Листая пожелтевшие страницы английских журналов Викторианской эпохи, читатель находит одни и те же мотивы и перепевы, уже знакомые нам по письму Седжвика Дарвину:

Рис. 2.3. Вот так иллюстратор английского юмористического журнала Punch (1871) представлял себе «эволюцию» птицы из человека

А многочисленные юмористические журналы преподносили своим читателям идею эволюции в совсем уж карикатурном, донельзя искаженном виде (рис. 2.3). Благодаря прессе такие термины, как «естественный отбор» и «борьба за существование», прочно вошли в лексикон образованных британцев{96}. Но вряд ли все понимали их так же, как сам Дарвин и его сторонники из числа профессиональных биологов.

Прочитав рецензию Лейфчайлда, Дарвин написал Хукеру, что она его «немного огорчила» ("I was a little chagrined"). Позвольте усомниться в этом «немного». В конце того же письма автор предполагает, что анонимный рецензент «сам сжигать меня не будет, но припасет дров для костра и направит черных бестий на мой след». «Черные бестии» – это священнослужители (намек на цвет их одеяний){97}, в те времена еще влиятельные и опасные для инакомыслящих. Сам Дарвин, подобно своему отцу, публично собственные религиозные взгляды не обсуждал. Он ни в коем случае не был радикалом и принимал те условности, которые накладывало на него британское общество, включая уважение к религии как «полезному» общественному институту. Викторианская Англия ставила знак равенства между атеизмом и безнравственностью, требуя от членов общества хотя бы внешнего уважения к церкви и ее обрядам. Во второе издание «Происхождения» Дарвин добавил упоминание о Творце. Оставалось оно и в последующих прижизненных изданиях. Сам ученый признавал это уступкой общественному мнению.

Я намеренно не упоминаю здесь о тех возражениях, которые выдвинули против теории Дарвина его коллеги-натуралисты. Место им в следующей главе. Скажу только, что Дарвин очень редко и неохотно участвовал в публичной полемике вокруг своих научных идей, предоставляя биться за них соратникам, обращенным в «эволюционную веру»{98}. Сам же он спокойно жил в Дауне, а издательство Марри с периодичностью раз в 2–3 года выпускало его новую книгу. Поздние сочинения Дарвина были посвящены разным вопросам, но, по сути, вращались вокруг все той же эволюционной темы:

Я специально привел здесь полный перечень значимых публикаций с указанием их объема. Кроме них было еще и множество относительно мелких статей и заметок. Работоспособность Чарльза Дарвина даже на восьмом десятке лет поражает воображение. Успех «Происхождения» сделал его коммерчески успешным автором. Росли тиражи, росли гонорары. За первое издание «Происхождения» он получил от Марри 180 фунтов, а за второе – уже 636 фунтов, 13 шиллингов и 5 пенсов. Последняя монография Дарвина о дождевых червях за неполных три месяца разошлась в семи тысячах экземпляров, и сразу же потребовалось новое издание. Несмотря на все усилия критиков, печатный станок и всеобщая грамотность работали на Дарвина.

Уже в 1868 г. один из английских ежемесячников, рассчитанных на образованную аудиторию среднего класса, признал, что «практически все люди, достаточно квалифицированные, чтобы составить свое мнение, убеждены в существенной правоте (substantial truth)» дарвинизма{99}. С этим нехотя соглашались и консервативные издания. Дарвин одержал победу над английским общественным мнением, его теория распространялась по Европе и Северной Америке. Многим тогда казалось, что в могилу он сошел триумфатором. Но на самом деле история дарвинизма только начиналась.

Исследователи фольклора хорошо знают, что сюжеты сказок и легенд, созданных разными народами мира, иногда удивительно сходны, как будто взяты из одного первоисточника. Это бывает даже в тех случаях, когда их безымянные авторы жили на разных континентах и потому заведомо не могли ничего заимствовать друг у друга. Сказочный герой, стремясь достигнуть заветной цели – жениться на принцессе, добыть золотое руно или Кольцо Всевластья, – непременно должен пройти череду опасных испытаний. Ему оказывают помощь разные волшебные животные или неодушевленные предметы, но и враги не дремлют. Герой сказки оказывается то в темнице, то в заколдованном лесу, а то и просто гибнет, чтобы быть потом воскрешенным живой водой. Однако все его мытарства обязательно хорошо заканчиваются, добро побеждает. Испытания героя имеют существенное значение: без них просто нечего рассказывать и некому сопереживать. Сюжет строится на преодолении угроз и опасностей, и чем они страшнее, тем лучше, потому что оттеняют силу и отвагу сказочного персонажа.

Нечто подобное случилось и с вполне реальным героем моей книги, первый акт посмертной биографии которого получил у историков название «затмение дарвинизма»{100}.

В период с 1880 по 1930 г., то есть добрых полвека, теория Дарвина подвергалась массированной критике, и так успешно, что многие биологи в то время фактически отказались ее поддерживать. Тот, чье имя еще недавно произносилось с таким пиететом, казалось, был обречен на скорое забвение. Спустя полвека после кончины Дарвина многие полагали, что скончалось и его детище, окончательно сданное за ненадобностью на съедение архивным мышам.

Это изменение отношения к Дарвину и дарвинизму хорошо прослеживается по высказываниям современников. В 1870 г. новый научный журнал Nature был очень оптимистичен: