— И чурку е**ную тоже на пику! Э! Сюда, в натуре!!! Дай! Дай мне джагу свою, я сам ему кишки выпущу. Как хряку! Ты фуфлыжник, в натуре, Рома! Фраерок казиношный!

В руке у Коли Золотого оказывается здоровенная финка и, судя по выражению лица, он вообще не шутит. Нисколько.

— Держите! — командует он и в тот же момент меня подхватывают и заламывают руки подставляя живот под удар ножа.

Ильдар, никчёмный паразит, только бледнеет да глазами хлопает, а я готовлюсь отбиваться ногами. Я, как говорится, дзюдо любил и до. Садану ботинком и выбью нож из руки Коли Золотого. А потом по роже ему. Получай! Главное, не промазать.

Меня держат за руки, вот на них и обопрусь. Так… так… вот сейчас… Как Нео в «Матрице». Но ударить я не успеваю, потому что Емеля вдруг вступает в этот поединок без правил и останавливает неравный бой одной лишь фразой.

— Погодь, Золотой, не суетись, — спокойно говорит он чуть хрипловатым голосом.

Напряжение сразу стравливается. А он, блин, психолог. Конкурент, практически.

— Я смотрел за ним, — продолжает Емеля. — Он не мухлевал. Зуб даю. Можем его обшманать, конечно, только это не даст ничего. Я уверен. Фарт это. Чистый фарт.

У меня фарт, а у тебя колода специально подготовленная. Стало быть, я обул худого и Золотого, а ты сейчас обуешь меня. Против дружков тебе химичить не с руки, а против лоха — без проблем. И через меня к тебе их денежки перетекут. Хитрован ты, Емеля!

— Да он из казино! — разводит руками Коля Золотой. — Я его видел на игре у Хана! Тот его специально нанял и ещё там одного, чтобы меня накнокать.

— Крупье — это работа, — заявляю я. — Там выигрывает казино, а тут настоящая игра. А насчёт каталы… Это ты предъявляешь типа? Я сроду ничего такого не делал. Да и не умею даже. Вот я, вот руки перед тобой. Колода ваша, раздача моя. Но я всё делаю медленно и максимально открыто. Как под микроскопом. Всё по чесноку. Какие вопросы, не пойму? Какие предъявы, Золотой⁈

Меня отпускают, и я показываю, что у меня нет ничего ни в карманах, ни в рукавах.

Я даже переворачиваю колоду и растягиваю её на столе. И отбой тоже. Вот они все карты на месте. Емеля внимательно всё сканирует и кивает, мол, всё путём.

— Мне чё, голым играть? — пожимаю я плечами. — Ну давайте, все разденемся как в бане.

— Баня у нас на столе, — щерится худой с мешками под глазами.

— Во-во, — со смехом подхватывает Емеля. — Баня на столе, не парьтесь, господа хорошие. Ладно, угомонись, Золотой. Вишь, по чесноку у сынка. Фартовый он просто. Фарт его любит. Сам знаешь, в картах шанс не запрещён. Возвращайтесь. Играем дальше. Тут самый интерес пошёл.

Он сгребает карты и начинает их мешать, почти как в шеми шафл, только у него есть система. Потом сгребает и тасует, долго и тщательно.

— Емеля, ты больше часа не думай, в натуре, — скучным голосом говорит его сосед слева. — Не в напёрстки бьёмся. Кручу-верчу, обмануть хочу.

Хозяин катрана ухмыляется и снова, разделив колоду ровно на две части, четыре раза подряд вставляет одну половинку в другую, возвращая всё в первоначальное состояние.

— Ну что, — обводит Емеля присутствующих долгим взглядом. — Пора уже серьёзным делом заниматься. Кладу в баню лям.

Он достаёт из кейса, стоящего рядом, пачку десятитысячных, перетянутую банковской ленточкой, и кладёт на стол.

— Продолжаем очкорезку, — кривится морщинистый.

— Чё морщишься, Волчонок? — усмехается Емеля. — Смотри, сожмёшься в комок, мы тебя и разгладить не сможем. Давай, погнали.

Волчонок, значит. Что-то, кстати, отдалённо похожее, имеется…

Круг проходит с переменными успехами игроков. Они глушат баню, как говорит хозяин, то есть делают довольно высокие ставки. Но мне не резон ставить много. Если солью сейчас всё Емеле, то дальше не на что играть будет. А он, сто процентов, хочет повторить разводку.

— Ну что, фартовый? — подмигивает он, насмешливо глядя мне в глаза. — Какой-то ты скупой. Ну что это за ставка такая? Ты не жид случайно? Нет, я так-то не против жидов, чисто для себя спрашиваю, чтоб понимать.

— Да разве ж разберёшь без генетического анализа, кто жид, а кто цыган? — улыбаюсь я. — Денег мало, чтобы рисковать бездумно, а карта не прёт чего-то.

— Карта не лошадь, к утру повезёт, — смеётся он.

Во второй игре я ставлю чуть больше, чем в первой и… выигрываю. Хорошо, что по договорённости не нужно ждать стука, то есть утроения банка для перехода раздачи к следующему игроку. А то, чтобы утроить его лям, нужно было бы вносить в три раза больше.

У нас договор — три раздачи, и колода переходит к следующему игроку. На второй раз Емеля даёт мне выиграть, заманивая в сети азарта. Хочет, чтобы я поднял ставку на третьей игре. Но я ставлю только пятьдесят тысяч и естественно проигрываю.

С этим уже всё понятно. Вернее… почти всё понятно, но на самом деле, есть такой моментик. Когда он сдаёт мне последнюю карту, у меня нервы буквально звенят, не приемля надвигающегося проигрыша и у меня возникает вдруг такое чувство, что я могу попробовать заказать нужную карту.

И точно. Когда приходит время банковать Волчонку, я заказываю второго туза к тузу и сливаю ещё полтос. Тело ломает, голова гудит, почти что взрывается и возникает чувство, будто меня сейчас на куски разорвёт, но я не сдаюсь и явно представляю бубнового туза, который точно еще не выходил в игре.

И… бац! Приходит именно он! Охренеть! Охренеть, товарищи дорогие! Это… это что ж такое получается⁈

Я делаю пару глоточков чаю и сердце начинает долбить так, что если бы мне сейчас сделали кардиограмму, она бы была плотной штриховкой.

Сдаёт Золотой. Ставит он умеренно, учитывая мой фарт. Но я… проигрываю! Да, у меня получается! Пульс зашкаливает, башка плющится от боли, но да! Затем сливаю второй раз подряд, а на третий поднимаю лям!

Коля Золотой матерится, но что тут поделаешь? Я весь на виду, а сдаёт-то он сам! Интересно, могу ли я ему послать ту карту, которую захочу? Но сегодня проверять уже не буду. Мне нужно ещё Емелю наказать и деньжат поднять.

В общем, всё идёт как по маслу. Я делаю вид, что от постоянной игры и от чая уже не вижу поляны и позволяю себя увлечь. Первую раздачу сливаю следуя по течению и ничего не предпринимая.

Вторая раздача — это замануха от Емели. Скармливает мне приличные бабки и начинает раскачивать на игру на все. Я упираюсь, но он меня конкретно окучивает. Я мнусь, отделываюсь шуточками, но, в конце концов соглашаюсь и ставлю на кон без малого два с половиной ляма. А у него в банке к этому моменту вообще пятак лежит.

Он кидает мне семёрку.

— Ещё, — киваю я.

Приходит ещё одна семёрка. Червовая и трефовая. Чёрненькие. Я задумываюсь, вернее делаю вид, что задумываюсь, а на самом деле, пытаюсь отдышаться и дать голове короткую передышку.

Ильдар весь белый. Стоит, не дышит. Я играю на все, и он подозревает, что Емеля меня сейчас сделает, как последнего лоха. Я в шулерских делах и так лох. Про все эти приколы про сточенные края карт и обтёсанные длинные края лбов или картинок я много раз слышал от опытных игроков, но никогда с этим не сталкивался. Так что есть за что переживать.

Но я не переживаю.

А подай-ка мне, Емеля, семь червей!

— Ещё карту, — говорю я, едва сдерживаясь, чтобы не застонать, от обрушивающейся на меня тяжести.

Ещё миг и голова будет раздавлена всмятку. Емеля ухмыляется и выдёргивает из-под низа колоды карту. Медленно кладёт передо мной на стол и смиренно, с елейным взглядом ждёт, когда я переверну карту.

И я переворачиваю. И сразу делается легко. И сразу боль проходит, а сердце чуть замедляет темп. И губы растягиваются в улыбке. А Ильдар выдаёт такой глубокий вздох, что даже непонятно, откуда у него столько воздуха в груди.

На столе лежит… семёрка червей.

— Двадцать одно.

Глаза Емели округляются и делаются такими огромными, что мне начинает казаться даже, что ещё мгновенье и они лопнут. Но нет, обходится без этого. Он хватает колоду и нервно начинает смотреть, что там за карты. Перебирает и в сердцах бросает на стол.