Он падает, как подкошенный. По полю бегут спецназовцы, бандитская братия разбегается в стороны. Тачанка Топора несётся вдаль и вскоре позицией полностью овладевают «наши». Ко мне подбегает освобождённая Марина и, мгновенно оценив ситуацию, подзывает бойцов.

Хана пакуют и грузят на вертолёт. Вскоре прибывает ещё два грузовика с зелёными человечками. Они завершают начатое и вскоре поле, уже освещённое предутренним нежным светом, становится просто полем, а не полем боя.

Над полем, пропитанным грозами

Поднимется пар светло-розовый

Но сердце пропитано прозою…

Ну, и всё такое прочее.

Мы собираемся около «Паджерика» вокруг которого носится моложавый, но седой начальник Марины и раздаёт команды. Я его по голосу узнаю. Аркадий Петрович.

Увидев командира СОБРА, он идёт ему навстречу и, остановившись в отдалении от нас, обсуждает ситуацию, размахивая руками.

— Шеф РУОП подключил, — говорит мне Марина, отведя чуть в сторонку. — А ты молодец, Ромик, не прогнулся перед лицом опасности.

— Так там какие прогибы? Хан же сразу сказал, мол, кирдык и точка.

— Ну, знаешь, по-разному бывает. А ты вырубить даже сумел. А это кто такая?

Она неопределённо машет головой, имея в виду естественно Алёну.

— Толком и не знаю даже. Я её в карты выиграл.

— Чего-чего? — поднимает брови Марина.

— Ага, — усмехаюсь я. — Вот такая жизнь…

— Так, быстро в машину! — командует, подбегая, шеф. — Едем, едем! По местам!

Мы оказываемся на заднем сиденье с Алёной. Больше в машине никого, кроме водителя, нет.

— Куда вам? — спрашивает он, едва мы въезжаем в город.

А мы, оказывается, совсем недалеко от жилых домов были.

— Ты где живёшь-то? — обращаюсь к Алёне, но она не реагирует на мой вопрос.

Сидит, обняв себя руками. Губы дрожат, плечи неестественно сжаты. Она вся сейчас комок нервов.

— Эй… — осторожно пытаюсь обнять её.

Она тут же откликается на моё движение, разворачивается, утыкается в плечо и начинает рыдать.

— Ох, ёптыть… — недовольно восклицает водила. — Ненавижу бабские истерики.

— На дорогу смотри, мачо…

Алёна рыдает ещё громче, прижимаю её к себе и слегка глажу по спине. Сейчас её не получится прервать или успокоить. Её нужно прогоревать, выплакать, выплеснуть.

— Так, я на такое не подвязывался. Адрес говори, — водила тормозит на обочине, поворачивается ко мне и ждёт ответа. — Мне ващет ещё потом смену сдавать. Куда её?

Хороший вопрос. Знал бы, ответил. Один раз я её уже отправлял сегодня домой. Она моим советом не воспользовалась. Не успела, походу. А сейчас у неё такое состояние, что я не то, что адрес, я у нее вообще ни слова не вытяну.

— Так куда везти-то? Мне велено было до дома доставить и возвращаться в гараж.

— Кинотеатр «Мир» знаешь? Давай туда, дальше покажу.

Надо бы улицу всё же запомнить.

Пока подъезжаем к дому, Алёна уже чуть успокаивается, но её всё равно ещё сильно трясёт. Она послушно выходит за мной из машины и заходит в подъезд.

Как только мы оказываемся в квартире, она опускается на пол и, прислонившись к стене спиной, утыкается головой в колени и снова начинает плакать. Сонный Чарли выползает в коридор, оглядывает нас осоловелыми глазами, обнюхивает Алёну и бросает на меня долгий взгляд.

Что, брат, девчонку нормально успокоить не можешь? Возможно, хочет он мне сказать. А ещё психолог называется. А, может, он раздумывает, не напомнить ли о Инге.

Так или иначе, покачав головой, пёс возвращается на подстилку. Как психолог говорю ему — пусть плачет. А вот то, что это лучше делать на более удобной поверхности, согласен, Чарльз.

— Ну-ну, — осторожно поднимаю Алёну, — давай лучше на диване.

Перетаскиваю её в комнату, сажусь рядом, но она в одно мгновение перебирается ко мне на колени, обнимает за шею и утыкается в плечо. И плачет.

Промокшая ткань неприятно прилегает к телу, ноги затекают и пить хочется. Но я терплю. Выиграл девку на свою голову, неси теперь ответственность за неё. А вот мышцы бы тебе, Рома, не мешало подкачать.

— Ты извини, — едва слышно произносит Алёна, чуть отстранившись.

Её руки всё ещё обвивают мою шею, а губы находятся в такой близости, что я ощущаю тонкий вишнёво-табачный аромат, который от неё исходит.

— За что? — задаю я вопрос, хотя прекрасно понимаю, что есть за что. Сказано было — иди домой. Нет, осталась, блин. Встряла. Сама в истерике и меня понервничать лишний раз заставила. Но я добавляю. — Забей.

Она улыбается, слезает с моих коленей и садится рядом.

— Можно мне в ванную?

Пробегаю по ней взглядом: на щеке царапина, под глазами разводы от туши, волосы спутаны, платье надорвано на плече, ноги в пыльных разводах. Да тебе не то, что можно, тебе нужно в ванную.

Достаю из комода чистое полотенце и, чуть подумав, футболку. Наверняка что-то подходящее нашлось бы в шкафу Инги, но мне не хочется рыться в её вещах. Её вообще в моей жизни уже как будто нет.

Инга — далёкое прошлое. А вот Алёна — моё странное настоящее. Где-то на окраине моего сознания обитает ещё одна персона — Ирина. И, кстати, Марина. Бляха, я тут пару дней всего, а девок-то вон сколько. Прежде чем отправить Алёну купаться, приношу из кухни стакан воды. Она удивляется и отказывается.

— Пей-пей, лучше будет, — убеждаю девушку.

— Да я сама бы сходила… — она как будто оправдывается. Да уж, милая, совсем ты себя не ценишь. Потому и встряла в такую хрень.

Пока Алёна приводит себя в порядок, ставлю чайник. Есть совсем не хочется, но не знаю, какой у барышни аппетит. Кого-то стресс лишает желания запихивать в себя что-то. А кого-то наоборот пробивает на пожрать.

Она плещется не менее получаса. Не удивлюсь, если успела ещё пару раз поплакать за это время. Из ванной выходит юная девушка, почти ребёнок. Без обильной косметики и в домашнем образе она вдруг напомнила мне… мою дочь. Ещё тех времён, когда она называла меня просто папой.

Тёплое воспоминание уколом пронзает сердце. Встряхиваю головой. Мне тоже не мешало бы смыть весь этот блудняк, что с нами случился, водопадом снести воспоминания и очистить память, чтобы появилось место для мыслей о будущем.

Мне хватает пяти минут под контрастным душем, чтобы снова почувствовать себя живым. Алёна за это время успевает только разлить чай по чашкам.

— Тебе восемнадцать-то есть? — сажусь напротив и начинаю «допрос». Она выглядит уже более спокойной, но отпускать её всё равно пока не рискую. Дождусь, пока улицы уже наполнятся людьми и будет вовсю ходить транспорт, вот тогда и отправлю Бэмби до дому, до хаты.

— Конечно! — Алёна округляет глаза и машет ресницами.

Капец, в такой ситуации она ещё может кокетничать?

— Скажи мне… А зачем ты вообще играешь?

— Ну… как зачем? — она задумчиво накручивает прядь на палец. Прям по учебнику для симпатичных девочек действует. — Понятно же.

— Мне нет.

Я говорю честно. Мне на самом деле интересно узнать, зачем юной красивой девушке связываться с бандосами и лезть туда, куда не каждый взрослый мужик лезть осмелится. Профессиональный такой интерес.

— А ты зачем? — переводит она вопрос.

— Мы сейчас не обо мне, а о тебе, — отбиваю её попытку перевести тему.

— Денег хотелось быстро поднять. Мать в деревне живёт, а отца нет. Я учиться поступила, так мать на первую оплату квартиры дала, а дальше говорит — сама крутись. А тут много, конечно, накрутишься.

Она отводит взгляд, и я понимаю, что альтернативный вариант, то есть честно заработать в магазине или на почте, к примеру, она совсем не рассматривает. Ну, в мои задачи не входит воспитание юных красоток, сбившихся с пути. Хотя пару советов я бы мог ей дать.

Наш некомфортный для Алёны диалог прерывает звонок в дверь. Длинная навязчивая трель.

— Тссс… — показываю жестом, что нужно притаиться. Там, конечно, бравые ребята повязали всех подряд, но осторожность не помешает.

Подкрадываюсь к двери и заглядываю в глазок. Ирина. Ёлки… Звонит ещё раз и прислушивается. Не особо ты вовремя нарисовалась, четвёртая всадница моего Апокалипсиса, но раз уж пришла…