Напротив Джоан неизвестно откуда возник человек. Серые, исполненные муки глаза незнакомца лучились невыразимой скорбью.

– Да, я тебе друг, однако ты должна действовать, жить дальше, будто меня не существует, понимаешь? – сказал он, продемонстрировав Джоан пустые ладони.

– Нет, – призналась Джоан, – не понимаю.

– Как я спасу тебя, если и сам спастись не могу? – с улыбкой пояснил незнакомец. – Разве не видишь? Спасения нет.

– Тогда для чего это все? – спросила Джоан.

– Как «для чего»? Теперь ты знаешь, что не одинока, – ответил Уилбер Мерсер. – Что я с тобой, рядом, и останусь с тобой навсегда. Ступай обратно. Взгляни им в глаза. Скажи им об этом.

Джоан разжала ладони.

– Ну? – хмыкнул мистер Ли, держа ее на прицеле.

– Едемте, – бросила Джоан. – Едемте в Соединенные Штаты. Сдавайте меня ФБР. Это уже не важно.

– Что же вы там увидели? – с искренним любопытством спросил мистер Ли.

– Не ваше дело.

– Так ведь я все равно узнаю. Из ваших же мыслей.

С этим мистер Ли сосредоточенно, будто прислушиваясь, склонил голову на сторону… и разочарованно, едва ли не обиженно приопустил уголки губ.

– Я бы сказал, негусто, – хмыкнув, заметил он. – Сам Мерсер спокойно, не отводя глаз, заявил, что ничем не в силах помочь вам… и вот за этого человека вы, не говоря уж о прочих, готовы жизнь положить? Определенно у вас с головой не в порядке!

– В обществе умалишенных только скорбным разумом и хорошо, – ответила Джоан.

– Опять этот буддистский вздор! – раздраженно проворчал мистер Ли.

– Дело обернулось весьма интересно, – сообщил мистер Ли Богарту Крофтсу. – Она сделалась мерсериткой буквально на моих глазах. Неявные склонности воплотились в действительность… подтвердив, что прежде, анализируя ее сознание, я не ошибся в оценках.

– Меритана вот-вот возьмут, – заверил Крофтс собственного начальника, госсекретаря Дугласа Херрика. – Лос-анджелесскую телестудию, где и узнал о серьезном ранении Мерсера, он покинул, а чем занялся после, похоже, не знает никто. Домой он не возвращался. Когда местная полиция явилась конфисковать его ящик сочувствия, хозяина, вне всяких сомнений, в пределах квартиры не оказалось. Где сейчас Джоан Хияши? – спросил он, повернувшись к мистеру Ли.

– В Нью-Йорке, под арестом, – отвечал телепат.

– По какому обвинению? – спросил Крофтс у госсекретаря, Херрика.

– Политическая агитация, угрожающая безопасности Соединенных Штатов.

– И арестована одним из виднейших представителей Коммунистической партии Кубы, – с улыбкой отметил мистер Ли, – хотя сей парадокс в духе дзен, несомненно, пришелся мисс Хияши вовсе не по душе.

«Тем временем, – подумалось Богарту Крофтсу, – по всей стране в огромных количествах конфискуют у граждан ящики сочувствия. Вскоре начнется их уничтожение. Не пройдет и сорока восьми часов, как большая часть ящиков сочувствия в Соединенных Штатах, включая и этот, мой, превратятся в груды обломков».

Его ящик так и стоял на столе нетронутым. Сам распорядившийся доставить его, Крофтс ни разу за все это время не отважился к нему прикоснуться, но теперь подошел к ящику.

– Что произойдет, если взяться за ручки? – спросил он мистера Ли. – Телевизора здесь нет, и что сейчас делает Уилбер Мерсер, я себе даже не представляю. Вполне возможно, он вовсе уже – наконец-то! – мертв.

– Взявшись за ручки, вы, сэр, – заговорил мистер Ли, – войдете в… хм-м… не слишком мне хочется прибегать к этому выражению, но, кажется, более подходящего не найти. В своего рода мистическое единение с мистером Мерсером, где бы он ни находился. И, как вам известно, разделите с ним его страдания, но это еще не все. Вдобавок вы причаститесь к его… к его… – Тут мистер Ли надолго задумался. – Нет, «мировидение» здесь не подходит. «Идеология»? Тоже нет…

– К его личному трансу? – подсказал госсекретарь Дуглас Херрик.

– Возможно, – морща лоб, пробормотал мистер Ли. – Хотя нет, «транс» тоже не подойдет. Подходящего к случаю слова просто не существует, в этом-то вся и суть. Этого невозможно описать. Это нужно испытать самому.

– Значит, попробую, – решил Крофтс.

– Нет, – возразил мистер Ли. – Послушайте доброго совета: не стоит. Если мои суждения для вас что-либо значат, остерегитесь. Миссис Хияши проделала это на моих глазах, и я сразу отметил в ней перемену. Вот стали бы вы пробовать паракодеин, когда он сделался популярным в массах безродных космополитов? – в нешуточном гневе добавил он.

– Паракодеин я пробовал, – признался Крофтс, – но он на меня совершенно никак не подействовал.

– А на какой эффект вы, Богарт, рассчитывали? – полюбопытствовал госсекретарь Дуглас Херрик.

Крофтс неопределенно пожал плечами.

– Точнее сказать, я просто не понял, какие резоны побуждают людей глотать его, не боясь привыкания.

С этими словами он наконец взялся за ручки ящика сочувствия.

«Мой ящик сочувствия забрали и увезли, – думал Рэй Меритан, неторопливо шагая вперед сквозь завесу дождя, – а стоит мне появиться дома, меня тоже немедля сцапают».

От ареста Рэя спас телепатический дар: входя в здание, он вовремя уловил мысли полицейских, явившихся по его душу.

Время перевалило за полночь.

«Беда в том, что я слишком известен – особенно после этой, провались она, выходки на телевидении, – рассуждал он. – Куда ни пойди, всюду узнают».

По крайней мере, здесь, на Земле…

«А где же сейчас сам Уилбер Мерсер? – гадал Рэй Меритан на ходу. – В Солнечной системе или где-нибудь за ее пределами, под каким-то совершенно другим солнцем? Возможно, нам – или, по крайней мере, мне – не узнать этого никогда».

Впрочем, так ли уж это важно? Уилбер Мерсер где-то да существует, а остальное – пустяк. Тем более соприкоснуться с ним можно в любой момент, ведь ящик сочувствия всегда под рукой… вернее сказать, был всегда под рукой до начала полицейских рейдов. Но ничего, Меритан нутром чуял: компания, распространявшая ящики сочувствия и прежде предпочитавшая держаться в тени, додумается, как обойти полицейских. Если он на их счет не ошибся…

Увидев чуть впереди, в дождливом мраке, красные огоньки бара, Рэй Меритан свернул к двери и вошел внутрь.

– Послушайте, у вас ящика сочувствия не найдется? – спросил он бармена. – Сто долларов за временное пользование заплачу.

– Не-е, не держим мы тут ничего такого, – ответил бармен, рослый толстяк с густо поросшими волосом предплечьями. – Иди-ка ты, куда шел.

Сидевшие у стойки оглянулись на Рэя.

– Эти штуки теперь законом запрещены, – заметил один.

– Э-э, да это ж Рэй Меритан, – оживился другой. – Тот самый джазмен.

– Джазмен? А сбацай-ка нам, джазмен, серо-зеленый джаз, – отхлебнув пива из массивной кружки, протянул третий.

Меритан двинулся к двери на улицу.

– Погодь, – окликнул его бармен. – Постой-ка, приятель. Топай вот к ним.

Нацарапав на картонной спичечной книжечке адрес, он вручил книжечку Меритану.

– Сколько с меня? – спросил Меритан.

– А-а, чего там… пять долларов, и достаточно!

Расставшись с пятеркой, Меритан сунул картонку в карман и вышел на улицу.

«Уж не в ближайший ли полицейский участок меня отправили? – подумал он. – Но ничего, все равно попробую. Мне бы только ящик сочувствия еще на пару минут…»

Полученный от бармена адрес привел его к старому, здорово обветшавшему деревянному дому в самом центре Лос-Анджелеса. Постучав в дверь, Рэй Меритан замер и прислушался.

Приоткрывшая дверь пожилая толстуха в домашнем халате и ворсистых шлепанцах смерила незваного гостя недоверчивым взглядом.

– Я не из полиции, – заверил ее Меритан. – Я мерсерит. Позвольте воспользоваться вашим ящиком сочувствия.

Дверь медленно отворилась на всю ширину. Еще раз оглядев Меритана с головы до ног, хозяйка, очевидно, поверила ему, но не сказала ни слова.

– Простите, что беспокою в такой поздний час, – извинился Рэй Меритан.