— В общем так, — буркнул я, — сейчас пусть Моня летит к детям, в притон ихний и посмотрит, есть там Улька с куклой или нет. А ты, Енох, ищи Мими и пусть несет мне свою куклу. Скажи, что временно это. Потом отдам.
Призраки после моей взбучки только прыснули в разные стороны. Красота.
А я остался с Епифаном-Зубатовым.
— Генка, а ты точно уверен, что у тебя всё получится? — занервничал тот.
— Не нуди, Епифан, — отрезал я, — и так тошно.
Пока решался вопрос с куклой, я сменил перевязку и привёл себя в порядок: помылся, переоделся, чуток отдохнул, как появился сперва Моня, потом Енох.
— Ну что там? — спросил я.
— Улька там не появлялась, — отрапортовал Моня, — пацаны её ищут, но она стопроцентно где-то с куклой запряталась. Пока не наиграется и есть не захочет — не придёт.
— Это да… — вздохнул я.
— Генка, может, ну её, эту Ульку с куклой? — осторожно сказал одноглазый. — Я так понимаю, у неё никогда куклы не было. Пусть играется.
— Да мне же не жалко, — поморщился я, — но только я в магазине две последние забрал. Новые привезут на следующей неделе только. И то не факт. А нам сейчас надо. А то труп Романа протухнет.
— Ну это да… — кивнул Моня.
— Сейчас Мими принесёт куклу, — объявил Енох, эффектно появившись передо мной.
— Отлично! — обрадовался я и ещё раз пересмотрел заклинание на листочке и антизаклинание.
Вроде всё нормально.
Когда Мими отдала куклу, я переместил туда Епифана, схватил её и ринулся на выход. Моня и Енох страховали, чтобы не нарваться на Нюру или ещё кого похлеще.
Но обошлось.
Труп Романа так и лежал в каком-то сарае. По его остекленевшему глазу сыто ползла жирная зелёная муха. И к моему ужасу он действительно уже здорово так протух и начал ощутимо пованивать. Но выбора у меня нет — авось принюхиваться не будут. Всё же Роман у нас в агитбригаде был около лошадей, так что если что, на них списать можно было.
Так я попытался себя успокоить.
— Только ты побыстрее, — взмолился Епифан, когда я перекинул его в труп Романа.
— Угу, — сказал я и посмотрел на полученный результат.
А посмотреть было на что. Роман, с раздувшимися синими губами и разбитой бровью, встал и, неуверенно покачиваясь, постоял немного. Буквально через миг он рухнул обратно. От этого движения старая куртка распахнулась и показались вывороченные наружу рёбра.
— Помоги, Генка, разобьётся же! — взвизгнул Моня.
Я подскочил к Роману и помог ему подняться, морщась от сладковатого запаха. Тот застыл на дрожащих ногах и уцепился за моё плечо.
— Ну как ты? — спросил я.
— В Зубатове было лучше, — пожаловался Епифан, пытаясь застегнуть куртку, — здесь сильно брюхо и грудь тянет, и болит всё. И тошнит. Ох, не могу я, Генка.
— Ну, потерпи немного, — попросил я Епифана. — Чем быстрее ты всё выполнишь, тем быстрее я тебя перенесу обратно.
— Слушай, Генка, его как-то умыть надо, что ли, — осторожно подал голос Енох, он уже перестал на меня дуться. А, может, решил зарабатывать баллы.
— Ты прав, — согласился я.
Вид у Романа был жуткий. Кроме того, я боялся, что его левый глаз может несвоевременно вытечь. Такой он был какой-то, словно вот-вот лопнет.
— Всё, давай, Епифан, иди, — подытожил инструкции я, как только вид Романа стал не столь вызывающе-тухлым.
И Епифан пошел. Моня полетел за ним следом, но на некотором расстоянии, если что будет страховать.
А мы с Енохом остались ждать.
Я сидел на перевёрнутой старой бочке и рассматривал нож, точнее заточку, которую поджарил мне Софроний.
Не знаю, мне показалось или нет, но за время, что я им пользуюсь, вид его несколько изменился — он стал как будто крепче. И изредка у меня складывалось впечатление, что, если смотреть через него на солнце, там словно искорки такие пробегали.
— Что думаешь с Кларой делать, Генка? — без обиняков спросил Енох.
— Да не знаю я, — отмахнулся я, но Енох был в ударе, и его тянуло поболтать на этические темы. Вот и сейчас он не стал молчать и прицепился опять:
— От неё надо избавиться! И срочно!
— Знаю! — раздраженно сказал я.
— А раз знаешь, то почему до сих пор не избавился?
— Потому что не придумал ещё как! — вздохнул я.
— Напиши на неё донос, её сразу заберут. Поедет в лагеря лес валить, — хохотнул Енох.
Я вздрогнул — нет, такой судьбы даже врагу не пожелаешь.
Енох, заметив, что я скривился, быстренько поменял тему:
— Генка, ну когда уже ты со всем этим покончишь, и мы поедем в Париж? — заканючил он.
Я не стал отвечать. Хотя сам задумался. Да, действительно, со всеми этими агитбригадами и перевыполнением культпросветного плана нужно завязывать. Мне дали вторую жизнь и хочется её использовать по полной. А значит сейчас, когда закончится вся эта свистопляска с гастролями — нужно срочно завершить перевод книги Лазаря. Параллельно сдать экзамены в школу и получить аттестат. А после этого я могу делать всё, что угодно. И, скорее всего я действительно поеду в Париж. Правда, перед этим хорошо бы найти миллионы генкиного отца. В Париже с деньгами лучше.
А ещё обязательно надо будет…
Но додумать мысль мне не дали — появился Моня и заверещал так, что я с перепугу чуть с бочки не навернулся:
— Генка! Генка! — вопил он, словно заезженная пластинка, на одной ноте.
— Не ори, Моня, — рыкнул я, слезая с бочки. — Что такое?
— Там колдуны эти Романа вычислили!
— Что значит вычислили?
— Он такой сидел сперва у вокзала на лавочке, а потом к нему один тип подошёл, здоровый такой. Спросил, где он пропал. А Епифан такой сказал, что ездил в Рживец. И что потом его Гудков припряг реквизит таскать. А тот тип спросил, покончил ли он с тобой. А Епифан сказал, что не получилось. И он и тот тип ушли. Я полетел за ними, но там вокруг дома словно пелена и я не смог пробиться. А потом Епифан вышел и пошел по дороге. А к нему пятеро подбежали и начали пинать.
— С Епифаном что?
— Убежал, — отчитался Моня, — Но план провалил.
— Ну не совсем он провалил, — вступился за Епифана возникший Енох, — ты же видел этих мужиков. Опознать сможешь. А это уже ниточка к их шайке.
— Епифан где? — перебил я дискуссию призраков.
— Сюда идёт, — буркнул Моня, недовольный моей и Еноховой реакцией. — Точнее ползёт.
— Значит, ждём, — констатировал я и влез обратно на бочку.
Епифан-Роман появился примерно через полчаса. Он подволакивал ногу и с трудом удерживал голову на шее. Полы крутки крепко сжимал руками.
— Ты как? — спросил я его.
Вид у него теперь стал ещё хуже: губа распухла и почернела, а глаз таки вытек. Руки его не просто дрожали, а ходили ходуном. Кожа на лице и открытых участках тела побагровела, и было даже на расстоянии видно, что с ним явно что-то не так.
На мой вопрос он что-то невразумительно промычал.
— Что? — не понял я.
— Почему с Зубатовым нормально всё вышло, а с Романом прокол? — нечленораздельно промычал Епифан и выплюнул два зуба.
— Потому что ты в Зубатова сразу попал, он испортиться не успел. А Роман почти полдня пролежал в жарком сарае и начал портиться.
— Вот бы в живого человека попасть, — простонал Епифан и мешком рухнул на землю. Руки его при этом разжались, полы куртки распахнулись, и раскуроченные рёбра показались во всей красе.
— Меня сейчас стошнит, — объявил Моня и поторопился ретироваться.
— Где я тебе живого человека возьму⁈ — спросил я.
— Да вон их сколько вокруг ходит! — фыркнул Епифан.
— Для этого его убить надо.
— Ну, так убей, — простонал Епифан, — тебе для товарища жалко, что ли?
— Вот ты сказанул — для товарища, — покачал головой я и продолжил допрос, — ты лучше скажи, где они кучкуются? Рассказывай, что ты выяснил?
— Там, на улице Ленина есть дом, с мезонином и колоннами, — пояснил Епифан-Роман. — Они там почти два этажа занимают. Владеет этим домом, некая Марфа. И она, между прочим — сестра Шарлотты.