Узнав о том, что на Соборной площади в Кронштадте назначен митинг матросов всех экипажей, многие офицеры бросились отправлять в Петербург свои семьи. После обеда матросы по нарядам не пошли. Учебные классы опустели. Из всех экипажей и школ к Соборной площади потянулись вереницы матросов. На площади волновалась и гудела толпа. С трибуны говорил матрос.
— …Сегодня здесь… мы должны… сказать наше решительное слово. Довольно молчать! Рабочие всей России дружным ударом оглушили царский самодержавный строй. Создали свои Советы рабочих депутатов, которые защищают их права. А что у нас, у моряков?! Наше начальство смотрит на нас, как на собак. Пишут на воротах парка объявления: «Собакам и нижним чинам вход воспрещается». Это, товарищи, издевательство над матросом. Скоро запретят нам дышать! Чем дальше, тем наша жизнь становится хуже. И она, товарищи, будет еще хуже, если над нами будут продолжать тиранствовать самодержавные палачи! Долой самодержавие!
— Доло-о-о-о-й-й-й!.. — гулом отвечала колыхающаяся толпа.
Один за другим взбирались матросы на шаткую трибуну. Над площадью звучали гневные слова:
— Палачи!.. Гады!.. Кровопийцы!.. Долой!..
Матросская масса радостно подхватывала:
— Пр-р-ра-вильно-о-о!!!
За спинами матросов у края площади суетился вице-адмирал Никонов.
— Братцы, послушайте! Что это такое? Чего собрались?
— Ишь, гнида, засуетился… Требования вам готовим. Шкуры спускать с вас собираемся за карцеры да за гнилое мясо! — злобно отвечали из толпы.
Адмирал испуганно посмотрел на матросов, вскочил в пролетку и ускакал. Поспешно скрылись и сопровождавшие его офицеры.
Стемнело. Матросы начали расходиться. Митинг кончился.
25 октября начались открытые столкновения. Гарнизон одного форта выгнал из казармы фельдфебеля и унтер-офицеров, вывернул на кухне обеденные котлы. В форт примчался комендант крепости. Солдаты встретили его свистом.
Высшее начальство пыталось уговорами и обещаниями предотвратить надвигающийся взрыв. Вице-адмирал Никонов объезжал экипажи и старался казаться «добрым отцом», но из этого ничего путного не получилось. Пятый экипаж, не желая говорить с адмиралом, демонстративно покинул свои казармы.
Утро 25 октября выдалось серое, туманное. Казармы стояли безмолвные, словно опустели. Рабочие порта собирались кучками у решеток парка и чего-то ждали.
Вдруг раздалось мощное «ура». Это вторая рота крепостного батальона вышла с оружием в руках и двинулась к казармам минно-учебного отряда, находившегося по соседству.
Этот отряд начальство считало своей опорой и принимало все меры, чтобы не допустить вовлечения его в революционное движение. Вот почему в то утро учебный отряд был на час раньше уведен на ученье. Восставшая рота крепостного батальона никого в казармах не застала.
Кронштадт ожил. По городу пронеслась волнующая весть: «В крепостном батальоне восстание!» Пятый, Седьмой и Девятнадцатый экипажи стали под ружье и вышли во дворы казарм. Командующий Балтийским флотом отдал приказ командирам армейских частей: «подавить восстание оружием».
Радиотелеграф тревожно выстукивал: «Сегодня нижние чины второго крепостного батальона вышли из повиновения и с криками «ура» направились к казармам минно-учебного отряда. Брожение усиливается. Необходимо прибытие в Кронштадт надежных войск». В штаб командующего доносили: «Пятый и третий крепостные батальоны вышли из повиновения». Вице-адмирал Никонов, схватившись за голову, кричал оторопевшим офицерам:
— Удержать! Удержать!.. Во что бы то ни стало… Удержать команды в казармах! Из столицы идет помощь…
По экипажам разнесся слух, что армейские части разоружили восставшую роту крепостного батальона, арестовали ее и под конвоем везут в запертых вагонах в тюремный форт. Раздались возгласы:
— Наших арестовали! Айда выручать!
Пятый и Седьмой экипажи бегом направились к крепостной железнодорожной ветке. А там уже орудовали солдаты крепостных батальонов, наступая на конвой и требуя освобождения арестованных. Из штаба беглым шагом подоспела боевая рота. Раздалась команда офицера: «Огонь!» Но рота взяла винтовки к ноге и приказание не выполнила.
Офицеры стали стрелять из револьверов по роте. Несколько солдат упало. Матросы бросились на офицеров. Отстреливаясь, они отступили и скрылись в штабе. Пролилась первая кровь, пали первые жертвы.
Экипаж за экипажем выходили матросы с оружием в руках и занимали перекрестки улиц. Заняли Офицерское собрание. Минный отряд вышел на улицу и, салютуя восстанию залпом, направился занимать радиостанцию и телеграф. Город шумел. Оркестры гремели «Марсельезу». Радостно гудели портовые гудки. Рабочие бросали свои станки, выбегали из корпусов и присоединялись к восставшим. Павловская улица заполнилась толпами вооруженных и невооруженных матросов и рабочих. Из боковой улицы, сверкая штыками, проходил учебно-артиллерийский отряд.
Стремительно вынесся на Павловскую отряд драгун с саблями наголо и ринулся в атаку. Многие матросы дрогнули и подались по дворам. Но стеной выдвинулись вперед Седьмой экипаж и учебно-артиллерийский отряд, ощетинившись штыками. Драгуны не выдержали и, повернув обратно, ускакали.
В Павловских казармах восставшие организовали свой штаб.
Спускалась ночь. Матросы, утомленные, кое-как утоляли голод.
Революционный штаб создавал оборону. Переформировывались матросские части, расходились по городу патрули. В опасных местах выставляли караулы.
Кабельный телеграф оставался в руках штаба командующего. Но восставшие, заняв радиостанцию, сообщили по радио «всем, всем, всем» о начавшемся восстании. Революционный штаб дал приказ кораблям присоединиться к восстанию. Ближайшему форту «Константин» было приказано приготовиться к защите Кронштадта от выступивших из Петербурга правительственных войск. Форт принял приказ, и его гарнизон приступил к подготовке. Чистили крепостные орудия, открывали люки. Старшине приказали открыть погреб и начать выдачу снарядов. Но, открыв снарядный погреб, старшина вошел в него и закрыл за собой автоматически замыкающуюся стальную дверь. Форт остался без снарядов. Артиллеристы по кинули ставший бессильным форт и ушли в город.
Ночью в нескольких местах, встретив слабое сопротивление, высадились подвезенные на судах армейские части. Перед утром высадился гвардейский полк с артиллерией.
Правительственные войска захватили провиантские склады и стали оттеснять повстанцев к центру. Матросы под командой квартирмейстера Волгина несколько раз отбрасывали наступающих и выбили их из района провиантских складов. Матросы дрались в строю, группами и в одиночку. Раненые сами уползали к экипажам, перевязав свои раны. В казармах их принимали ротные фельдшеры.
Обнаружилась нехватка патронов. Необходимо было пробиться к пороховым складам. Матросы двинулись на прорыв, но, встреченные пулеметным огнем, подались назад. Пулеметы были новинкой. Ими управляли офицеры. У матросов пулеметов не было.
В гражданской части города, где сосредоточена торговля, вспыхнуло зарево пожара. В промежутках между залпами и пулеметными очередями слышался пьяный гвалт и звон разбиваемых стекол. Это начался разгром магазинов и винных лавок. Провокаторы и предатели развернули свою темную работу в тылу восставших. Переодетые полицейские подстрекали обитателей городского «дна», привлекая к погрому всех жаждущих выпивки и легкой наживы.
Усиленные патрули повстанцев пытались прекратить погром, разгоняли банды грабителей, но они, рассыпавшись по городу, громили частные квартиры и подожгли несколько домов. На вражеской стороне раздалось громкое «ура». К Кронштадту подошли суда с бригадой гвардейских войск.
Завязались упорные бои. Царские войска вновь заняли радиотелеграф, телефонную станцию и провиантские склады.
Сжимаемые кольцом правительственных войск, повстанцы отходили к Павловским казармам и готовились к упорной обороне.
Матросы не раз врезались в расположение противника, расстраивали его ряды и заставляли отступать с занятых позиций. Но все теснее сжималось кольцо царских войск, слабее становилось сопротивление: у повстанцев иссякали патроны.