, кто лазал на вертолёт, дело равнялось жизни и смерти.

– Ксюш, чего, страшно? – тихо спросила за спиной Саша. – Если ты боишься, так давая я первая пойду.

– Чего? Не! Всё н-нормально, – простучала зубами Ксюша. Она собралась с духом и ступила на узкий карниз. Приставным шагом, как Вира, она начала протискиваться вплотную к стене. Вира по пути забивал новые крючья, накидывал сверху верёвку и шёл дальше. Выдержат ли крюки, если кто-то сорвётся? Может и нет, но лучше уж так, чем совсем не обвязываться, или падать всем вместе с верёвкой.

За Ксюшей на карниз выбралась Саша. Вроде бы и идти не так боязно. Четыре шага вдоль стены, вот и оконный проём, можно схватиться за подоконник и передохнуть. Смотреть в комнате, правда, не на что, только обломки и штукатурка. Любая истлевшая тряпка или кусок старой плёнки и то радуют глаз.

На одной из таких передышек, когда и Ксюша, и Саша держались за подоконник, они вместе оглянулись на город.

Город темнел, как медные, сглаженные дождём и ветром, скалы – это закат его так озолотил. Медные скалы торчали из зарослей хвойных лесов, ни площадей не видать, ни улиц. За бетонным руслом реки всё поросло колючими соснами. Только Центр, как непоколебимый гранит в живой зелёной оправе, ещё стоял. С громким карканьем из-под верхних этажей небоскрёбов вылетела большущая стая ворон.

– Офигенно… – вырвалось у Саши. Свой город с такой высоты она ещё ни разу не видела. – Как люди построили-то всё это, большущие?..

Ксюша часто смотрела на старый город из Башни, но сейчас он словно нарочно украсился, как ещё ни разу перед ней не представал.

– Сколько же тут народу жило?.. – только и вымолвила она, и вспомнила Серого Повелителя. Он увёл многих последних из выживших. Кому теперь достанется серый город? Дикому лесу? Зверям? Кто теперь будет править над его пустыми домами и улицами, кто станет последним его Повелителем?..

– Ой, а отсюда твою Башню видно! – указала Саша на небоскрёбы. Посреди города, как посреди живого тела, воткнулось чёрное, увенчанное короной копьё. В зеркале плексигласа холодно отразился закат. Ксюша давно поняла, что снаружи внутрь Башни никто не заглянет, и никто в целом свете не знает, что делается за чёрными, как глаза Кощея, окнами.

Но почему Узник не выходит наружу? Разве можно променять целый город и выживших в нём людей на затворничество в компании роботов? Как много всё-таки Кощей потерял…

– Что, девчонки, отдохнули? – окликнул Вира. Он как раз добрался до первого балкона, над которым выступали и другие балконные плиты, до самого двадцать третьего этажа.

– Да, Вирочка, мы тут с Ксюшей повисели немножко, на красивости всякие полюбовались! – откликнулась Саша и помахала рукой. Она, кажется, повеселела во время подъёма. Вира серьёзно, как прежде, кивнул.

– Кому говорили вниз не смотреть? Свяжешься с вами, щебетухами.

Он и правда был связан с Ксюшей и Сашей верёвкой, но сказал это так, для строгости.

– Давай осторожнее, иди ко мне! – позвал Вира их на балкон. – Отсюда на двадцать третий полезем. Следи за верёвкой, чтобы нигде не запуталась. На карнизе не крутись, Сашк! Ну и ты, Серебряна!

– Хорошо, Вира, ты только нас подстрахуй! – тревожно, как в начале подъёма, отозвалась Саша. Что этот зверолов натворил? Раскомандовался ей, вот она и опять скисла! Серебряна зло поползла по карнизу, не забывая перекладывать верёвку через крюки. Вот сейчас подберётся, и выскажет всё этому Вире, с глазу на глаз, чтобы знал, как трепаться с…