Мда. Вот теперь я уж точно попал.
Неожиданно накатилось полное равнодушие. Мне стало как бы всё равно, что со мной дальше будет. Единственно, было слегка стыдновато перед чудным дедком, похожим на Николая-чудотворца. Ведь свою часть договора я так и не выполнил.
— Генка! — минут через десять опять не выдержал Епифан, — что будем делать?
— Что хочешь, то и делай, — отрезал я, — когда ты все эти шашни с Мефодием затевал, ты со мной не советовался. И когда, словно вор, украл моё тело — тоже. То с чего ты взял, что я буду тебе помогать?
— Я не верю тебе, — медленно произнёс Епифан, — ты молодой, ты жить хочешь. Все молодые хотят жить.
— Жить хочу, — не стал отрицать очевидное я, — но такую жизнь и врагу не пожелаешь. В лучшем случае меня сошлют в заполярные лагеря. А там выживает один из тысячи. Уж лучше пусть расстреляют, чем такая жизнь.
Епифан, очевидно, проникся и затих.
А я задремал.
Ну а что мне было ещё делать? Я ведь даже почесаться не мог.
Не знаю, сколько прошло времени, но мне послышался тихий звук, словно кто-то царапается.
Я сначала даже не придал этому значения — ну царапается, пусть себе царапается. Подумаешь, может, это крыса. Меня, главное, не трогает, и ладно.
Я опять попытался вздремнуть, когда звук повторился и всё более отчётливо.
— Генка, ты слышишь? — обеспокоенно сказал Епифан.
Я не стал отвечать.
Буквально через минуты три звук повторился, ещё явственнее.
— Что-то не нравится мне всё это, — нервно сказал Епифан.
— А ты считай, что это тебя Мефодий освобождать пришел, — сказал я и обидно расхохотался.
Епифан надулся и не ответил.
Звуков больше не повторялось. Ну и ладно. Меня никто не вызывал на допрос. Но и не кормили. Безобразие. Хотя, с другой стороны, сейчас законы были такие, что на разбирательство отводили в лучшем случае одну беседу. А так-то расстреливали направо и налево без суда и следствия. Не думаю, что ради пятнадцатилетнего сироты, причём пойманного на месте преступления, кто-то будет делать исключение. Так что и кормить меня было бесперспективно.
— Генка! — опять сделал попытку достучаться до моей совести Епифан, — а давай договоримся? Ты прочитай то заклинание и освободи меня из твоего тела. А я слетаю к старухе, скажу твоим призракам, пусть идут тебе на помощь?
Я молчал.
— Ну, Генка, — не унимался Епифан, — сам подумай, зачем нам погибать вместе?
— Ну да, по-твоему, лучше тебя выпустить и погибать мне одному⁈ — хмыкнул я, — хорошо придумал. Нет уж, ты начудил, значит, и получишь сполна!
Епифан понял, что ничего не получается и начал мне угрожать. Затем молить. Затем взывать к моей совести. Но я не реагировал. Очень хотелось проучить эту сволочь, которая разрушила всё, чего я добился с таким трудом.
Он ещё что-то там вякал, но я уснул. Последние часы вымотали меня изрядно, да и бессонные ночи и постоянное напряжение тоже сказалось — я так крепко уснул, что проснулся только тогда, как Епифан заорал:
— Мими! Ты что делаешь⁈
Я увидел, как посреди моей одиночной камеры стоит Мими, чуть покачиваясь, и зло шипит на меня, выставив руки с гигантскими когтями, которые ещё больше увеличились.
— Генка! Что она делает⁈ Скажи ей!
— Как сказать? — равнодушно ответил я, — ты заблокировал меня в этом теле и я ничего не могу.
— Если я верну тебе управление телом, ты прогонишь её? — заискивающе спросил Епифан.
— Зачем это мне? Чтобы ты потом снова запер меня? Нет уж. Не буду я тебе ничего помогать. Сам с нею договаривайся.
— Но она же видит, что здесь не только ты, но и я. Со мной она договариваться не будет! — завопил Епифан.
Тем временем Мими подошла ко мне, принюхиваясь. А затем махнула когтями, располосовав мне грудь. Епифан отчаянно завыл и вылетел. Мими бросила мне под ноги куклу и велела:
— Ы!
Я не заставил себя упрашивать, ведь счёт шел на секунды, и скороговоркой прочитал заклинание. Епифана втянуло в куклу.
— Ы! — удовлетворённо кивнула Мими, и схватила куклу, словно сытый кот мышку.
— Генка-а-а-а! Помоги! — завыл Епифан.
— Спасибо, Мими! — от всего сердца сказал я, — ты меня спасла!
Мими согласно кивнула и вышла сквозь дверь, не забыв, впрочем, прихватить куклу с орущим Епифаном внутри.
А я остался в каземате один, с истекающими кровью болючими разрезами на груди. Мне предстояло продумать, как я буду выкручиваться. Выхода из этой ситуации я совсем пока не видел. Но где-то он должен быть.
Прошел ещё примерно час. Я совсем окоченел. Так как ко мне вернулась способность управлять своим телом, то я немного поприседал, затем немного походил по камере, чтобы придать затёкшим конечностям чувствительность. Делать какие-то более активные телодвижения я не решался — грудь ощутимо болела и кровоточила.
Я, конечно, очень благодарен Мими, что она меня избавила от Епифана, но если ко мне до утра не придут — истеку кровью. Хотя если мне уготован расстрел, то всё это уже малосущественно.
И ко мне пришли.
Примерно часа через два сперва появился Моня.
— Генка! — завопил одноглазый, материализуясь прямо из воздуха, — ты живой⁈
— Живой, — я не стал заострять внимание на том, что если я стою посреди камеры, значит живой.
— Там такое творится! — аж подлетая до потолка от перевозбуждения, начал рассказывать он, — это Мими меня сюда прислала!
— А где Енох?
— Он с Мими. Мы решили, что она его хоть немножко слушается, поэтому он остался с ней, а я полетел к тебе.
— И что там происходит? — спросил я, а у самого аж сердце замерло.
— Ну, слушай! — Моню капитально распирало от новостей.
И он мне поведал, что вытворяет Мими, так что у меня даже волосы на голове, и везде, стали дыбом:
— Мими забросила куклу пока тебе под кровать. Теперь Епифан рядом с трупом Зубатова лежит. Любуется. Потом она развесила кишки по всем комнатам в доме. У Люси такая истерика была! А Нюрка так вообще упала в обморок, когда увидела, и её пришлось водой отливать.
— Какие кишки? — побледнел я, — Чьи кишки? Кого вы там уже убили?
— Да ничьи! — хохотнул Моня, — коровьи. Здесь, недалеко, бойня, коров режут и колбасу делают. Ну тебе же она так понравилась.
Я кивнул. Да, местная колбаса пользовалась моим особым уважением.
— Ну и вот! Мими набрала там кишок и развесила по всем комнатам, — продолжал трещать Моня, — можешь себе представить — на карнизах, на лампочках, на стенах такие гирлянды!
— А наши что? — перебил Монины восторги я.
— В панике, — радостно заулыбался Моня.
— Ты главное скажи — они труп Зубатова нашли? — продолжил допрос я.
— Ещё нет! Я же говорю — не до того им! — Моня аж лучился от восторга, — а Кларе, представь себе, Мими налила полную ванную крови. До самых краёв. Там оно выплеснулось и залило весь пол и начало прокапывать на первый этаж. А там, в комнате, сидят такие Зёзик с Гришкой. Ну, выпивают по чуть-чуть, ясное дело и ведут разговоры, как тебя выручать. И тут им на голову прямо с потолка — кап-кап! Зёзик гля такой — кровь. И скопытился. В обморок упал. А Гришка ему на мордень стакан винища плеснул и, пока тот продирал глаза, побежал посмотреть. И Гудкова кликнул. Прибегают, а там море крови! Представляешь? Все побежали посмотреть, а у Клары полная ванна крови! Гудков в неё вцепился, мол, кого ты убила, а она орёт, что ничего не знает. Чуть до драки не дошло. Еле их расцепили.
Он бы ещё продолжил смаковать и рассказывать, когда за дверью послышался шум, лязгнул замок и на пороге показался человек в форме и… Гудков. Он был бледный, глаза ввалились, и на лбу пролегла глубокая складка:
— Капустин! — голосом смертельно уставшего человека сказал он, — ты хоть знаешь, что у нас там происходит?
— Не знаю, — покачал головой я и посмотрел на него честным-пречестным взглядом, — а что там происходит? И почему я здесь?
— Ты не знаешь? — удивился Гудков.
— Понимаешь, Макар, — я придал своему лицу выражение испуга, — я вообще ничего не помню. И ещё. Вот смотри! Не пойму, что это?