– Не базлань, мелкая манда! Я тя разучу резать! Дай только жопу твою выпулить!.. А ты чё за чучело?!

Громыхнуло. Бандит отпустил. Саша махом подобрала ноги и забралась под плиту. Завоняло палёным тряпьём и горелым мясом. Она затаила дыхание. А что если в темноте растёт ложка?! Мамочки, хоть бы Вира пришёл!.. Где бандит? Он, кажется, лопнул от злости. Так тихо снаружи и воздух свежий, как после грозы, пусть и воняет палёным. Саша прислушалась. Рядом мягко ступают ноги, под плиту залезла чья-то рука и потрогала Сашу – именно потрогала, а не схватила. Саша отдёрнула голую пятку, чужая рука испуганно убралась.

– Эй, это ты кричала? – треснул скрипучий голос.

Кричала. Зато теперь Саша молчит и прижимается к земле тихо-тихо.

– Ты здесь живёшь? Это твоя нора? – осторожно спросили снаружи.

«Да, теперь это моя нора! Теперь я тут живу! Уходи!»

– Слушай, отдай мои вещи.

«Чего?!»

– И, знаешь, там не надо жить, там чадь растёт.

– А л-ложка? – вырвалось у Саши с испугу.

– Нет там ложных грибов. Только мои вещи, отдай.

Саша притихла.

– Не обожглась? Вылезь, я помогу.

«Ну да, как же!»

– Обещаю, ничего тебе плохого не сделаю, я не бандит какой-нибудь. Если ты на меня не нападёшь, то всё будет отлично.

«Не нападу? Он что это, меня боится?». Саша задумалась.

– А с-с ним что?

– С бандитом? Его больше нет.

Как это «нет»? Саше стало жуть как интересно. Если чужой уйдёт, так она многое что не увидит. Голос Виры твердил, чтоб она не вздумала вылезать, мать и Тимоха его поддерживали, но на самом деле Саша уже вылезала, стараясь не двигать обожжённой рукой. Через полминуты, кряхтя и отфыркиваясь, Саша выпрямилась снаружи. Солнечный свет ослепил, она не сразу увидела человека в серебряной коже. А как увидела, чуть не бросилась на утёк в одном кроссовке.

– Серебряна!

– Кто-кто?..

В зеркальной маске отразилось испуганное и перепачканное лицо Саши.

– Ты ведь Серебрана, ага?

– Да нет. Не знаю.

Серебряна, или кто это был, полезла в щель под плиту, под которой пряталась Саша. Тут бы и смыться, но Саша осталась на месте и пялилась на рюкзак на согнутой спине. Разве Городские Чудовища таскаются с рюкзаками? Серебряна выгребла свои «вещи». Ну и барахло! Безголовая кукла, пыльный телефон, пластмассовая коробочка с маленькими ячейками, поворотник от машины, кубик с крупными буквами.

Пока Серебряна ковырялась, Саша бандита заметила, мёртвого. Морда у гниды обгорела вся до черноты, веки спеклись, нос и губы будто срезало, вся одежда, кроме сапог, жидко дымилась. Саша мертвяков видела, когда взрослые обваленный Котёл раскапывали. Тогда трупы были разломанные и передавленные, а этот сгорел и вонял, как тысяча крыс, пережжённых на вертеле.

– Ты с ним это, чего?.. – аккуратно шепнула она и кивнула на обгорелого.

– Это не я. Это Перуница сработала. Он дёрнулся, вот и… – пожало плечами Чудовище. – Кстати, меня Ксюшей зовут.

– А я Саша, – брякнула Сашка, и только после опомнилась, что не надо бы Серебряне про себя ничего говорить. Зеркальная маска внимательно изучала её. Вернее, сама Саша смотрела на себя в отражении и видела всё больше любопытства в глазах и всё меньше испуга.

Серебряна завела руки под голову, чем-то щёлкнула, чем-то пшикнула, и стянула свой шлем. Под страшной зеркальной маской скрывалась обыкновенная девочка Сашиного возраста, может чуть-чуть постарше, с чистым лицом, чернобровая, с прихваченными на затылке резинкой тёмными волосами. Эта цветная резинка так понравилась Саше, как нечто совсем уж обычное, что она потихоньку расслабилась.

– Чего у тебя с рукой? – и голос у Ксюши совершенно обычный. Саша не заметила, как тискает свою обожжённую руку. – Всё-таки в чади обожглась, да? Надо промыть, распухнет.

Учит ещё! Саша и без чужих знала, что надо промывать ожог чадью. И не дай бог сухая плесень попадёт тебе в глаз! До смерти будешь ходить ослепшей... Но давать руку Ксюше всё-таки как-то боязно.

– Ну, чего ты? На мне ведь только костюм, чтобы в споры и в ложку как ты не вляпаться! – засмеялась Серебряна и сняла перчатки. Саше стало обидно. – Но ничего, ложных грибов рядом нет. Токсичность в порядке – я проверила.

– Конечно нет! Стали бы мы воду брать возле ложки! – вздёрнулась Саша.

– Вода! – вспомнила Ксюша и сбросила с плеч рюкзак, вынула пластиковую бутылку. – Давай сюда руку. Жжётся, наверное.

Саша сунула ей свою загрубелую пятерню. Вот какая у неё рука! Смуглая, вся в чёрных точках от старой чади, и мозолистая, с обломанными ногтями, как у звероловов!.. Но стоило этой грабле попасть в нежную белую ладонь Ксюши, как Саша смутилась. Кто же тут Чудовище?

Ксюша быстро свинтила крышку с бутылки и, совсем не жалея, полила Сашину руку чистой водой. Саша с замиранием сердца следила за тем, как хрустальная струйка плещется в мусор.

– Почему ты назвала меня Серебряной? Из-за костюма, да? – приворковывала Ксюша, пока мыла руку.

– Ну а из-за чего ещё?.. Нет, ты ведь ещё детей мелких таскаешь, души воруешь и кровь людей пьёшь!

– Чего-чего?.. Ну ты и горазда! – расплылась в улыбке Ксюша. Но по глазам видно, как ей интересно, что в городе про неё говорят, и понравилось, что Саша сказала. – Не поверишь, но ты первая, с кем я снаружи заговорила… не будь ты девчонкой, шлем бы я, наверное, не сняла. Вас кутышей не разберёшь, вы ведь все одинаковые, мужчину от женщины не отличить. Вот ты, например, почему без платка?

Саша схватилась за волосы. Она её кем считает?!

– Я?! Да я потеряла, просто, нечаянно, да и бандит этот… он с меня содрал, гнида! вот ты-то тут чего одна шаришься? – скорее сбила её с мысли Саша.

– Я всегда одна, гуляю по городу.

– В смысле одна? Совсем-совсем одна, без семьи? – Саша и представить себе не могла, как можно жить без мамы, без ловчих, без старого Захара? Даже бандиты не шлялись по одиночке, ходили бригадами, ломти и те сбиваются в шайки, чтобы грабить удобнее.

– Я так привыкла, – пожала плечами Ксюша. Говорить про своё одиночество ей, видно, совсем не хотелось.

Она закончила промывать руку, вытащила из рюкзака пакет с красным крестом и надорвала его. Руку Саши Ксюша обмотала белоснежной сетчатой тряпочкой, такой мягкой, как будто вторая кожа.

Вода, костюм, чистая повязка – всё это вещи из старовременья. Только в одном месте города можно добыть такое, но в это место под страхом смерти не суются даже бандиты.

– Ты голодная? – спросила Ксюша. Ничего себе вопросики, разве можно быть не голодной?! Саша яростно закивала, и Ксюша вынула из рюкзака ворох серебряных плиток, брусочков и банок, затем подумала секунду, и выгребла всё остальное.

– На, держи. Внутри галеты, повидло и шоколад, ещё шпик… ну, он не очень вкусный, зато сразу наешься. Открой, что-нибудь, только попробуй!

Ксюша показала, как открывать, и подала Саше распечатанную шоколадную плитку. Саша осторожно лизнула. Сладко… Ой, как сладко! Она вцепилась зубами в плитку. Как вообще язык может чувствовать такой вкус? Сладко и горько… нет, сладко! И горько, и сладко! Челюсти свело от слюны. Она слопала шоколад в два присеста. Настала очередь других упаковок. Пальцы не слишком-то хорошо открывали пакеты, тем более одна рука перевязанная, так что в ход пошли зубы. Что в пакетах, банках и пачках – Саша не знала, потому пару раз облилась вкусными жидкостями, пусть старалась не уронить на землю ни одного куска, или скорее поднимала их, обдувала и засовывала в рот.

Но как бы ни было вкусно, всю еду есть нельзя! В Котле ждут мама, Захар, Юрка и Костик… Ой! Как там Юрка с Костиком добежали?!

Саша опомнилась и торопливо начала распихивать еду за обмотки, за пазуху и по карманам.

– Ты всё? – забеспокоилась Ксюша.

– Угу. Мне надо туда… домой, – пробубнила липкими губами Саша.

– Ой! Еду туда не таскай! Съешь сама или спрячь! Не рассказывай только, что меня видела!

Саша думала спросить: «чего так?», но просто кивнула. Сытой ни о чём не хотелось расспрашивать, хотелось поскорее уйти от Серебряны.