О каждом, кого я предполагал ввести в кружок, товарищ Николай расспрашивал меня самым тщательным образом: кто он, о чем я с ним беседовал, какие получал ответы, производит ли впечатление стойкого человека. И только когда мои ответы его удовлетворяли, давал согласие на включение в кружок. Так под руководством Николая я создал сначала небольшую группу, которую с его разрешения назвали «Социал-демократическая группа Гвардейского экипажа». Группа наша состояла из пяти человек: трое из первой машинной роты, двое из второй. Все мы примыкали к большевикам. Николай наказывал мне, чтобы сам я старался не выявлять себя, поручал бы другим товарищам вести беседы с матросами.

— Ваше дело направлять и следить за работой, — говорил он.

В течение зимы мы создали кружки во всех четырех строевых ротах экипажа. Вначале кружки состояли из трех-пяти человек. Всего в кружках было восемнадцать человек. Занятия проходили вне экипажа, на частных квартирах.

После общеполитических бесед, после беседы о русско-японской войне и ее причинах кружковцы знакомились с трудами В. И. Ленина: «Что делать?», «К деревенской бедноте». Изучение этих двух произведений заняло у нас весь остаток зимы и весну. Опыт работы показал устойчивость кружков. Матросы охотно ходили на занятия, с интересом читали литературу.

Революционную работу в войсках петербургского гарнизона в 1904–1905 годах большевики вели широко и планомерно. В то же время среди солдат пытались распространить свое влияние и меньшевики.

В первом номере газеты «Вперед» была напечатана статья В. И. Ленина «О хороших демонстрациях пролетариев». В этой статье Владимир Ильич подчеркивал подлинную революционность демонстраций, состоявшихся в то время в Харькове, Одессе и других промышленных центрах. Ленин разоблачал попытки меньшевиков вовлечь рабочих в «содружество» с либеральной буржуазией, характеризуя эти попытки, как «ревизию (пересмотр) старых организационных и тактических принципов революционной социал-демократии». Ленин решительно заявил, что меньшевики «на деле тащат партию назад». «Довольно с нас этой новой ревизии, приводящей к старому хламу! Пора пойти вперед и перестать прикрывать дезорганизацию пресловутой теорией организации-процесса, пора и в рабочих демонстрациях подчеркивать, выдвигать на первый план те черты, которые все более приближают их к настоящей открытой борьбе за свободу!»

Мы, большевистские агитаторы и пропагандисты, следуя ленинским указаниям, подчеркивали необходимость революционной борьбы, принципиальное отличие революционной тактики большевиков от оппортунистической тактики меньшевиков.

Ясная, четкая, целеустремленная пропаганда большевиков привлекала к себе умы и сердца рабочих и солдат. В петербургском гарнизоне меньшевики не смогли добиться сколько-нибудь серьезного влияния.

Весной 1905 года товарищ Николай дал мне указание подыскать человека, который мог бы вместо меня руководить кружками и вообще партийной работой в Гвардейском экипаже.

Я предложил Мальцева из второй машинной роты. Он осуществлял связь между кружками всего экипажа и водил товарищей на занятия. Мальцев, по профессии печатник, был человек развитой и способный организатор. Он, так же как и я, пришел в экипаж уже членом партии. Его я и представил Николаю.

— Вас мы думаем направить на другую работу — вне экипажа, — сказал мне Николай. — Необходимо наладить прочную связь с гвардейскими полками. С некоторыми мы связаны, но с большинством связи нет. Вас, как военного, мы и решили использовать для этой цели. Но сначала мы свяжем вас с петербургскими флотскими экипажами: Восьмым, Четырнадцатым и Восемнадцатым. В этих экипажах укрепились эсеры, а наше влияние слабое. Вам и поручаем расширить связи, выявить надежных людей, помочь создать несколько кружков.

Эсеровское влияние в петербургских экипажах оказалось непрочным. Все дело было в том, что среди матросов там было несколько матерых, опытных демагогов-эсеров. По их выступлениям и создавалось впечатление о преобладании эсеровских настроений в экипажах.

Занятия проходили вне экипажа, на частных квартирах.

К стр. 95

То обстоятельство, что среди матросов было много сибиряков, помогло мне наладить связи. Я начал с машинных рот и быстро нашел нужных людей. Организационная работа в экипажах протекала успешнее, чем в Гвардейском экипаже, где дисциплина была строже и надзор за матросами бдительнее. Во флотских экипажах было значительно вольнее. Офицерство показывалось только на поверках. Командовали экипажами боцманы. Но матросы их не особенно боялись.

Во флотских экипажах дело наше пошло успешно. Кружков организовалось много. Но матросы были менее дисциплинированы, некоторые были склонны к анархическим выступлениям и нетерпеливо, безрассудно рвались «в бой».

Однажды меня вызвал к себе Владимир — тот студент, к которому я впервые получил явку. У него я застал Николая и нескольких солдат. Это были представители гвардейских полков: Финляндского, Измайловского, Александро-Невского, Уланского и Конно-гвардейского.

Николай сделал короткое сообщение о состоянии политической работы в гвардейских полках. Из-за чрезвычайно строгой дисциплины в этих полках работа налаживалась слабо. Мешала и малограмотность солдат, весьма низкий их культурный уровень. Гвардейские полки комплектовались преимущественно из зажиточной части крестьянства, что весьма затрудняло возможность подбора надежных людей.

Нам было дано указание использовать наши земляческие связи во всех гвардейских полках. Мне поручили работу в трех из них: Преображенском, Московском и Гренадерском.

Земляческие связи действительно помогли мне установить контакт с гвардейцами. В полках я нашел не только сибиряков, но и иркутян и даже двоих односельчан из Оёка. В лейб-гвардии Преображенском полку я встретил иркутянина Знаменского. Когда я попросил его познакомить меня с хорошими ребятами из его роты, он спросил:

— А зачем тебе это?.. А, понимаю, — политический кружок организовать хочешь?

Я даже растерялся было от неожиданности, но, взглянув на его широкое, простодушное лицо, ответил напрямик:

— Хочу. А ты что — против?

— Нет, что ты! Я совсем не против… Наоборот, это будет такая штука!.. Этакое — в роте его императорского величества!.. Это ты здорово придумал! Сам я этим делом заниматься не буду. В семинарии у нас пробовал, но ничего не вышло. Водка мне мешает. Но я подберу тебе подходящего человека. У нас таких людей найти можно. В воскресенье я к тебе в экипаж приведу. Ладно?

— Ладно. Приводи.

В воскресенье действительно ко мне явился Знаменский и привел с собой двух преображенцев. Один из них был унтер-офицер. Поздоровались, посидели, поговорили немного. Потом вышли из экипажа на берег Мойки. Знаменский простился с нами.

— Ну, мне некогда тут с вами. Ухожу.

Унтер-офицер сказал:

— Я заметил, что вы смутились, когда увидели мои лычки. Вы не смущайтесь. Я на Брянском заводе работал и опять туда вернусь.

— Как же это вас в гвардию-то с завода?

— Благодаря моему высокому росту. Долго канитель разводили, но все же включили, да еще в первую роту.

Второй гвардеец был крестьянин из Екатеринославской губернии. Унтер-офицер отрекомендовал его как своего приятеля и человека весьма надежного.

Прохаживаясь по набережной, я рассказал новым знакомым, какие задачи на них могут быть возложены. Оба преображенца охотно согласились подобрать подходящих людей и создать кружки.

Работа в Преображенском полку развернулась успешно. В кружки вошли солдаты из всех шестнадцати рот, всего до шестидесяти человек. Дело пошло настолько хорошо, что во время революционных событий 1905 года полк отказался итти на усмирение рабочих и был заперт в казармах. A в 1906 году, когда революция пошла на убыль, первый батальон Преображенского полка разжаловали в армейский батальон, солдат арестовали и вместе с офицерами поместили в концентрационный лагерь в селе Медведь, где до этого находились пленные японцы.