Усиливались волнения и в армии: происходили восстания в воинских частях в Тифлисе, Владивостоке, Ташкенте, Самарканде, Киеве, Риге. Вспыхнуло восстание в Кронштадте, а затем в Севастополе.

25 октября радиотелеграфист «Полярной звезды» передал нам, что в Кронштадте началось восстание. Большинство экипажей предъявило объединенные требования командующему Балтийским флотом вице-адмиралу Никонову. К матросам присоединились артиллеристы крепости.

Это известие мы немедленно распространили среди команды, а ночью собрали большой митинг на второй палубе. Боцманы и боцманматы хотели удрать наверх, но мы их не выпустили, заперли во врачебном пункте и поставили стражу.

На митинге матросы единодушно решили поддержать кронштадтцев. Во время митинга мы получили дополнительные известия, что в Кронштадте матросы захватили еще несколько экипажей и артиллерийские казармы.

Эта весть была встречена дружным «ура». На шум прибежал дежурный мичман, спустился до половины трапа, испуганно спросил: «Что здесь происходит?»— и, не дождавшись ответа, скрылся. Кто-то предупредил, что офицеры могут убежать. Сейчас же вызвали начальника караула и велели ему никого с яхты не выпускать. Тут же было решено арестовать старшего офицера Философова и боцмана Шукалова, как наиболее реакционных и опасных.

Шукалова арестовали в его каюте. Он, видимо, готовился уйти с яхты. Испуганно и растерянно смотрел он на вошедших вооруженных людей.

— Ага, шкура, смыться хотел! — закричали матросы. — Не выйдет! Не уйдешь! Довольно погулял, попил нашей кровушки… А ну, выходи, топить будем!

Боцман взвыл и повалился на колени.

— Братцы… пощадите!.. Ради детей моих пощадите!.. Братцы, родные…

— Ишь, какой ласковый стал!.. Взводный, куда его?

— В тюремный отсек! И часового поставить!

Старшего офицера Философова искали по всей яхте — и не нашли.

— Словно сквозь землю провалился, гад!.. — ворчали матросы.

Спросили у караульного начальника. Тот подтвердил, что старший офицер ушел с яхты, как только начался митинг. Видно, жандармским нюхом своим почуял недоброе…

Командира «Полярной звезды» графа Толстого также не оказалось на яхте. Он еще с вечера отбыл на берег.

Остальным офицерам было предложено находиться в своих каютах. Они подчинились без протестов.

На митинге мы зачитали требования, составленные кронштадтскими матросами, и обсуждали их почти всю ночь. Утвердили требования и решили предъявить их командиру Гвардейского экипажа контр-адмиралу Нилову.

Утром команда, по заведенному порядку, по свисткам боцманматов вышла на обычные уборочные работы. Было решено разрешить офицерам нести вахту. Офицерское старшинство принял на себя минный офицер. Офицеры вышли из своих кают и с удивлением наблюдали матросскую массу, своевольно хозяйничающую на императорской яхте.

В Кронштадт по радио сообщили, что «Полярная звезда» примкнула к восстанию и установила на яхте контроль команды.

Скоро на яхту приехал командир граф Толстой, а с ним и командир экипажа контр-адмирал Нилов. Дежурные засвистали «повахтенно во фронт». Команда по привычке двинулась было наверх. Но мы, наиболее революционно настроенные матросы, бросились к трапам, вырвали у дежурных дудки и вернули команду на вторую палубу.

— Не выходить! Здесь будем слушать командира! — крикнул я матросам.

Собрались толпой на нижней палубе. Старшего квартирмейстера заставили взять принятое на митинге требование и вручить его командиру.

Адмирал Нилов потребовал выхода команды наверх. Но ему заявили, что команда ждет его на нижней палубе. Он, бледный, спустился вниз, растерянно бормоча: «Что скажет его величество?..»

Адмирал попробовал построить команду, но матросы закричали:

— Не надо! Поговорим и так! — и тесным кольцом окружили командира яхты и адмирала. Вперед вытолкнули старшего квартирмейстера. Он трусливо и нерешительно протянул адмиралу бумагу и сейчас же юркнул обратно в толпу. Адмирал взглянул на заголовок и обмер:

— Как, требования? Нет, нет, нельзя… Его величеству?.. Нельзя, нельзя…

Матросы загудели:

— Чего там нельзя?.. Тепёрь все можно!

Адмирал стал упрашивать, чтобы сняли политические требования и оставили только экономические.

— Нечего снимать! Вези, пусть читает! — кричали в ответ.

Адмирал упорно добивался, чтобы политические требования были сняты.

Среди команды началось некоторое колебание; кто-то сказал: «Можно и без политических»… Паршин подтолкнул меня: «Иди, говори».

Я вышел вперед и заявил от имени всей команды:

— Ваше превосходительство, эти требования приняты единогласно всей командой и изменены не могут быть. Мы будем ждать ответа в течение шести часов. Если к этому времени ответа не будет, «Полярная звезда» уйдет в Кронштадт.

Команда настороженно молчала и ждала, что скажет командир экипажа. Адмирал испуганно оглядел стоящих плотной стеной нахмурившихся матросов и тихо проговорил: «Хорошо, хорошо». Повернулся и торопливо пошел к трапу. За ним, разводя руками, двинулся командир «Полярной звезды». Офицеры все время, пока шли переговоры адмирала с командой, сидели в своих каютах. Только старший офицер (минер) стоял на вахте. Адмирал с командиром уехали… Старший офицер спросил Паршина:

— Чем кончилось?

— Адмирал повез к императору требования команды, — ответил Паршин.

— К императору? — удивился офицер. — И адмирал согласился?

— Согласился. Что же ему оставалось делать?

Команда напряженно ждала, какой будет ответ. Из труб яхты шел густой дым. Кочегары поднимали пары.

К исходу назначенного срока дежурному офицеру была вручена телеграмма. Дежурный вызвал Паршина и передал ему депешу. Засвистели дудки. Команда высыпала наверх. Паршин прочел телеграмму. Адмирал сообщал:

— Его императорское величество повелел сократить срок военно-морской службы с семи до пяти лет, а также удовлетворить экономические желания моряков. Политические вопросы будут переданы на изучение и рассмотрение правительства.

Матросы радостно зашумели.

Такое быстрое удовлетворение части выдвинутых ими требований объяснялось, конечно, не тем, что царское правительство боялось присоединения «Полярной звезды» к восставшим кронштадтцам: яхта серьезной боевой силы собою не представляла. Требования матросов были удовлетворены потому, что широко развернувшееся по всей стране революционное движение вынуждало власть итти на уступки, чтобы ослабить нарастание революционных событий.

Командиру «Полярной звезды», видимо, было дано указание улучшить питание команды, добиться спокойствия и до поры до времени людей не раздражать.

И некоторое время нас действительно «не раздражали». Пища была улучшена, отпуска на берег давались без затруднений.

На яхте было устроено нечто вроде клуба-читальни. На нижней палубе поставили большой стол, — на нем лежали всевозможные газеты, в том числе большевистская «Новая жизнь», много журналов и брошюр. Целыми днями матросы толпились в читальне, обсуждали прочитанное, вели беседы, спорили.

Дни октября были напряженными днями. Вяло и неохотно отбывая дневную службу, матросы проводили бессонные ночи на митингах. Кронштадт выбился из обычной колеи жизни морской крепости.

Неповиновение, уклонение от нарядов на работы, отказ от плохой пищи, грубые ответы «шкурам» — все это говорило о нарастающем кризисе.

Утро 23 октября внесло в жизнь Кронштадта новые, особенно тревожные нотки. Матросы, как обычно, шли на работы, но большая часть их не доходила до места назначения и куда-то исчезала. В экипажах заметно было необыкновенное оживление. Появлялись посторонние матросы. В некоторых экипажах шли митинги.

Высшее начальство встревожилось. В Петербург и в Петергоф полетели телеграммы. Командующий Балтийским флотом вице-адмирал Никонов в сопровождении адъютантов метался по экипажам. Его попытки установить «контакт» с матросами не увенчались успехом.