— Ты прав, — задумчиво сказал я, поднял с пола несколько писем и бегло просмотрел их — обычная бабья ерунда, ахи-охи и никакой конкретики.

— Генка! Сюда смотри! — вдруг воскликнул Енох, выныривая откуда-то из-под подоконника.

— Что такое? — я подошел к окну.

— Там, под плинтусом, есть дырка, — сказал Енох, — и в ней какой-то свёрток. Причём положили его недавно.

Я схватил валявшийся столовый нож и быстренько поддел кусок плинтуса. Неожиданно легко тот отошел от стены, и моему взгляду открылась немаленькая такая дыра.

— Там никакая крыса меня не грызанёт за руку? — на всякий случай спросил я.

— Не боись!

— Ну смотри, — скрывая в душе боязнь крысы из тёмной дыры, я заставил себя сунуть руку. Там нащупался какой-то предмет. Я подхватил его и потянул. Он немного застрял в дыре, но я его туда-сюда покачал и таки вытащил на свет божий.

Когда я разорвал упаковку, на пол упали несколько пачек купюр, витая золотая цепочка с массивным кулоном и перевязанная тесёмкой тонюсенькая связка пожелтевших от времени писем.

— Вот это да! — восхищённо сказал я, пересчитывая купюры, — молодец Енох, благодаря тебе мы нашли клад!

— А то! — Енох аж раздувался от гордости. В последнее время более молодой и азартный Моня совсем задвинул его на второй план. От расстройства Енох даже сыпать поучительными библейскими цитатами перестал. А тут такое событие.

— Больше ничего нигде не видите? — спросил я.

Мы уже находились тут достаточно долго и пора бы уже сваливать, а то соседи вернутся, и будут очень удивлены моему визиту.

Домой я возвратился уже ближе к вечеру.

Наши ещё не вернулись с лекций. Во дворе возился Жорж. Он занимался лошадьми.

— И главное, я ему такой говорю, ты пиво будешь? А он мне отвечает… — послышался его весёлый голос.

Я удивился — неужели Жорж разговаривает с лошадьми? Вроде он всегда был скептиком.

— С кем это он? — Моня жаждал вернуть себе приоритет после реванша Еноха и метнулся к сараю, где были лошади.

Не успел я подойти поближе, как он вернулся и выпалил:

— У него там, внутри сарая, какой-то человек сидит.

— И что он делает? — спросил я, — просто сидит?

— Нет. Хомут чинит, — заявил Моня.

Странно. Конская упряжь у нас рвалась регулярно, так как агитбригада всё время ездила туда-сюда. И Жорж наблатыкался чинить её самостоятельно и у него это получалось достаточно ловко. А вот зачем приглашать чужого человека? Хотя, может, там что-то существенное случилось?

— Привет, Жорж! — громко, от порога, поздоровался я (а то мало ли, вдруг у них тут секретные разговоры, а тут я припёрся).

— Генка, ты? — раздался с другой стороны голос Жоржа. — ты где весь день шляешься? Тебя Клара раза три искала. Заманала сюда бегать и всех подозревать.

— Подозревать? В чём?

— Что мы тебя прячем, — хохотнул Жорж, — ты видел вчера, как она Шарлотту по столу за волосья возила?

— Ага, — сказал я и уставился на незнакомца, который действительно сидел на перевёрнутом корыте и чинил хомут. — Здрасьти.

— Дарова! — белозубо улыбнулся мне незнакомец, впрочем, не отрываясь от ремонта хомута.

Был он черноволос, смугляв и сильно напоминал цыгана.

— Я — Генка, — сказал я, и выжидательно уставился на незнакомца.

Но тот сверкнул крепкими белыми зубами и продолжил работать.

— Генка, знакомься, это — Роман, — сказал Жорж. — Он будет пока у нас трудиться.

— Что? — удивился я. — В смысле трудиться?

— Будет ухаживать за лошадьми и фургонами, — ответил Жорж.

— А ты?

— А я — артист. Буду выполнять цирковые номера, — усмехнулся Жорж.

Мы еще перекинулись парой ничего не значащих фраз, и я ушел к себе на квартиру.

— Ну ничего себе! — сказал я удивлённо, как только дверь квартиры закрылась, и я рухнул на кровать, прям так, как был, не раздеваясь.

— Ты чего? — спросил Моня.

— Да удивляюсь, — ответил я задумчиво, — что-то в последнее время у нас в агитбригаде слишком много новеньких. Причём таких, без которых, в принципе, легко можно обойтись. Прямо проходной двор, а не творческий коллектив.

— Ты о Романе? — спросил Енох.

— И о Шарлотте тоже, — ответил я.

— Ну, Шарлотта хоть поёт красиво, — не согласился со мной Енох. — И жопка у неё ничего так. И остальное…

— Её пение к репертуару Агитбригады никак не относится, — покачал головой я. — Это примерно выглядит, если бы монашку в Мулен-Руж танцевать запустили. Только наоборот.

— О! Ты знаешь Мулен-Руж? — уважительно спросил Енох.

— Да так, бывал там, пару раз, — неопределённо махнул я рукой, не став уточнять в каком году и в каком мире.

— Всё сходится… — вдруг задумчиво выдал Моня, до этого молчавший.

— Что именно? — рассеянно спросил я.

— Помнишь, в ресторане, когда все ушли, дознаватель сказал, что один из подозреваемых — ты?

— Что-то такое припоминаю, — поморщился я, — а что такое?

— А то! — воскликнул Моня, — кто-то из этих двоих внедрён сюда, чтобы следить за тобой. Так что будь осторожен, Генка!

— Да ладно тебе! — хмыкнул я, — не такой уж я большой человек, чтобы ради меня аж двух людей под прикрытием сюда внедрять. Проще было меня на допрос вызвать.

— Значит, хотят тебя застукать на горячем, — подхватил животрепещущую тему и Енох. — Или же ловят не только тебя.

— Да! Ведь по первой версии Виктор Зубатов тоже под подозрением.

— Надо будет Епифана предупредить, — сказал я, и добавил, посмотрев на Моню. — ты бы в квартирку Шарлотты слетал. Посмотрел там. Вдруг что-то интересное среди её вещичек найдёшь. И мне потом расскажешь.

Моня упорхнул, а Енох тут же пристал ко мне по поводу Мими.

— Это же девочка, ребёнок, — сварливо сказал он, — ей скучно одной. Ты видел, как она с Улькой игралась?

— Видел, — буркнул я.

— Ну вот…

— И что ты предлагаешь? — зевнул я и спросив, лишь бы Енох отцепился.

— Здесь есть два варианта, — сказал Енох, — Либо помочь Мими стать нормальной, либо найти ей подружку. Та же Улька…

— Ты с ума сошел! — отрезал я, — ни то, ни то, я делать не буду. Всё. Тема закрыта!

— Но Генка…

Не успел Енох закончить фразу, как дверь со стуком распахнулась и в мою квартиру ворвалась Клара.

— Вот ты где! — возмущённо заорала она прямо с порога, — ты где весь день шляешься⁈ Прятался от меня⁈

— В город ходил, — буркнул я, досадуя, что забыл запереть дверь, — по делам.

— Ты видел⁈ Видел⁈

— Что?

— Это ты во всём виноват!

— В чём?

— В том, что Виктор перестал меня любить! — зло выпалила Клара. — Верни его назад! Сделай так, чтобы он от меня не отходил!

— Э, нет, — покачал головой я, — мы с тобой так не договаривались. Ты просила приворожить его. Я сделал это. А дальше — ты сама. Никто тебе не доктор, что он охладел.

— Но…

— Значит, ты сама виновата.

— Почему это я виновата⁈ — взвилась Клара.

— Потому что поласковей надо быть. А ты только орёшь бегаешь. Уже всех против себя настроила в агитбригаде.

— Я не виновата, что он…

— Виновата! — резко прервал её я, — ещё как виновата! Видать ты не только сердита на него всё время. А ещё и в постели, небось, как бревно!

— Ты не понимаешь!

— Всё я понимаю! — вызверился я, — посмотри на себя! Ходишь, как чучело! У тебя мужик появился, так ты бы хоть платье какое красивое для него надела, глаза накрасила, волосы завила. Но нет, ходишь чушкой и крайних ищешь!

— Я не ищу!

— А кто вчера Шарлотту по столу возил? Вот зачем было? Что она тебе сделала?

— Да ты… — аж задохнулась от негодования Клара, — да ты же сам видел. Как Зубатов с ней целовался.

— Да, видел! — рыкнул я, — но ты же сама его выгнала и всяких гадостей наговорила. Вот он и пошел искать утешения. А Шарлотта поулыбалась, сама ласковая, вот сердце у него растаяло.

— Слушай, Генка! — губы у Клары задрожали, — я поняла. Надо быть ласковой. Но только он ко мне даже не подходит. И не смотрит. И не отвечает мне! Генка! Вени его! Я больше его не упущу!