Профессор Вейкарт является научным сотрудником «Института Дискавери» и, судя по всему, искренне верит в «разумный замысел». Он имеет на это полнейшее право, но мне хочется спросить: а не вызвано ли его упорное желание выставить Дарвина и дарвинизм «центральным компонентом нацистского мировоззрения» (цитирую с упомянутого сайта) его собственными креационистскими убеждениями? Если это так, то перед нами очередная попытка тихой сапой подорвать доверие к эволюционной биологии, представив ее источником опасности для морали. Старинный полемический прием, которым пользовались самые первые критики «Происхождения видов». Все это мы уже видели, все это проходили. Какой там Тацит!

Но попробуем все же погрузиться в этот вопрос поглубже.

Как признает сам профессор Вейкарт, разобраться в сумятице мыслей, царивших в голове юного Адольфа Гитлера, и в том, откуда они взялись, крайне непросто. Несмотря на то что биография его изучена весьма подробно, большинство доступных историкам сведений о его молодых годах «отрывочные, недостоверные или косвенные»{261}. Он сам почти не указывает, кто конкретно повлиял на его мировоззрение. Мемуаристы, знавшие Гитлера в его венский период, вспоминают, что он часами пропадал в публичной библиотеке, читая книги самых разных авторов, от Данте до Ницше. Но, повторюсь, нет ни единого свидетельства в пользу его знакомства с сочинениями Дарвина. Гитлер, знавший о дарвинизме из вторых рук, подошел к эволюционной теории чисто утилитарно, взяв из нее очень немногое, только то, что ему было нужно. В первую очередь – концепцию борьбы за существование. Казалось бы, вот оно, самое очевидное доказательство вины Дарвина, но не будем спешить с выводами.

Гитлер был маньяком борьбы, восхвалявшим все ее мыслимые формы (включая и войну). Он видел в ней главный закон, управляющий судьбами мира и человека и делающий человечество сильнее. Гитлеру был ненавистен мир, который в его милитаристском мышлении был путем в никуда, тупиком, деградацией{262}. Заглавие самого известного его сочинения, книги «Майн кампф»[2], переводится как «Моя борьба». В ней Гитлер не скупится на дарвинистские, на первый взгляд, выражения, рассуждая об аристократическом законе природы, о победе высших рас и индивидуумов над низшими, о том, что последние самой природой вещей обречены на вымирание. Но кто послужил источником этой маниакальной увлеченности борьбой? Дарвин? Или, может быть, Фридрих Ницше, столь же превратно и односторонне понятый нацистами? Скорее всего, какой-нибудь давно забытый социал-дарвинист. Указать конкретный источник вдохновения едва ли возможно, ведь мысль о том, что в природе царит кулачное право сильного, была общим местом в социал-дарвинистских теориях. Да, Гитлера околдовала идея вечной борьбы. Но понимал он этот всемирный «кампф» совсем иначе, чем натуралист Дарвин, для которого борьба за существование вовсе не обязательно означала жестокую и беспощадную схватку (см. главу 4). Кстати говоря, на 800 страницах «Майн кампф» борьба за существование как точный термин упоминается всего дважды, и это притом, что слово «борьба» во всевозможных сочетаниях встречается почти на каждой странице{263}.

Но что эти соображения для критиков, рассуждающих прямолинейно: если Гитлер, захлебываясь от восторга, пишет о законе борьбы, то, разумеется, он имеет в виду дарвиновскую борьбу за существование. Теоретически это возможно, но практически маловероятно.

Смысл и назначение «дарвинистских» высказываний Гитлера нельзя понять правильно, не учитывая особенности аудитории, к которой он обращался. Как политик, он стремился увлечь массы и сделать их покорными своей воле, а значит, должен был уметь говорить на понятном и близком им языке. Германия начала ХХ столетия – страна образованных людей, с уважением относившихся к научному знанию. Поэтому Гитлер и его сподвижники при случае охотно апеллировали к достижениям естественных наук.

Ханна Арендт пишет:

«Массы, потерявшие свое место в мире», о которых пишет Арендт, это немцы времен Веймарской республики, пережившие унизительное поражение в мировой войне и жестокий экономический кризис, ищущие виновных и грезящие о возвращении былого величия страны. Этими умонастроениями Гитлер сумел виртуозно воспользоваться. Но он был не ученым, а искушенным демагогом и популистом, мастером зажигательных речей, приводивших в экстаз его поклонников. Как всякий опытный ритор, Гитлер достигал своих низменных целей, манипулируя массами. Он искусно задевал самые разные чувствительные струны и апеллировал больше не к рациональному мышлению, а к комплексам, фобиям и религиозным эмоциям своих читателей и слушателей. Это помогало ему внушать основы нацистской идеологии, «зомбировать» аудиторию. При необходимости он легко переключал регистры и вместо наукообразной начинал использовать, например, христианскую риторику{265}. Она весьма красноречива. Гитлер утверждал, что человек есть существо, сотворенное по образу и подобию Божьему, и что все, кто думает иначе, ополчаются на волю Всевышнего{266}. Это дарвинизм? Ничуть – обыкновенный креационизм. И это сказано не вскользь, не ради красного словца.

Гитлер и другие идеологи национал-социализма отвергли важнейшую для дарвинизма идею о происхождении человека от животных предков, и вот почему. Их отношение к «высшей арийской расе» исполнено священного трепета. Они утверждали, что «арийские добродетели» испокон веков присущи их носителям и никак не могли быть унаследованы от какой-нибудь «низшей расы»{267}. Фактически они отрицали то, что человеческие расы возникли в ходе эволюции. Тем более нацистам претила мысль о возможности происхождения «белокурой арийской бестии» от «вонючего и безобразного» обезьяноподобного предка. В следующей главе я расскажу о приключениях мистера Дарвина в стране большевиков, о том, как в Советской России из него сделали интеллектуальную икону и окружили (правда, больше на словах, чем на деле) невиданным в других странах почитанием. В нацистской Германии к Дарвину относились без особенного пиетета. Его эволюционную теорию преподавали в немецких университетах, но адепты национал-социализма вслед за своим фюрером провозглашали божественное происхождение человека. В Германии работали десятки первоклассных эволюционистов, сумевших продолжить свои исследования при нацистском режиме, но нашлось и немало биологов, яростно нападавших на дарвинизм, доказывая, что он противоречит «народно-биологической позиции национал-социализма»{268}. По подсчетам историков, 58 % немецких биологов были членами Национал-социалистической немецкой рабочей партии (НСДАП), но лишь немногие вступили в нее по идейным соображениям, до прихода Гитлера к власти{269}. Такие считались наиболее твердыми в их нацистской вере. Большинство же ученых «мимикрировало», приспосабливаясь к новой обстановке в стране, чтобы обеспечить себе спокойное существование и возможность работать. Это, конечно, не относится к биологам еврейского происхождения, вынужденным бежать из страны.