— Вы в курсе о гибели шести человек в деревне Хохотуй?

— Н-нет! — но по тому, как она сильно побледнела, сразу стало понятно, что врёт.

— Врёт, — подтвердил Моня.

— И боится, — добавил Енох.

— Не надо меня бояться, — сказал я, — я расследую причины их гибели. И всё выглядит практически один-в-один, как и гибель вашего жениха. Я пришел сюда в надежде, что вы хоть немного поможете пролить свет на эту историю.

Лёля несколько долгих мгновений пристально смотрела на меня, затем нехотя кивнула:

— Я не верю, что он мог наложить на себя руки, — выдохнула она, — Артемий не такой! Он не мог бы!

— Почему?

— Вы знаете, что мы должны были пожениться? Даже заявление в ЗАГС подали. Я уже платье шить начала.

Она всхлипнула.

— Ненавижу бабские истерики, — проворчал Енох, — сейчас начнётся слезогонный концерт. Будешь жилеткой.

— Спроси её, не было ли у него другой бабы? — посоветовал Моня, — она сразу разозлится, начнёт доказывать и перестанет истерить. Иначе это надолго.

— Лёля, а, может, у него появилась другая женщина? И он просто не смог сделать выбор? — спросил я, последовав совету призраков.

— Да вы что⁈ — вскричала Лёля, — Артемий не такой! Он любил меня, понимаете⁈ Любил! Он мне бусы подарил и крепдешин на платье! Такой человек просто не мог смотреть на других женщин!

Она еще минут пять доказывала, что другая женщина в жизни Тарелкина существовать не могла.

— Понятно, — мрачно перебил я. — А перед смертью, вспомните, не было ли у него подавленного настроения? Не говорил ли он о долгах, может быть? Или поссорился с кем-то?

— Нет, — покачала головой Лёля, — всё было как обычно. Он должен был прийти с партсобрания и мы хотели сходить в одной женщине. Она подержанную кровать продавала. Большую. И недорого. Мы договорились сходить посмотреть. Он не планировал умереть!

Она опять разрыдалась.

— Понятно, — опять сказал я, размышляя, что её ещё спросить. Эта ниточка оказалась ложной. Только зря потратил время.

— Спроси её, с кем он общался в последний день. Или за день до смерти? — посоветовал Енох, — может, приходил к нему кто?

Я спросил.

— Никто не приходил, — пожала плечами Лёля. А затем нахмурилась, вспоминая что-то и тихо сказала, — старуха только приходила.

— Что за старухи? — быстро спросил я.

— Обычная старуха, — поморщилась Лёля, — что-то по поводу примуса. Артемий работал истопником, но у него были золотые руки, и он мог починить любой механизм. К нему со всего угла люди ходили чиниться.

— А примус этот где?

— Примус? — вытаращилась Лёля, — а зачем он вам?

— Хочу посмотреть, — сказал я.

Лёля вытащила из-под стола старый примус и протянула его мне.

— А адреса старухи вы случайно не знаете? — ни на что не надеясь даже, на всякий случай спросил я.

— Здесь должна быть бумажка с адресом, — пробормотала Лёля. — Артемий всегда записывал адрес. Клиенты иногда забывали забрать вещи, а потом могли обвинить, что это он долго чинил…

— Я заберу примус, — сказал я, рассматривая неровно нацарапанные строчки на клочке бумаги, — отнесу старухе.

— Она дала только задаток, — сказала Лёля.

— Возможно, это улика, — ответил я, — если она доплатит, я принесу вам деньги. Меня больше всего интересует эта старуха.

— Ладно, забирайте, — вздохнула Лёля, — на самом деле он тут только место занимает.

— И последний вопрос, — посмотрел на девушку я, — вы можете описать, как именно он умер? Место его смерти?

— Он повесился, — Лёлины глаза наполнились слезами, — у себя в комнате.

— Предсмертную записку оставил?

— Нет, — покачала головой Лёля.

— Так, может, он не сам? — осторожно предположил я.

— Дверь закрыта была изнутри, — по щекам Лёли заструились слёзы, — и на лбу потом нарисовано у него было… знак какой-то.

Оставив расстроенную девушку, я отправился к старухе. Хорошо, что Тарелкин был такой педантичный и всё записывал.

Старуха проживала в старой части Хлябова в деревянном покосившемся домишке, который городские власти давно должны были определить под снос, но почему-то не определяли.

— Дом бабы Яги, — хохотнул Моня.

Я постучал.

На стук выглянула старушка, бабой Ягой которую назвать язык бы не повернулся: румяная, чистенькая в накрахмаленном белом платочке с вышитыми синими васильками в уголках.

— Здравствуйте, — сказал я, — я вам примус принёс.

— Заходи, сынок, — заулыбалась старушка, — и примус неси.

Я вошел в пахнущую яблочной сушкой, калиной и зверобоем комнату. Жилище «бабы Яги» было под стать самой старушке, такое же благообразное и весёленькое. На деревянном полу лежали круглые вязанные из лоскутков дорожки, а со стен смотрели суровые портреты вислоусых дедов и строгих женщин в кокошниках и платках.

— Садись на лавку, — велела старушка, — а я пока остальные деньги из сундука достану. А призраки твои пускай снаружи подождут.

Бам-с! Примус выпал у меня из рук. От неожиданности.

— Ну вот, — всплеснула руками старушка, — опять чинить придётся. Уже который раз.

— Расскажите всё, что знаете о смерти Тарелкина, — сказал я, не делая никаких попыток поднять примус.

— Да что тут знать! — вздохнула старушка, подняла примус и водрузила его на небольшой столик сбоку, у печи, видимо для этих целей и предназначенный.

— Всё и по порядку, — уточнил я.

— Да я мало что знаю, — развела руками старушка, — душу продал твой Тарелкин. За золото. Очень уж он деньги любил. А какие деньги у истопника? Сам понимаешь же. Это его и сгубило.

— Подробнее можно? — попросил я. Он всей этой информации аж голова шла кругом.

— Да что подробнее? Это всё, что я знаю, — нахмурилась старушка, — тебе надо его убийц искать. Если ты их, конечно, ищешь.

— А вы случайно не знаете, кто его убийцы? — брякнул я просто для того, чтобы диалог не иссяк.

— Почему это не знаю⁈ Знаю! — ответила она. — Колдун у нас в Хлябове завёлся. Пришлый. И начал он вокруг себя учеников набирать. И они жертвоприношения делают. Человеческие. Да ты и сам всё знаешь.

Я кивнул.

— Ну и вот. Тарелкин тоже там был. В этом их обществе. Но что-то они там не поделили. Ну про результат ты и сам в курсе.

— Вы призраков видите, — сказал я.

— Вижу, — не стала отпираться старушка.

— Но как…

— Да никак! Ты же тоже их видишь. И что с того⁈

— Но…

— Или ты думаешь, что это я Тарелкина твоего укокошила? Так нет. Точнее, если бы я, к примеру, хотела его лишить жизни, я бы просто отравила его. А вешать здорового мужика — тяжело, да и глупо.

— Его невеста говорила, что он повесился в запертой комнате…

— Это да…

— Но как тогда знак?

— А что знак? Колдун этот своего призрака загнал и тот знак нарисовал. Тарелкин в это время уже мёртв был. Твои же призраки тоже могут сквозь закрытые двери проходить. Вот и тот призрак мог.

— Но мои не могут рисовать на лбу знаки.

— А это потому, что ты их не развиваешь, — заметила старушка, — призраки, они же от хозяина энергию тянут. Ты сам не развиваешься, так и твои призраки тоже.

— А как мне развиваться? — спросил я.

— Выполнять свою работу. Чем больше ты всякой нечисти развоплотишь, тем сильнее ты будешь. Ну, и твои призраки тоже, — сказала бабушка. — Хотя я бы не советовала. Там один такой, что лучше бы ты его сейчас развоплотил. А то потом намучаешься.

— Это который?

— Сам разбирайся! — вдруг упёрлась старушка, — я и так слишком много тебе рассказала.

— А вы знаете, где мне этого колдуна найти? — спросил я.

— Нет, не знаю, — покачала головой старушка, — но вот кто-то из помощников его давно уже в вашей Агитбригаде есть. Присмотрись, и выйдешь на колдуна.

— А зачем они у нас? — удивился я.

— Ну вы же сами виноваты, — поджала губы старушка, — ты трупы привёз, потом это убийство в ресторане. Потом один из ваших убитых воскрес и ходит, хотя он мёртвый давно. Чудеса, да и только. Вот колдун к вам своего ученика и направил.