— Нет, будем! — резко ответил я.
Начальник поморщился, но по всем пунктам уступил, за исключением трех.
На узаконении празднования Первого мая мы не настаивали, но на восьмичасовом рабочем дне для кочегаров и признании прав рабочего комитета настаивали упорно. К соглашению не пришли.
Когда мы вышли, некоторые из делегатов заявили:
— Надо согласиться. Ведь начальник почти все наши требования удовлетворил. Давайте уступим насчет комитета.
Мне с большим трудом удалось доказать делегатам, что от комитета нам отказываться никак нельзя, что без комитета все завоеванное нами будет отобрано и многих рабочих уволят с работы.
Делегаты с этими доводами согласились. Надо было собрать общее собрание бастующих и получить их санкцию на продолжение стачки. Решили сначала провести подготовительную работу, доказать необходимость добиться признания рабочего комитета.
Я созвал молодежь и поручил ей провести агитационную работу главным образом среди наиболее авторитетных стариков. Молодежь энергично принялась за дело. Ночью созвали общее собрание. Прения были горячие. Некоторые рабочие настаивали на принятии предложения начальника порта:
— Ведь мы уже добились удовлетворения почти всех наших требований. Насчет комитета можно и уступить.
После долгой дискуссии большинством голосов решили продолжать стачку, пока администрация не согласится на создание рабочего комитета.
Начальник порта снова пригласил делегацию к себе.
— Ну, ваша взяла, согласен, — сказал он.
— С чем «согласен»? — спросил я.
— На комитет согласен, чорт с вами!
— А восьмичасовой рабочий день для кочегаров?
— Тоже согласен. Становитесь завтра на работу.
— Нет. Надо сначала подписать наши требования, которые вы приняли. Подпишите два экземпляра.
Председатель вынул заготовленные экземпляры условий и положил на стол.
— Что же, вы не верите моему слову? — наигранно возмутился начальник.
— Все-таки лучше подпишите. Крепче будет.
Начальник взял оба экземпляра, внимательно прочел их и спросил:
— А кто будет подписывать от вас?
— Председатель комитета.
Начальник подписал оба экземпляра. После него подписался председатель комитета Васюков. Один экземпляр он взял себе, а второй подал начальнику, сказав:
— Господин начальник, все вопросы, связанные с проведением принятых условий, вам придется разрешать с председателем рабочего комитета. Прошу внимательно выслушать пункт о рабочем комитете: «Рабочие каравана и порта избирают рабочий комитет из своей среды, которому предоставляется право контроля над увольнением рабочих с судов каравана и порта. В случае возражения комитета администрация воздерживается от увольнения рабочего. Если комитет найдет необходимым кого-либо из рабочих удалить с работы, администрация обязуется согласиться с предложением комитета. Комитет следит за выполнением соглашения рабочих с администрацией, достигнутого в результате стачки». Имейте в виду, господин начальник, — продолжал Васюков, — что общее собрание рабочих дало полномочия комитету в случае нарушения администрацией подписанного соглашения в любое время объявить стачку.
Утром Первого мая всё рабочие явились к месту работ… Начался митинг.
Начальник смотрел на бумагу и молча кивал головой. Обратившись ко мне, он сказал:
— Надеюсь, Малаканов, вы не подходите под это соглашение. Увольнение мы вам предъявили до стачки.
— Я не настаиваю, тем более, что я обещал принять расчет после стачки.
Вечером мы уже открыто собрались на берегу у пристаней. Стачечный комитет дал полный отчет в том, как протекала борьба.
Показали всем рабочим требования, подписанные начальником порта. Я указал на великое значение пролетарской солидарности, приведя в пример одесских моряков. Выступали и их представители. Они говорили о стойкости и дисциплинированности керченцев.
Стачечный комитет сложил свои полномочия. Собрание единогласно преобразовало его в рабочий комитет. Вынесли постановление: «В случае нарушения пункта о рабочем комитете администрацией комитет немедленно объявляет стачку и приказу комитета все обязаны подчиняться».
Утром я пошел за расчетом. Работа на всех судах кипела. Порт и караван после семнадцатидневного бездействия ожили, и «Лисовский», медленно развернувшись, пополз в пролив. За ним потянулись шаланды. На одесском караване гремели якорные цепи, раздавалась команда: суда собирались в поход.
Расчет мне дали быстро. Попрощавшись с друзьями, я пошел по мосткам на берег. Ко мне подбежали наши разведчики.
— Уходи в степь. Жандармы ищут тебя!
Я ушел в степь, испытывая радостное чувство завершения большой работы. В условленном месте я ждал своих ребят. Скоро они пришли и сообщили, что жандармы искали меня на «Шумском». Капитан ответил им, что Малаканов уволен.
В партийном комитете решили, что мое дальнейшее пребывание в Керчи небезопасно, и предложили мне выехать в Симферополь, в распоряжение Крымского союза РСДРП. Я все же с отъездом не спешил: мне хотелось посмотреть, как будет вести себя администрация порта, и убедиться, что рабочие удержат свои завоевания.
Подошел срок выборов городского партийного комитета. К этому времени в партийную организацию влилось значительное количество рабочих порта и каравана. Они принесли с собою большевистские настроения. Многие рабочие-меньшевики все более склонялись к большевистской тактике борьбы.
Партийные собрания проходили теперь не так спокойно, как раньше. Рабочие, настроенные по-боевому, требовали выпуска прокламаций, устройства более частых массовок и широкого освещения событий перед рабочими массами, вовлечения их в политическую борьбу. Меньшевики, верховодившие комитетом, понимали, что все эти выступления направляются мной, и стремились как можно скорее избавиться от меня.
Отчетно-выборное партийное собрание было многолюдно и шумно. Прения по докладу комитета развернулись горячие. Рядовые рабочие выступали с острой критикой соглашательской политики комитета, его бездеятельности в дни стачки рабочих.
Тайным голосованием были произведены выборы нового состава комитета. Был избран и я. Вообще состав комитета значительно обновился. Старые комитетчики говорили, что «отношения в комитете теперь осложнятся и с былым спокойствием придется проститься».
Принять участие в работе комитета мне не пришлось. Через неделю я выехал из Керчи.
Перед отъездом я собрал правление профсоюза и рабочий комитет. Договорились об их дальнейших действиях.
В Симферополь ехать я отказался и взял явку на Мелитополь, рассчитывая затем пробраться в родную Сибирь.
ПО ПОЛЯМ, ПО ДОРОГАМ
В Мелитополе меня приняли хорошо и сейчас же Предложили поехать на машиностроительный завод и выступить перед рабочими: там назревала стачка.
Меня встретил молодой рабочий — большевик, руководивший движением рабочих на заводе. Узнав, что я руководил стачкой в керченском порту, он предложил мне рассказать рабочим о том, как проходила эта стачка. «Это их подбодрит, а то многие колеблются», — говорил он.
По окончании работы закрыли заводские ворота. Рабочие собрались в сборочном цехе. Я сделал сначала общий обзор политического положения в стране, рассказал о развитии стачечного движения, о крестьянских и солдатских восстаниях, а затем перешел к керченской стачке, подробно осветив ход событий. Рабочие завода задавали много вопросов. Собрание затянулось.
Стоявшие за воротами завода наблюдатели сообщили, что из города едет хозяин с приставом и стражниками. Видимо, они узнали, что на заводе появился агитатор. Я вместе со встретившим меня молодым рабочим вышел через калитку на пустырь, а оттуда полями пробрался в город.
В Мелитополе я и выехавший вместе со мною из Керчи Виктор Элерт, участник восстания на «Очакове», пробыли весь следующий день. Потом, получив явку в Харьков, прошли на ближайший разъезд и с первым же поездом уехали. В Харькове мы получили немного денег на дорогу и явку в Самару. Нам посоветовали по железной дороге не ехать, а отправиться пешком и по пути посетить ряд мельниц и побеседовать с рабочими.