Надсмотрщик телеграфа Петров не оставлял меня своим вниманием. Учил чистить цинк, медь, разводить купоросный раствор, мыть банки, заправлять их и расставлять по стеллажам. Петров знакомил меня с устройством и назначением элементов. Это было очень интересно. Я уже мог определить, какие банки истощились и вышли из строя, понимал, что такое последовательное и параллельное соединения и для чего они нужны.

Петрову было предложено возглавить экспедицию по прокладке второго телеграфного провода от Киренска до Витима. Он объявил мне, что берет меня с собой.

Эта новость обрадовала меня. Я терпеливо возился с печами, лампами, бегал за плюшками, за водкой.

Петров был аккуратен по службе, всегда трезв и точен. Не допускал ни малейшей расхлябанности в работе. Одет был безукоризненно. От чиновников держался в стороне. Они относились к нему сухо.

— Этот красавчик скоро в механики проскочит, — говорили о нем чиновники.

Меня Петров никогда не ругал за погрешности, а терпеливо поправлял и учил. Говорил он со мной всегда весело, со смешком, как будто ему было приятно со мной разговаривать.

— Вот поедешь со мной, я тебя настоящим линейным рабочим сделаю. Отвяжешься от своих ламп и печей. Настоящим специалистом будешь. А? Нравится?..

Мне, понятно, нравились эти заманчивые перспективы. Быть рабочим-специалистом стало моей мечтой. До сих пор я бился только над одним: как бы избавиться от голода. А теперь, когда мое материальное положение немного улучшилось, Петров пробудил во мне мечты о прочном месте в жизни.

Однажды, беседуя ночью с Демидовым, я рассказал ему об обещаниях Петрова. Демидов задумался.

— Гм… Леонид Петров? Практичный человек, ничего не скажешь. Но себе на уме… Надо выяснить, что он хочет сделать с тобой? Да, пожалуй, хуже того, что есть, не сделает… Я с ним поговорю. А из этой сажи тебе надо вылезать. Два года покоптел, и довольно.

Так прожил я до весны и уехал с Петровым в экспедицию. Жалованье мне было положено тридцать рублей в месяц. Началась новая полоса моей жизни. Это было в 1899 году.

Экспедиция дала мне много знаний и опыта. Жизнь среди множества разнообразных людей, в тяжелом, напряженном труде, в дебрях глухой тайги была для меня чрезвычайно интересной. Я окреп и возмужал. От людей — бывалых ленских мужиков-лоцманов — я набирался житейской мудрости. Бесконечные рассказы на привалах перед костром возбуждали острый интерес. Здесь люди говорили без опаски, как бы снимали с себя все свои покровы и представали перед притихшими слушателями обнаженными. В этих рассказах правда переплеталась с безудержной фантазией, но это придавало повествованиям своеобразную, дикую силу и художественность…

Чем ближе к концу нашей экспедиции, тем подозрительнее и таинственнее делались некоторые ее участники. Многие попросили расчета. Когда я спросил, почему они не хотят дойти до места, до села Витим, они ответили:

— В Витиме у нас много знакомых. Потому входим в него мы с другого конца. Понял, паренек?

Как было не понять…

Домой я вернулся поздно осенью. Теперь я был уже физически сильный и смелый парень, не боявшийся вступить в драку с двумя-тремя противниками, умеющий отличить быль от небылицы.

Заработанные полтораста рублей я отдал сестре. Ее поразила эта сумма. Мы никогда не имели столько денег. У меня появились щеголеватые сапоги, шелковая рубашка, костюм, шляпа. Обрядили меня, как жениха. Сестра действительно хотела, чтобы я женился на Лизе.

Но не сбылась ее мечта.

Петров устроил меня на телефонной станции линейным рабочим. Год спустя я перешел на электрическую станцию инженера Полякова. Это была первая частная электростанция в Иркутске. Жалованья я стал получать уже шестьдесят рублей.

На электрической станции я проработал полтора года. Научился собирать паровые машины, управлять ими, постиг тайны динамо, научился держать в котлах пар, владеть молотком и напильником, шабрить золотники и подшипники.

Еще будучи сторожем на телеграфе, я познакомился с рабочими телефонной станции. Особенно подружился со старшим рабочим Спиридоном Миланским.

Он рассказывал мне о политической жизни страны: о «беспорядках» среди студентов в Петербурге, об их избиении и ссылке многих в Сибирь, о забастовке питерских металлистов. Понемногу он растолковывал мне, почему — все это происходит, чего добиваются студенты и рабочие.

Беседы со Спиридоном многое открыли мне. Жизнь стала интереснее, кругозор мой расширился.

Однажды Спиридон пригласил меня послушать «беседу». В Глазковском предместье, в домике рабочего, собралось человек двенадцать рабочих иркутского железнодорожного депо. Спиридон поздоровался с собравшимися, но меня не представил. На столе стояли водка, пиво, закуски. Но присутствующие не прикасались ни к еде, ни к напиткам.

Когда мы вошли, человек, беседовавший в сторонке с хозяином квартиры, спросил:

— Кажется, все?

— Все, — ответил Спиридон.

— Тогда начнем.

Тут я впервые услышал последовательный рассказ о рабочем движении, о противоречиях между трудом и капиталом, о стачечной борьбе и ее значении, о социализме.

Больше часа мы слушали, затаив дыхание. Я впился глазами в рассказчика и старался запомнить все. «Как много знает этот человек», — думал я.

Когда мы со Спиридоном возвращались с беседы, я выразил опасение, что, пожалуй, не запомню всего, что слышал.

— А и не надо запоминать, — ответил Спиридон. — Надо стараться понять. Когда научишься понимать, тогда все само запоминаться будет.

Так я впервые вступил в политический кружок. Это было в 1901 году.

Недели через две мы собрались у Спиридона. Руководитель кружка на этот раз говорил нам о «Союзе борьбы за освобождение рабочего класса» и его роли. Здесь я впервые услышал о Ленине, о Плеханове и о социал-демократической газете «Искра».

Трудной показалась мне политическая наука. Многое представлялось настолько непонятным и непреодолимым, что я впадал в отчаяние. Но Спиридон посмеивался надо мной и утешал: «Сразу ничего не дается, надо только почаще думать над тем, что услышишь; оно, смотришь, и будет ясно… Вот почитать тебе что-нибудь достану. Маловато литературы-то у нас…»

Через несколько дней он дал мне книжечку, напечатанную на очень тонкой бумаге. На первой странице значилось:

«Задачи русских социал-демократов.

Ленин.

Издание Российской социал-демократической рабочей партии»

— Вот эту книжечку ты внимательно прочти. А что будет непонятно, я объясню.

— А кто ее написал? — спросил я.

— Владимир Ильич Ленин. О нем ты уже слышал на нашем кружке. Мы все у него учимся.

С помощью Спиридона я разобрался в книге. Затем прочитал обращение «Союза борьбы» к петербургским рабочим. В нем раскрылась предо мной грандиозная картина революционной подпольной борьбы.

Я сказал Спиридону:

— Я буду помогать вам и действовать так, как сказано в книжке Владимира Ильича.

Наш кружок собирался редко. Третье собрание состоялось месяца через три. Беседовал с нами уже другой товарищ.

— А где же тот, который раньше занимался с нами? — спросил я Спиридона.

Спиридон только свистнул.

— Поминай, как звали, дружок. Такие люди долго на воле не ходят.

Этим и объяснялось то, что почти каждую беседу проводил другой пропагандист и что кружок собирался так редко.

Я имел уже некоторое представление о рабочем движении, о размахе, который оно получило в 1900 и 1901 годах, о значении Первого мая как праздника рабочих всего мира.

— Тебе будет поручено распространять прокламации среди рабочих, — сказал мне Спиридон. — Ты должен это делать так, чтобы полиция не могла заподозрить тебя. А попадешься — сошлют на каторгу…

Мне было и страшно и радостно от сознания, что теперь я буду настоящим революционером. Угроза каторги меня не пугала.

Через несколько дней Спиридон передал мне пачку прокламаций. Научил, как свертывать их треугольником, как подбрасывать под ворота, как подкладывать рабочим на места их работы.